— Эх, печь бы успеть до морозов сделать! — вздохнул Тимоха. Отвоеваться бы поскорее…
— Поскорее у нас не получится, — с генеральской интонацией сказал Лобан. — Выбьем «драконов» из Карелии — на Финляндию пойдем. А там до Швеции рукой подать. А от Швеции всяко придется идти до Берлина. У нас же все войны то в Берлине, то в Париже заканчиваются. Ты уж терпи, Тимофей.
Когда же на следующий день Поспелов привез оружие и усадил десантуру писать бумаги — заявления с просьбой о контрактной службе в вооруженных силах, автобиографии и собственно, сами контракты, — настроение уже было приподнятым, почти веселым.
Полный разнобой в чувствах и смущение вызвала зарплата, выданная вперед по пять миллионов на брата. Десантура отродясь таких денег в руках не держала, за три космических года отвыкнув от условий земного существования, современных цен и магазинов. Но уже не роптали, по-крестьянски прикидывали, как бы переправить зарплату женам — мало ли, вдруг убьют? — и одновременно опасаясь, как бы жены не растратили большие деньги на всякую ерунду.
Тишина и согласие наступили только в тот момент, когда Поспелов начал выдавать под расписку оружие. Заремба прислал вооружение по штату, положенному для бойцов спецназа — на каждого автомат с подствольным гранатометом, пистолет, нож, на всех — два десятка разовых гранатометов «муха» и пять огнеметов «шмель».
Десантура обвешалась, как новогодние елки, но никто не выражал никаких чувств, напротив, показывали некоторое пренебрежение, покряхтывали от тяжести ящиков с боеприпасами, поругивали новенькие, необмятые ремни, подсумки, матюгались, измазавшись в обильной смазке консервации, — и только поблескивающие от вида оружия глаза иногда выдавали состояниедуха. Глядя на это, Поспелов предугадывал, как каждый из них, оставшись в полном одиночестве, потом осмотрит, обласкает руками каждую деталь автомата, натешит мужское сердце и глаз его видом, ибо нет ничего выше и прекрасней для воина, чем эстетика оружия.
А они все были воинами по духу и только поэтому когда-то пошли в пожарную десантуру; они ведали, что такое азарт сражения, и знали соленый вкус боя, хотя лишь трое старших побывали в горах Афганистана.
Раненый Пашка тоже был зачислен контрактником, но не получил оружия, поскольку вынужден был уехать с Поспеловым в Горячее Урочище. Он сидел на траве под деревом, порхал горлом и посмеивался:
— Ладно, идите, воюйте. А я по ночам буду в Покровское бегать и ваших баб топтать. Я им по пять ваших лимонов принесу, так ни одна не откажет. Давайте, давайте! Вернетесь — хрен ребятишек сосчитаете. Во будет у меня медовый месяц!
— Ты свою-то молодую не мог оттоптать, чтоб на три года хватило, парировали мужики. — А наших топтать — столько здоровья надо! Ты на себя-то посмотри, петух! Ишь, гребень распустил!
— А чего — посмотри? Хороший петух жирным не бывает!
Вооружать и отправлять десантуру в район брошенного военного аэродрома пришлось в ту же ночь, как только на ферму пришла машина от Зарембы с автоматами и амуницией. Сделать это куда безопаснее было бы завтра с утра, поскольку штурм логова «драконов» по согласованию с Москвой был назначен ровно через сутки, то есть в ночь с шестнадцатого на семнадцатое июля; и переброску десантуры лучше было осуществить накануне, чтобы не засвечивать ее раньше времени и не выдавать намерений. Однако наблюдения Татьяны за Ремом встревожили Поспелова — как-то сами собой сопоставились и срослись многие факты, ранее существовавшие сами по себе, без всякой связи: первая стычка с пришельцами на болоте, очень похожая на ловушку, затем история с убийством коммивояжера, ухажер Рема Васеня, подтолкнувший Ворожцова забраться в постель к жене фермера. И если утечка информации идет не через Рима, а через Рема, если она, по крайней мере, ведет двойную игру, то всей конспирации с подготовкой штурма «логова» грош цена.
