- По нужде, - вдруг признался тот. - Я сдавал экзамены по специальности
"Геология и поиски", но по конкурсу не прошел. Успел перебросить документы
на "Технику разведки", там проскочил...
- Предположение интересное, - не сразу отозвался Зимогор. - Но не реальное.
Сам ты как это представляешь?
- Никак, - вдруг отрезал Ячменный. - Я излагаю фактуру. И несу
ответственность за свои слова. А вы проверяйте, доказывайте...
- Я не уполномочен вести никакие проверки. А всякая инициатива у нас
наказуема, ты же знаешь. И стоит больших денег. Меня прислали разобраться с
аварией, потому что главный инженер в отпуске, а главный геолог болеет.
Некому спасать честь экспедиции.
- Но мне же никто не поверит, кроме вас!.. - закричал и осекся Ячменный. -
Тогда тоже не поверили...
- Когда?
- Да там; на Таймыре!.. Мастер спирт лакал - не просыхал, вездеходчик
вообще пропал. Трое суток я проторчал в мертвом городе! Леху поймал, а он
уже был полный идиот, улыбался и говорил, что останется с семьей и никуда
не поедет... Загрузил я Леонида, сел за рычаги сам и куда глаза глядят...
На четвертый день бензин кончился. Я весь спирт в бак залил и еще сутки
ехал, пока двигатель не заклинило. Мастер проспался, хватился, выпить уже
нечего, а было двенадцать ящиков... Чуть не убил меня, в тундре скрывался,
пока Леонид Иванович в себя приходил. Потом встретили талабайца на оленях,
тот показал, где геофизическая партия стоит. Вышли к ним пешком, а оттуда
кое-как к своим улетели. Мастер предупреждал, чтоб не говорил правды, но я
все рассказал, как было. Не поверили, списали все на пьянку...
- Правильно сделали, - проговорил Зимогор, раздумывая.
- Ладно, вот смотрите своими глазами, - начальник партии выложил полевую
книжку геолога, прошнурованную и опечатанную, что говорило о ее
секретности. На титульной странице значилась фамилия - Грешнев А. К.,
старший геолог участка и дата- 6 мая 1984 года. Далее шло обыкновенное
полевое описание керна - документация скважины 21 от нуля до трехсот
тридцати метров.
- Смотрите здесь, Олег Павлович, - ткнул пальцем Ячменный. - Единственная
географическая привязка - река Балканка.
- Любопытное название...
- Нет такой реки в природе. На Таймыре есть река Балганка, точнее, даже
речушка, отсутствующая на картах.
- Это пока ни о чем не говорит, - начал было Зимогор, однако начальник
партии откинул заднюю корку книжки и достал черно-белую фотографию
любительского качества.
- Вот этот город! Полюбуйтесь! На фоне серых двухэтажных домов стоял
человек в штормовке с таким же серым бородатым лицом. А за его спиной,
вдали, поднималось гигантское, какое-то инопланетное сооружение -
стеклянная сфера...
- Это может быть любой другой город, - не сдавался Зимогор. - А потом, мне
бы разобраться со скважиной в Горном Алтае, а не на Таймыре.
- А вы почитайте описание керна! Один к одному с тем, который нам в ящики
подбросили.
Зимогор открыл последнюю страницу полевой книжки и заметил надпись,
сделанную другим почерком - размашистую, начальственную, - подошел к окну и
прочел: "Анатолий Константинович, вы геолог, а не участковый врач, пишите
разборчивее. С.Насадный".
В геологических кругах был известен лишь один человек с такой фамилией -
питерский академик Святослав Людвигович Насадный, самый крупный в мире
специалист по астроблемам...
* * *
Открытие таймырских алмазов, их содержание на тонну породы и запасы
потрясали воображение всех, кто слышал эти цифры. Возникала реальная
возможность прорваться и захватить мировой рынок, но не с ювелирными
камнями, а с техническими, голод по которым ощущался все сильнее, особенно
со стремительным развитием новейших технологий. Серый, невзрачный алмаз
становился дороже кристаллов чистой воды, ибо требовался повсюду - от
простого надфиля до металлообрабатывающих станков высокой точности, а
искусственные камни оказывались некачественными и слишком дорогими.
Тут же, в короткий срок, можно было стать монополистом и вытеснить "Де
Бирс", выбрасывая на рынок технические алмазы не в тысячах карат, а в
центнерах.
Но все уперлось в Божественный промысел: требовалось отделить зерна от
плевел, алмаз от вмещающей породы. Большеобъемная проба, отправленная
самолетами в Мирный на алмазную фабрику, принесла горький результат:
имеющаяся техника извлечения драгоценного камня абсолютно не годится для
добычи, а ничего иного в мире нет и пока что не предвидится. Несколько
оборонных КБ взялись за разработку оборудования и технологии, однако очень
скоро посчитали, прослезились и забрели в тупик. В любой момент
месторождению могли вынести приговор - законсервировать на неопределенный
срок, а всем, кто мечтал вышвырнуть с мирового рынка "Де Бирс", наказали
вести себя с этой компанией корректно и вежливо, иначе, мол, не продадим и
якутские алмазы.
Насадный в те времена ходил мрачный и злой: получалось, что действительно,
кроме зубила и молотка, нет больше инструмента для добычи. И от отчаяния,
сидя на Таймыре, стал выписывать литературу со всего мира, выбирая из нее
все, касаемое разрушения крепких породных масс. Однако самый подходящий
способ нашел случайно и у себя дома: в экспедицию приехал геолог, который в
студенчестве работал в Томском НИИ высоких напряжений. Оказалось, там
какой-то местный ученый-чудотворец давно изобрел электроимпульсный способ
бурения скважин и даже шахт, но сидит без дела, поскольку вроде бы никому
этого новшества не надо, а заявить широко об изобретении невозможно: все
материалы засекретили.
Жуткого матерщинника, скабрезника и бабника Ковальчука академик в прямом
смысле выписал из Томска, как раньше выписывали гувернеров из Франции.
Тогда еще ему было все позволено и исполнялась всякая воля, если даже она
исходила от мизинца левой ноги. Изобретателя срочно перевели из института в
номерной город на Таймыре (название Астроблема использовалось для узкого
круга). Ковальчук приехал с тремя листочками расчетов и одной статьей, так
нигде и не опубликованной. Однако же в течение месяца он собрал из добытых
в Норильске конденсаторов генератор импульсных напряжений, самолично сварил
породоразрушающий инструмент - эдакого стального паука - и начал долбить
алмазную руду. В перерывах между экспериментами соблазнял и обихаживал
поселковых женщин, нарушая сухой закон, пил казенный спирт, отпущенный со
склада для протирки медных шаров-разрядников в генераторе, и блистал перед
прикомандированными к нему учениками научной терминологией.
- Эту хреновину, - объяснял он, - привинтим к этой херовине через изолятор.
Потому что это мальчик и девочка. Нельзя допускать любовного контакта.
Затем пропустим напряг и вдарим по каменюке. Дальше или он пополам, или она
вдребезги!
Несмотря на эту страстную, неуемную стихию, у Ковальчука начало получаться.
По крайней мере, способ разрушения твердых, монолитных пород был найден,
однако вместе с ними все еще дробился алмаз, а вытаскивать его следовало
целеньким, ибо мировой рынок давно определил цены на алмазную пыль, на
крошку и на камешки в натуральной форме. Подолбив несколько месяцев подряд
лавовые глыбы всухую, Ковальчук стал искать среду: дробил руду в воде, в
керосине, в трансформаторном масле и даже в глицерине, однако так и не
достиг положительного результата. Зато результат обнаружился в другом: семь
одиноких женщин в поселке забеременели и экспедиционный профком получил
семь заявлений, в которых будущим папой назывался ученый муж Ковальчук и
говорилось о том, что теперь молодой семье требуется отдельная квартира.
Едва услышав об этом, изобретатель с помощью своей очередной возлюбленной
из отдела кадров добыл трудовую книжку, ушел пешком по тундре за семьдесят
километров на ближайшую факторию и улетел оттуда самолетом на материк.
Больше его никогда на Таймыре не видели.
Но зато остался плод его удивительного, гениального ума: принцип разрушения
сверхтвердых пород, на котором теперь можно было изобретать и строить
установку, и искать среду, в которой бы при разрыхлении породы алмаз не