— Давай, — махнул Заремба и в следующий миг заорал:
— Отставить! Отставить!
Вперед!
Он схватил пилотский планшет, но впопыхах не смог найти там ничего, взял свою крупномасштабную карту. Точно! На месте этого луга среди сопок небольшое озеро.
И есть изба на берегу с пометкой «не жилая»…
— Слушай внимательно! — толкнул командира в плечо. — Заходи будто бы на посадку.
Но не садись, а зависни! Понял?
— Понял, но без приборов трудно!
— Я открою дверь и буду смотреть!
Машина сделала доворот и начала снижаться на зеленый лужок. Заремба надел наушники в пассажирском салоне, приказал операм открыть дверь и лег на пол.
Опера подстраховали его, взяли за ноги. Вертолет погасил скорость и теперь шел по наклонной, чуть присев на хвост. Внизу была совершенно реальная картина — сочная зелень, побуревшие стены высокого дома на подклете и даже человек, стоящий у колодца и смотрящий в небо из-под руки.
Только почему-то коровы мирно щипали траву и не разбегались от падающей на них ревущей машины, словно вертолеты тут садились в день по несколько раз. И стожки на лугу как-то по-осеннему почернели, хотя только что начался сенокос. До «земли» оставалось метров десять, видно было, как стелется под напором ветра трава и что под нею — земная твердь. Но Заремба уже не верил глазам своим, приказал командиру снизиться еще немного и сам выбросил лестницу. Конец ее упал на «землю» и не утонул, остался лежать, прыгая и дергаясь вместе с машиной. Он и этому не поверил, велел операм поднять лестницу и сам ощупал конец — сухой! На глаза попал дюралевый башмак, что подкладывают под колеса шасси на стоянке, махнул оперу давай! — и самолично швырнул его в дверной проем. Башмак упал и покатился по траве. Не утонул…
И тут Заремба увидел, как к вертолету, прикрываясь, спешит мужик тот самый, что стоял возле дома. Идет по тверди, мнет траву сапогами, щурится от ветра и что-то кричит.
— Что?! — крикнул ему полковник.
Мужик топнул ногой, показал: дескать, садись, здесь твердо.
Все-таки не верилось до самого последнего момента, что внизу земля. Даже когда вертолет коснулся ее и просел, даже когда Заремба выпрыгнул из кабины и ощутил крепкий толчок.
Обрадовавшиеся пилоты сразу же выключили двигатели и, не ожидая остановки винтов, вывалились наружу, упали под машиной, раскинув руки. Когда умолкли турбины и наступила тишина, мужик спросил громко:
— Чего вы такие не смелые-то? — засмеялся. — Гляжу, пляшут, пляшут и не садятся.
— Думали, болото тут у тебя, — усмехнулся Заремба. — Трава уж шибко зеленая. Как твоя заимка-то называется?
— Не заимка, а хутор Веселый! — с гордостью сказал хозяин. — Вы что, заблудились?
— Да есть маленько, — признался полковник, разворачивая карту.
Хутор Веселый оказался далеко за пределами «бермудского треугольника»….
— Вы сейчас не в Покровское полетите? — деловито спросил мужик.
— Нет, не в Покровское… — задумчиво и отвлеченно проговорил Заремба, внутренне цепенея от того, что дал такого маху.
— Жалко… Я хотел с вами дочку отправить в Покровское. А то на лошади везти — день туда да день назад.
Полковник сунул карту под нос командиру экипажа, ткнул пальцем.
— Видал, куда залетели? Тот сел, тупо уставился в карту, недоуменно пожал плечами.
— Не может быть… Я вроде бы не менял курса. Хотя приборы….
— Голова прошла?
— Да вроде бы…
— Запускайся, нас ждут! — приказал Заремба и полез в вертолет.
Пилоты уселись в кресла, защелкали тумблерами, оперативники подобрали башмак, убрали лестницу и захлопнули дверь, оставив мужика на улице в полном сожалении и досаде.
Через минуту из кабины выглянул командир экипажа, с лицом, в точности повторяющим выражение хозяина хутора.
— Аккумуляторы сели, товарищ полковник… Напряжение по нулям. Не запуститься…
На глаза Зарембе попал выдвижной авиационный пулемет на турели, задвинутый подальше к задним створкам грузовых дверей. Желание было единственное: вытащить его оттуда и разнести весь этот веселый хутор в щепки…
В рейд по «бермудскому треугольнику» выехали вечером, на медицинской «ниве» с красным крестом, с санитарными сумками, выставленными на видное место, и в белых халатах. Надежнее прикрытия, чем вызов к тяжелобольному, найти было трудно.
Автоматы со спаренными магазинами и разовые гранатометы положили в багажник, на заднее сиденье, чтобы легче при случае достать, прикрыли домотканым половичком, сверху поставили две пустых корзины.
О маршруте движения особенно не беспокоились, это был свободный поиск, наконец-то не связанный ни заданиями, ни нудными инструкциями. Ромул отлично знала все местные дороги и мало-мальски проезжие лесовозные волоки. Важно было раздразнить атмосферу «треугольника», возбудить ее, привести все тайные и явные силы к дисбалансу и заставить делать глупости, совершать необдуманные действия. Четкой закономерности поступков требовалось противопоставить отсутствие всякой логики, искушенному разуму — наивный примитивизм, холодному расчету — эмоциональный взрыв.