Поступать следовало вопреки всякой логике и заодно дать возможность Татьяне понаблюдать за агентом в отсутствие Поспелова на ферме: пока Георгий находился дома. Рем не совершала никаких подозрительных шагов и действий.
Вернувшись из Долины Смерти заполночь, Поспелов первым делом спросил о поведении квартирантки. Оказалось, что она безвылазно сидит в комнате и даже не подходит к окну, разве что курит сигарету за сигаретой. Зато несколько раз со стороны леса доносился гулкий женский голос, будто бы зовущий, окликающий кого-то, но кого — из-за расстояния не разобрать. И почему-то собаки, чутко реагирующие на любой звук вне фермы, даже не заворчали, не насторожились ни разу.
Несколько успокоенный — надо же, уезжал, а за это время ничего не случилось! — Георгий отправился спать в чердачную комнату и уж задремал на раскладушке, не раздеваясь, как вдруг услышал торопливые шаги на лестнице и настороженный, взвинченный голос Татьяны:
— Георгий.. Ты не спишь, Георгий?
— Что такое? — вяло спросил он, вытирая из глаз «песок» — резь от хронического недосыпа.
— Знаешь, какое-то предчувствие, — из темноты сказала она. — Так тревожно!
Какая-то опасность!
— Так, еще одна чувствует опасность, — подытожил Поспелов. — И ты ангел-хранитель?
— Но я действительно чувствую!
— У тебя с нервами не в порядке — это действительно. Даже собаки не чувствуют, а ты чувствуешь.
— Давай на всякий случай уйдем на первый этаж, — попросила она. — Там все-таки стены каменные.
На первом этаже, в хозяйственной части дома, сейчас находился раненый десантник Пашка. Умытый, переодетый и накормленный, сейчас, поди, спит без задних ног…
Вдруг на улице разом и злобно залаяли собаки, спущенные на ночь с цепей, и Поспелов выглянул в окно, зайдя в неосвещенную кухню. Показалось, будто от леса по дороге мелькнул зеленоватый свет. И тотчас же в коридоре послышался испуганный и заспанный голос Рема:
— Там люди! Там какие-то люди! Смотрите!
Она была завернута в одеяло и стояла как привидение. Георгий вбежал в ее комнату и осторожно отодвинул штору: по дороге катила знакомая лавина скелетов и уже доносились неясные голоса и выкрики. Зеленые лучи света метались по земле и, кажется, доставали низкие облака.
Это уже было слишком! Георгий заспешил к потайной комнате, где хранилось оружие, и в темном коридоре у лестницы чуть не столкнулся с «женой».
— Наружная видеокамера сработала! — сообщила она. — Но изображения нет, какие-то сполохи…
В этот миг на улице раздался характерный чавкающий треск «шмайсера» и в одной из комнат зазвенело стекло. Собаки уже заходились в лае…
— Всем на пол! — крикнул Георгий и схватил автомат.
— Надо уходить вниз! — воспротивилась Татьяна, мелькая своим пеньюаром в коридоре. — Там стены каменные!
И вдруг заработало сразу штук пять автоматов. Пули защелкали по внутренним стенам комнат, посыпалось стекло, и, кажется, закричала Рем. Поспелов толкнул в спину Татьяну, однако та не упала — лишь пригнулась и заскочила в потайную комнату. Рем, бросив одеяло, уползала к лестнице, ведущей в хозяйственный этаж, а оттуда, забыв о ране, летел Пашка, до горла закрученный в бинты.
— Дай автомат! Оружие дай! — орал он. — Мать их, с-суки!
Георгий выхватил автомат из рук Татьяны, выскочившей из потайной комнаты, сбил с ног.
— Лежать! Я сказал — всем на пол!
Стрельба на улице не затихала ни на мгновение, казалось, по дому стучат десятки молотков. Поспелов сунул в руки Пашки автомат Татьяны, сам же вернулся и взял гранатомет. Но когда уже был у двери черного хода, понял, что это не гранатомет, а «шмель» — обыкновенный разовый огнемет армейского образца. Пашка хрипел за спиной, матюгаясь беспрерывно и тем самым раззадоривая боевой пыл.
