По расстоянию, оставленному за хвостом, приближался Алтуп - скорость в
МИГаре понятие относительное...
Герман выключил прибор невидимости, запросил посадку, встал на радиопривод
и через пару минут уже катился по бетонке с распущенным хвостом - тормозным
парашютом. Согласно инструкции, он не имел права покидать кабину, потому
поздний и обильный ужин запросил на борт и теперь, сдвинув фонарь, дышал
вольным, чистым воздухом - самолет загнали на дальнюю стоянку и поджидая,
когда соотечественники и монгольские братья заправят и обслужат "левую"
машину, с удовольствием и тигриным аппетитом пожирал какое-то мясо с
овощами и еще с чем-то, что в темноте не разглядеть. Пища была тоже левая,
наверняка из солдатской столовой, не совсем прожаренная, и потому самую
лучшую косточку он догрызть не успел. В кабину засунулся русский техник (а
может, и сам секретный резидент, обеспечивающий перелет), сказал
полушепотом:
- Полный порядок, запускайся и выруливай без команды.
Шабанов отдал ему судки из-под ужина, однако недоеденную косточку завернул
в пакет и спрятал в карман.
- Ну, тогда - хоп!
И опять взлетел в ночное, непроглядное от туч небо. Пробив сплошную
облачность и оказавшись под звездами, он положил машину на курс, включил
"Принцессу" несколько раньше, чем полагалось - резко исчезать с экранов
хоть и гражданских локаторов, значит, вызвать тревогу или подозрения - и
решил довершить начатый ужин, а уж потом забираться в ледяную синеву. Он
благополучно догрыз косточку, засунул ее в карман и напился: аккуратные и
запасливые пустынные жители - монголы заправили питьевой бачок. И внезапно
опять увидел летающую тыкву!
Она неспешно выписала круг перед МИГарем, скользнула вниз и, почти касаясь
обшивки, проплыла к хвостовому оперению и там застряла. Тут уж стало не до
разговоров с мнимыми инопланетянами, отчего-то детский знобящий страх
охолодил затылок и стянул кожу на макушке.
Шабанов опустил стекло гермошлема и закряхтел от перегрузки - так легче
переносилась тяжесть в теле. Не зря рожениц заставляют кричать...
Через двадцать секунд глаз, привыкший постоянно считывать показания
приборов, вдруг зацепился за бортовой компас.
Взлетая с бывшего советского аэродрома в Алтупе, он взял курс строго на юг,
на Гуйсан, а тут обнаружил, что летит в обратную сторону, то есть на север
- на Орог. Не веря такому чуду, Шабанов протестировал исправность прибора,
убрал тягу и сделал боевой разворот. Маршрут был абсолютно новым, не
изведанным, и все равно подобного просто быть не могло, даже если учесть,
что увлекся ограблением НАЗа. Естественно, он не засек время, сколько летел
обратным курсом, посчитал, что минут пять, и чтобы исправить положение, он
запросил собственные координаты через спутниковую систему ГПС -
автоматическую службу космической ориентации, короче, круизконтроль в
земном понимании, и через минуту получил подтверждение, что движется в
пространстве куда надо с незначительным отклонением.
Пересечение рубежей следовало проводить на должной высоте, то есть на
условленных двадцати восьми тысячах, и Шабанов, подбросив газу, взял ручку
на себя. МИГарь был хорошо обкатанным, новые движки тянули отлично, и
вообще машина ему нравилась, если бы конечно, не запах в кабине, от
которого спасала лишь кислородная маска. Через две-три минуты, не будь
"Принцессы", его должны были обнаружить наши локаторщики ПВО, оставленные в
Монголии, затем китайцы, однако небольшой по размерам прибор укрывал его
так надежно, что земля хранила полное молчание. Шабанов включил станцию и
стал слушать эфир: что там говорят доблестные защитники воздушных рубежей?
Минуты эти проскочили быстро, зарево заката угасло, и небо заискрилось от
крупных звезд - земля молчала: похоже, противовоздушный щит дружественных
стран был дырявым как решето. Герман выдержал паузу еще в пять минут и
вышел в эфир. Грубо дразнить этих гусей было не безопасно, поэтому он
схулиганил осторожно, не называя своего позывного, поприветствовал
доблестных и недремлющих стражей мирного неба на английском - пусть
поломают головы!
