дерево.
Своего голоса он по-прежнему не слышал, однако резкий хлопок выстрела
словно пробку в ухе пробил, и отдача была чувствительной, реально запахло
сгоревшим порохом.
???
черный зрачок, откуда выкатилась мутная слеза сока...
Нет, не сон! На выстрел примчался с хутора пес, тявкнул пару раз, обнюхал
все вокруг и, не обнаружив причины тревоги, также быстро удалился. Шабанов
потянул конец жгута и стал осторожно высвобождать руку. Кольцо по прежнему
было на безымянном пальце, и чека в виде спирального, проволочного ободка
стояла на месте, внутри разъема.
Разогнать кровь в одеревеневшей кисти оказалось непросто, и еще труднее -
освободиться от кольца, врезавшегося в распухший, как сосиска, безымянный
палец. Зажав "Принцессу" между ног, Герман принялся растирать его и в этот
миг заметил среди поленьев что-то зеленое. Он уже знал, что это, но не
верил глазам. А точнее, не хотел вновь погружаться в болезненную,
нескончаемую череду сновидений.
Однако кружка из-под парного молока оказалась реальной, как запах выстрела:
на стенках осталась и теперь чуть сгустилась и подсохла белая пенка...
- Ганя, Агнесса, - вслух произнес он, мгновенно вспомнив самый первый сон,
и тотчас принял решение - бежать!
Так и не приведя обескровленную руку в чувство, Шабанов поднял жгут и стал
привязывать ее к "Принцессе" - иначе не унести, не держат пальцы. Дважды
обернув прибор и кисть, он натянул резину и попытался завернуть такую же
петлю, как была - ничего не получалось! Жгут или проскальзывал и тут же
расслаблялся, или натягивался так, что даже пальца не просунуть. Тогда он
склонился и зубами принялся вязать обыкновенный узел.
А когда оторвался от этого занятия и поднял голову, обнаружил, что перед
ним стоит раскосая девочка с хутора и держит в руках деревянный поднос с
кружкой молока и горбушкой, хлеба...
Она улыбалась, показывая крупные, выпирающие зубы - эдакий китайский
болванчик, готовый все время кланяться.
- Спасибо! - с откровенной радостью сказал Шабанов. - Ты самая лучшая
девочка на свете! Тебя как зовут?
Хуторянка не отвечала и все улыбалась, рассматривая Германа с детским
любопытством, как если бы перед ней сейчас сидел какой-нибудь диковинный,
прирученный и все-таки еще опасный зверь. Пришедший вместе с ней чау-чау
стоял у ног хозяйки и тоже молчал.
- А, ты не понимаешь по-русски! - он отхлебнул молока, потом откусил хлеба
- есть одной рукой было неловко,, постучал себя в грудь. - Герман! Герман!
А ты?
Девочка натянула губы на зубы, что-то произнесла, и Шабанов понял, что
разговора не получится: в ушах беспрерывно дребезжало и слух воспринимал
лишь громкие звуки - лай собаки, выстрел...
- Я плохо слышу! - объяснил он. - Говори громче!
Она продолжала улыбаться - не понимала! Тогда он указал на нее пальцем.
- Ганя? Агнесса?
И сам тут же подумал: какая Ганя, если она похожа на китаянку? Скорее,
будет что-нибудь вроде Синь, Ман, Чан... Доедая хлеб с молоком, Герман
догадался тоже угостить ее и достав из "малямбы" шоколадку, протянул
хуторянке.
- Это тебе! Возьми!
Из-за этой постоянной улыбки было не понять, обрадовалась она или нет,
однако взяла шоколад, посмотрела обертку и спрятала в карман коротковатой
вязаной кофты. Шабанов допил молоко, поставил кружку и поклонился.
- Очень вкусно, спасибо!
Девочка подхватила поднос, улыбнулась еще шире и пошла, оглядываясь на
Германа, и в это время ему на глаза попала зеленая, эмалированная кружка.
- Эй! Эй, погоди! - закричал он. - Возьми, забыла! На!
Хуторянка замедлила шаг и вдруг отрицательно помотала головой - не хотела
брать.