— Оставайся в доме! — приказал Георгий, перед его носом захлопывая дверь.
Скелеты поливали дом из автоматов, стоя на колене. Но кто-то незримый, спрятавшись за их ответшалые спины, бил из настоящих «шмайсеров». Стреляли с большого расстояния, неприцельно, и это было не желание вызвать испуг и страх — скорее всего, таким образом бросали вызов, показывали, кто хозяин в «бермудском треугольнике».
Поспелов перемахнул забор возле озера и, оказавшись на поле, осмотрелся.
Демонстрацию фильма ужасов могли вести только со склона сопки у дороги, но в мельтешений сполохов зеленого света ничего нельзя было разобрать. Обходя стороной стреляющую толпу скелетов, он перебежками пошел к лесу и тут услышал позади себя тяжелое пыхтение. В сумраке ночи белые Пашкины бинты были хорошей целью.
— Сказал же: оставайся дома! — сквозь зубы просипел Георгий.
— Ну уж… вот! — выматерился он, показывая партизанский нрав. Сейчас, буду дома сидеть!.. Я их, сук! Я этих мультиков в космосе насмотрелся! Спецы!..
— Тебя же подстрелят, дурак! Бинты видно!
— Бинты? — Пашка оглядел себя. — Эх, не подумал… Сейчас!
Он разрыл под собой влажную землю и стал обмазывать ею забинтованную грудь.
— Сейчас… Маскировка будет… Под окружающую среду…
— Ползи домой, охраняй женщин! — приказал Поспелов. — Ушел, ушел отсюда, живо!
Пригибаясь, он сделал рывок вперед — для того, чтобы увидеть стреляющих, надо было зайти в тыл: коловращение зеленого света перекрывало видимость. «Шмайсеры» продолжали расстреливать дом, на сей раз фильм озвучивали по-настоящему, без «тапера», и безмолвно открывающие рты скелеты были всего лишь опознавательным знаком, а не средством запугивания. Поспелов приблизился к краю поля, перескочил через гряду камней и в тот же момент с дороги по нему ударили из «драконовского» автомата. Били, прикрываясь этим зеленым свечением, как занавесом — не видно даже вспышек выстрелов, только пули стучат и позванивают о камни. Он ушел из-под огня, заскочил в лес и оказался на одной линии со стрелками, если судить по звуку. Забирая правее, он пробежал через старый бор и вышел на дорогу, в тыл.
И сразу увидел темную коробку машины — факел будет отличный. Георгий вскинул огнемет и влепил снаряд чуть ниже лобового стекла. Столб огня взметнулся выше леса, мощная его струя ударила вдоль дороги и мгновенно прекратилась стрельба.
Пламя высветило огромный круг, его отблески доставали дома, однако нападавшие оказались опытными, никто не сунулся на свет. Поспелов стоял за деревом у обочины и ждал, готовый бить всех без разбора. Спустя минуту погасло зеленое сияние и от дома сразу же застучали автоматные очереди: Пашка стрелял из-за забора, должно быть, кого-то видел. Георгий выпустил весь магазин, поливая лес, чтобы наделать побольше щума, перескочил дорогу и побежал в гору, на сопку, откуда могли показывать «кино». В мельтешений теней — свет от горящей машины доставал вершины — ничего нельзя было разобрать.
Он ушел на неосвещенную сторону сопки, затаился в лесу, тем самым отрезая путьотхода «киношников», однако прошло минут пять и никто не появился. «Драконы» расползлись, растворились в темноте, и если бы не пылающий автомобиль на дороге, — полное ощущение, что здесь никого и не было…
С восточной стороны в доме не осталось ни единого целого стекла в окнах, деревянная обшивка стен напоминала решето. И все-таки это нападение нельзя было расценивать как попытку уничтожить фермера-разведчика вместе со всей компанией; вероятнее всего, это являлось предупреждением… возможно, последним. Либо таким образом демонстрировалась сила и неуязвимость противника, его полное владение ситуацией. Вместо «шмайсеров» скелеты могли через час явиться на ферму с оружием более внушительным и расправиться с населением Горячего Урочища в несколько минут. А пока что били окна и предлагали сидеть тихо…
Пашка бродил по полю вдоль леса и что-то выискивал в траве, а когда вернулся к дому, на лице бродила злая усмешка.