Стражи не отвечали, возможно потому, что в тот час начиналась гроза -
огненные сполохи высвечивали поверхность туч, иногда надолго зажигая
негаснущие, как дуговая сварка, молнии. На земле шел дождь, а здесь, под
звездами было минус шестьдесят два. Перед тем как войти в коридор и махнуть
через китайское воздушное пространство, он еще раз сверил курс с
"круизконтролем" и, удовлетворенный, расслабился. До гражданского аэродрома
в Гуйсане оставалось час двадцать две минуты, а топлива еще на час сорок
две, так что полет в обратную сторону обошелся безболезненно.
Дружественная и невоинственная Монголия, укрытая облаками, пасла своих
лошадей и овец на свежей зелени и было ей наплевать, кто там над ней летит;
китайцы все поголовно спали в своих фанзах, и им снились вкусный рис,
Конфуций и Великая Китайская стена. С земли не доносилось ни звука, эфир
казался чистым и непорочным, как строгая дева на выданье. Скоро гроза
осталась позади, внизу немного развиднелось, однако в малонаселенных
первозданных степях не было ни огонька - одно удовольствие лететь над
спящими самодостаточными странами.
Шабанов летел по прямой и отдыхал над страной овец и резвых скакунов,
однако перевалив условную границу Монголии, начал делать первые петли.
Мудрые китайцы, видимо, следовали древней истине, что прямой путь не всегда
бывает самым коротким, и задавали коридоры более чем странные. Желтые
братья давали коридор над своей территорией для перегона авиатехники и даже
гарантировали заправку в воздухе, однако Шабанов был предупрежден: ни под
каким предлогом не принимать помощи ни в каком виде, не отвечать на
возможные провокации, а двигать своим курсом и ни на что не обращать
внимания и обязательно с включенной "Принцессой". Даже если рядом появятся
самолеты сопровождения и начнут диктовать новые условия полета или вовсе
попытаются посадить. Герману не объяснили логику такого поведения китайских
властей, но скорее всего, она в подобных действиях присутствовала. Восток -
дело тонкое...
А посадка и дозаправка только в Гуйсане, в особом, Тибетском автономном
районе, где есть какие-то договоренности, такие же люди, как в Алтупе, и
где, по уверению маркитанта из Росвооружения, никто не посмеет пальцем
тронуть.
По другим маршрутам вообще можно было схлопотать "стингера" в задницу...
Если бы не эти заячьи скачки, топлива хватило бы до места и не было нужды
еще раз садиться. После семидесяти минут полета он снизил машину до девяти
тысяч метров, выключил "Принцессу" и стал повторять мысленно фразы на
китайском - его МИГ уже должен был появиться на экранах гражданских
локаторщиков Гуйсана, где ситуацию контролирует свой человек.
Прошло три минуты, пять, восемь - земля не хотела говорить ни на русском,
ни на другом языке. Внизу справа проплыли огни Бат-Арла - населенного
пункта, лежащего почти точно по курсу, и, отметив его по времени, Герман
решил еще раз проверить точность маршрута: через три с половиной минуты на
горизонте должны возникнуть огни Орум-Па. И они возникли - значит, все
правильно! Теперь доворот на пятнадцать градусов и он выходит точно на
Гуйсан.
А он молчит! И становится смешно и тревожно...
Ладно, пропустили ПВОшники из-за грозы, но где наш человек, отвечающий за
прием на земле?
И где сам Гуйсан?...
Герман во второй раз сделал поправку на пять минут по расчетному времени,
однако гражданский аэродром так и не объявился. Эфир по прежнему хранил
свою девственность...
Еще через полторы минуты Шабанов уже был над территорией сопредельного
государства, если верить расчетам бортового компьютера. Он-то не врет!
Считает себе своими электронными мозгами и считает, и ему все равно, что ты
чувствуешь.
Надо было выходить из коридора, ведущего в никуда и снижаться: ему вдруг
пришло в голову, что внизу, возможно, сплошная облачность и потому не видно
огней, а тучи в ночном полете имеют обманчивую форму. Герман уронил машину
почти в пикирующий полет до состояния невесомости - хоть снова принимайся
грабить НАЗ - и чем ниже падал, тем явственнее ощущал, что небо здесь
чистое, безоблачное и что под ним действительно открытая земля, только
темная, необжитая, чего быть не могло! На высоте полутора тысяч он вывел