- Как же? Твоя кружка! Вчера оставила!.. Она показала свою, алюминиевую, в
которой приносила молоко, и засеменила дальше. Шабанов остался сидеть с
пустой кружкой в руках, вновь обескураженный и возвращенный в нереальные
события сна. И тут же пожалел, что не подумал о последствиях и сделал
ответный добрый жест - подарил шоколадку: если охота за "Принцессой"
продолжается, то обертка может стать доказательством, что он ночевал тут,
возле хутора.
- Бежать! - он влез в лямки "малямбы", стянул их на груди поперечным ремнем
и засунул под него руку с прибором. Злополучная, материализовавшаяся из сна
кружка оставалась на поленнице и могла бы пригодиться воды зачерпнуть или
даже вскипятить чай, но взять ее - в тот миг значило признать сон за
реальность. А это уже чревато! Будет все время напоминать о болезненном
состоянии, и не заметишь, как съедет крыша...
Мысль оставить сухопутье и бежать по реке созрела внезапно: надо экономить
силы и таблетки "Виры", еще не известно, каково расстояние впереди и какие
будут ситуации. Да и с допингом вчера переборщил, оттого и мучили всю ночь
сны-галлюцинации... Лодок у хуторян был явный избыток - две дюралевых на
воде и две деревянных на берегу, но ни одного весла! Поглядывая на высокий
утор, он по-воровски обследовал все лодки, нашел подходящую доску и, когда
спустился к воде, обнаружил тонкий кабель, сопряженный с тросиком и
подвешенный на колышках. Он тянулся к хутору, и было впечатление, что
местные робинзоны получают электричество непосредственно из воды: ни
плотины, ни какого-нибудь сооружения! Просто другой конец кабеля уходил в
стремительную реку и вибрировал от напряжения струй. Если там, на дне,
погружная электростанция с гидротурбинным генератором, то это слишком
шикарно для небогатых крестьянствующих хуторян...
Шабанов отвязал лодку и едва успел запрыгнуть, настолько сильным было
течение. И загрохотал ботинками по гулкому дюралю, так что сам услышал и
присел, спрятавшись за борта. Сейчас же на уторе появился чау-чау, однако
не залаял - проводил угоняемую лодку настороженными ушами и преспокойно
исчез в прошлогодней траве. Буквально через минуту хутор скрылся за лесом и
Герман, не просто обвенчанный - повязанный с "Принцессой", кое-как, одной
рукой стал прилаживать доску на корме. Здесь оказался страховочный трос для
мотора, а в доске - дыра от выпавшего сучка. Привязав таким образом
импровизированный руль, он попробовал подбить лодку к берегу, но
неповоротливая дюралька лишь вертелась на месте и неслась по воле струй.
Чтобы управлять ею, требовались две руки! А лучше три, если впереди
окажется порог или теснина...
И покуда река не обещала подобных сюрпризов, он снова зажал коленями
прибор, отвязал руку и смачивая водой, стал растирать кисть. Через
несколько минут побежали колкие мурашки, затем толчками покатилась ноющая
боль и рука медленно ожила. За исключением безымянного пальца, которому уже
не помогала ни холодная вода, ни массаж. Почерневший, он еще шевелился,
сухожилия работали, но в сосудах, кажется, загустела или вовсе свернулась
кровь. Тогда он достал нож и глубоко проколов подушечку (резал
хладнокровно, как чужой), принялся "доить" палец, словно коровий сосок.
Сначала на "Принцессу" потекла желтоватая сукровица, после чего, словно
паста из тюбика, полезли черные сгустки крови.
- Ты самая подлая баба, а не принцесса! - довольно выругался Шабанов,
предчувствуя успех. - Ты женщина-вамп! Ну, на, на. Пей мою кровь!
Река между тем вырвалась из гористых берегов в неширокую, ящикообразную
долину, замедлила бег и пошла гулять от борта к борту, делая крутые, иногда
под прямым углом, повороты. Лодку бросало между берегами, порой под днищем
грохотали камни, и все-таки это был самый безопасный участок. Герман
успевал посматривать по сторонам и доил, тер, мял палец, пока не хлынула
свежая, яркая кровь. Хоть и с трудом, но кольцо начало шевелиться, и он
наконец-то перевернул руку ладонью вверх. И тут вспомнил, как однажды
сестра насадила на мизинец самодельное кольцо из ружейной гильзы и никто не