Но для всего этого необходимо было найти врага, вынудить его, чтобы себя обнаружил и, независимо от того, кто он — пришелец, житель параллельного мира или просто иностранная разведка, — сдаться ему в плен и действовать изнутри, точить, грызть, разлагать его сердцевину.
Они ничуть не сомневались в успехе операции, утешая себя тем, что победителей, в конце концов, не судят, а сидеть и сатанеть от безделья, когда над «треугольником» гремит незримая «Гроза», уже нет сил.
К полуночи они уже были на середине пути между Верхними Сволочами и Одинозером, можно сказать, в самом центре Карельского феномена. Проехав километров пятьдесят, не встретили ни одной живой души, и лишь когда проскочили брод через горную речку, увидели на берегу неяркий, затухающий костер, высвечивающий оранжевый бок резиновой лодки, вытащенной на сушу. Без остановки проскочили мимо, и когда удалились на приличное расстояние, Ромул остановила машину.
— Пойдем познакомимся?
— Да это туристы, — отмахнулась Татьяна.
— Туристы в это время спят, — со знанием дела сказала Ромул. — Потому что за день устают, как собаки. К тому же за плавание надоели друг другу и им уже не о чем говорить. А эти сидят у костра.
Выходить без оружия в ночную темень леса было страшновато — они сняли белые халаты, которые за версту видно, и прихватили автомат, один на двоих. У костра сидели двое парней, пили чай, о чем-то тихо переговаривались. Зрение, притянутое во тьме светом костра, подвело, и они не заметили, не обнаружили вовремя третьего, зашедшего в тыл.
— Какие гости! — произнес он весело где-то за спиной. — Прошу к нашему шалашу!
И в тот же миг эти двое сорвались от костра и перекрыли путь к отступлению влево и вправо. Впереди был костер…
— Назад! — прошептала Татьяна. — Это наши! Поисковая группа. Засекут пропали…
Спасло их то, что назад они побежали вга некотором расстоянии друг от друга, так что оперативник, зашедший с тыла, оказался между ними. Он бросился сначала к Ирине, намереваясь перерезать путь, однако Татьяна завизжала и отвлекла преследователя на себя. Он резко изменил направление, стремительно кинувшись на крик, но не заметил Татьяны, врубился в глухой ельник, дав таким образом возможность уйти в сторону дороги метров на сто. Однако Ромул где-то потерялась в темноте леса, и пришлось ждать, спрятавшись на обочине проселка.
И вдруг в ночном притихшем лесу гулко ударила автоматная очередь, где-то слева.
Татьяна вжалась в мягкий лесной подстил, замерла. Не хватало еще перестрелки между своими!.. Через пару минут на дорогу выскочила Ирина и, не скрываясь, побежала к белеющей вдалеке машине.
Они подлетели к «ниве» почти одновременно, рванули дверцы. Ирина запустила мотор, сбросила автоматный ремень с шеи.
— Поехали!
— Зачем стреляла? Чокнулась?
— Да случайно! — тяжело дыша, сказала Ромул. — Надавила спуск…
И сразу же началась аховая дорожка: в последний раз здесь проехал трактор «Кировец», наверное еще весной, и оставил колеи, иногда глубиной до полуметра. В Шорегу ездили другим путем, через Верхние Сволочи, а это была прямая дорога от большого села Покровского, находящегося вне «бермудского треугольника».
Километров пять Ромул показывала чудеса вождения, ни разу не свалившись в колдобины, однако скоро притомилась и плотно села на мосты. Инициатива запутать следы и свернуть на этот непроезжий проселок принадлежала Татьяне. Ромул подергала машину взад вперед, погазовала, разбрызгивая грязь, и выключила двигатель.
— И зачем мы сюда поперлись? — спросила она недружелюбно.
— Надо уметь водить машину! — огрызнулась Татьяна. — Дорога вполне сносная. — Вот садись и веди!
— Ага, ты засадила, а я теперь веди? Бери лопату и откапывай.
Земля оказалась тяжелая, сырая — в лесу дорога просыхала плохо, лопата не лезла в плотно спресованный суглинок, однако Ромул с усердием доказывала свое право на жизнь. Татьяне крыть было нечем, ходила вокруг, стряхивая холодную липкую грязь с босых ног, и искала, чем бы уесть свою спутницу.
И вдруг увидела на дороге две человеческие фигуры, идущие по обочине. Шли они со стороны Покровского, у одного — сигарета светилась…
— Ирка, смотри, — зашептала она.
Ромул выпрямилась, опершись на лопату.
— Кто это?
— Не знаю… Мужчины. Может, автомат достать?
— Зачем?.. Это же мужчины. Вытолкнуть помогут.
— А если… втолкнуть?
— Да ну?.. Ты уж совсем…
Между тем мужчины приблизились к застрявшей машине, остановились, оценили ситуацию.
— Застряли, барышни? — спросил один, высокий и сильный человек лет сорока.
— Срезало, — объяснила Ромул. — Стащило в колею.
— «Скорая помощь», что ли?
— «Скорая»!
— Ну, «скорой» надо помочь, — согласился высокий и приблизился вплотную к Татьяне — она увидела открытое чистое лицо, правильный нос, темные глаза и жилы на лбу под тонкой кожей, образующие латинскую букву «V», острым концом упирающуюся в переносицу.