— Я там троих завалил, — будто между прочим сказал он. — Без масок пришли, ублюдки, с ископаемыми автоматами… Ты их вывозить будешь, или сходить прикопать?
— Прикопать, — бросил Поспелов и взял лопату. — Пошли!
Узнать в них пришельцев было трудно — одеты в спортивные костюмы, обуты в кроссовки, и если бы не «шмайсеры», не подсумки с магазинами, можно принять за туристов. У каждого в затылке оказалось пулевое ранение: стреляли в упор, от порохового заряда почернели волосы и кожа. А один оказался с обрезанными ушами…
— Ты их добивал? — спросил Георгий, осматривая трупы.
— Нет, — с каким-то затаенным страхом сказал Пашка. — Я их сразу уложил.
А потом только уши отрезал.
— Зачем?
— Копченое ухо врага приносит удачу, — небрежно объяснил он. — Думал, ты знаешь…
Пришельцев закопали в одной неглубокой, наспех отрытой яме, предварительно аккуратно срубив дерн и уложив его потом на место. Не успели отмыть руки после похорон, как заработала оперативная радиосвязь с агентами: все требовали неотложной встречи, а Витязь сообщил, что информация настолько важная, что невозможно доверить ее эфиру, даже передавая по рации с кодирующим цифровым устройством, которую получил сегодняшней ночью…
Частная сыскная контора «Адам и Ева» помещалась в полуподвальном этаже особняка, стоящего в глубине дворов старой Москвы. Соваться сюда со своей приметной, тем более заказанной головой было не просто опасно, а смертельно, однако расчет был лишь на то, что наглость — второе счастье: Адам никак не может предположить, что голову ему принесет сам владелец. Поэтому Заремба без долгих раздумий — а в данном случае это главное: не раздумывать и не забивать себе мозги, — нашел нужную дверь и нажал кнопку звонка. Ему отворил рыжий и веснушчатый парень с кобурой на животе, и, заметив равнодушный и даже надменный взгляд черного толстого человека, ничего даже не спросил, отступил в сторону, давая проход.
Заремба, не поднимая взгляда, прошествовал мимо, сразу на мраморную лестницу с потертыми ступенями. На втором этаже пахло свежезаваренным кофе, дымом американских сигарет и каким-то складским запахом кожи, где хранится, например, новенькая конская упряжь. Ничуть не сбавляя темпа, он отыскал взглядом табличку на двери с надписью «Президент» и ногой распахнул дверь. Рука была в кармане, где лежал отнятый у гаишника «макаров». Под полой пиджака удобно устроился автомат «узи».
За черным столом сидел совсем молодой человек с розоватыми усиками, как позже удалось разглядеть, измазанными помадой. Он читал бумаги и слишком поздно поднял голову.
— Руки на стол, — сказал Заремба, запирая за собой дверь на замок. И сиди тихо, без резких движений. Я этого не люблю.
Наставленный в лоб ствол действовал лучше, чем слова. Президент показал пустые ладони и замер с приоткрытым ртом. Полковник приставил пистолет к переносице и вытащил у него из плечевой кобуры модный и дорогой револьвер сорок пятого калибра.
— Кто меня заказал? — спросил он, отталкивая кресло на колесиках от стола. — Говори быстро. Времени — одна минута.
— А кто вы? — между тем деловито спросил Адам.
— Мой номер автомобиля — 519. «Жигули», девятая модель.
У президента взлетели брови и отпала челюсть. Мертвящая белизна поползла от горла по скулам и щекам. Он совершенно точно оценил свое положение и сразу же врубился, кто стоит перед ним.
— Паскуды, — выругался Адам. — Жлобы долбаные…
— О покойниках хорошо или ничего, — предупредил Заремба. — Время идет.
— Погоди, давай поговорим…
Прозоров Александр
Чернецов Андрей
Корнев Павел
Мороз Александра
Муркок Майкл
Шилова Юлия