сострадание и чувство утраты.
- Ты хотел сказать, романтическое отношение к жизни, - вдруг смело
поправила его Дара, и в тот же миг получила.
- Помолчи, женщина!
Стратиг всегда очень нежно относился к Даре, и этот его окрик говорил о
многом: вызов Мамонта из Штатов был обусловлен весьма вескими и важными
причинами...
- Да, романтизм, - спустя несколько секунд поправился он. - Струю свежего
ветра и крови. Но и отнимают тоже достаточно, тем что вносят хаос в
сознание гоев.
Он вдруг заметил своих Дар, которые невозмутимо расставляли чайные приборы
тончайшего китайского фарфора. Подождал, когда наполнят маленькие, изящные
чашки, затем благодарно поцеловал каждую в лоб и обронил, усаживаясь за
стол:
- Ступайте... Пора возвращать экспозиции на свои места. Скоро начало
сезона, поедут туристы... Пусть изгои любуются на мир забытых ими вещей.
Он их попросту прогнал, чтобы не присутствовали при важном разговоре. Он и
Дару хотел выставить, чтобы остаться с Мамонтом наедине, однако,
строптивая, она не позволила этого сделать - раскинула огромную волчью
шкуру на тахте и легла с чашкой чая в ладони. Стратиг лишь посмотрел на
нее, свел брови, чтобы выразить возмущение, и не посмел удалить ее из зала.
Но зато причитающийся ей самодержавный гнев выплеснул на Мамонта. И весьма
откровенно - чем всегда вызывал уважение - высказал нетерпение избранным
Валькириями.
- Ты не исполнил определенного тебе урока! - стал выговаривать он. - То,
что происходит сейчас в Земле Сияющей Власти, можно было погасить в самом
зародыше. И не привлекать для этого своего подопечного. Для этой цели я
послал тебе самую изощренную Дару!
- Самую развращенную! - огрызнулся Мамонт.
- Не имеет значения! Почему у действующего президента Североамериканских
Штатов до сих пор в штанах... - он осекся, глянул на Дару и изменил
терминологию. - До сих пор целы детородные органы? Ты же сам предложил
оскопить его!
- Потому, что Моника вошла во вкус!
- Ты несправедлив к ней, - заступилась Дара. - Она еще очень молода,
неопытна и подвержена увлечениям... Надо простить ее, Мамонт. Тем более
Моника получила весьма выгодную славу в американском обществе. И она еще
скажет свое слово.
- Речь о сегодняшнем дне! - оборвал ее Мамонт. - На головы сербов падают
бомбы!
-Довольно! - прикрикнул Стратиг. - Объясниться между собой у вас было
время... Почему я до сих пор вижу мутную старуху?! Я же сказал тебе, убери
ее с экрана! Дабы не оскорбляла человеческого образа.
- У них там нет иных образов, - мягко воспротивился Мамонт. - А потом...
Это стало бы вмешательством в исторический процесс. И это не моя вина, что
Мадлен из мутной девочки выросла в мутную старуху.
- А чья?!
- Самих сербов. И это рок... А потом не я спасал. В то время Страгой Запада
был Вещий Гой Зелва. Это он нашел Мадлен и отдал в сербскую семью.
Вероятно, Стратиг забыл об этом и сейчас, чтобы выйти из неловкого
положения, заворчал:
- Вещий Гой... Ты тоже Вещий! Но вместо Вещества вы вносите в жизнь гоев
вот такие проблемы! Он что, не рассмотрел, что скрывается под ангельским
видом этой... этой несчастной девочки?.. Нет, спас кощейское отродье. А ты
помнишь, как закончил свой путь Зелва?
- Помню, - обронил Мамонт. - Но мой предшественник отомщен. "Арвоха" более
не существует. Каждый мертвый дух получил по арбалетной стреле.
- Не обольщайся, - однако же довольно пробурчал Стратиг. - У кощеев есть
кому играть на гавайской гитаре...
- Судя по прелюдии, ты опять задумал изменить судьбу Мамонта? - с вздохом
проговорила Дара.
Стратиг взглянул на нее, отвел глаза и заговорил с угрожающей
назидательностью:
- Устал повторять!.. Я не меняю судеб, а лишь даю уроки. Уроки!.. И не смей
перебивать, когда я говорю! 'Если бы ты знала, что ждет его впереди!.. Он
будет на празднике Радения!
- Ты хочешь послать нас в Манораю?! - то ли испугалась, то ли восхитилась
она.
- Его, но не тебя!
- Как же он без меня будет на празднике? Нет, Стратиг! Я пойду с ним!
- По поводу тебя нам еще предстоит отдельный разговор, - с раздражением
бросил он. - А пока молчи и слушай...
- Я не оставлю Мамонта! - дерзко заявила Дара. - Я должна быть с ним в
Манорае!
Он все-таки проявлял великое терпение к ней: другую бы уже давно выставил
за подобные пререкания и отправил бы прислуживать какому-нибудь дипломату
или ожиревшему чиновнику.
- Для тебя приготовлен другой урок, - пообещал он. - Ты уже бывала там,
хватит.
- Всего два раза! В юности, когда меня заметил Атенон, и еще раз, когда
отвозила в горы несчастного Зямщица!
- Другие и этого не получают...
- Стратиг, ты же знаешь, Манорая для меня - почти что родина!
- Тебе возвращена память, а душе бессмертие. Что еще хочешь?
- Соли Вечности.
- И соль ты вкушала!
- Но так мало, Стратиг! Взгляд его стал гневным.
- Если еще скажешь слово - лишу пути!
- Все равно уйду с Мамонтом, - проговорила она и обиженно замолкла.
- Ладно, давайте к делу. В обиталище Атенона вновь проникают кощеи, - голос
его стал деловито-жестким. - Получившие власть над миром жаждут вечности.
Они лихорадочно ищут пути, как сделать душу свою бессмертной, но слепые,
пока что стремятся продлить существование физического тела. Замораживаются
живьем, чуя близкий конец, консервируют в жидком азоте свое семя, пытаются
клонировать клетки... Когда золотой телец в руках, власть его кажется
беспредельной, и земноводным летариям становится мало одноразовой жизни.
То, что гои получают от рождения и совершенно бесплатно, для кощеев
становится смыслом существования. Им не так нужна соль Знаний, как
манорайская соль. Наркотик уже не в состоянии удовлетворить потребности
дарвинов, ибо он дает лишь мгновенное ощущение бессмертия. Повальное
увлечение им скоро пройдет, и тогда изгоев охватит иная жажда. За вечность
они уже сегодня готовы отдать все свое золото. И можно представить себе
мир, которым станут управлять кощеи бессмертные.
Искупая свою вину, Стратиг налил чай в чашку, установил ее на серебряный
поднос и подал Даре. Тронутая таким вниманием, она погладила его руку и
обронила тихо: