лобовой части фургона, возле морозильного агрегата, небольшой темный круг
вентиляционного окна. Вот почему не было листьев на компрессоре! Их просто
сдувало, когда включали вентилятор. И дымом сейчас несло оттуда...
проникнуть в автофургон рушился на глазах. Пора было заканчивать этот
концерт и уезжать отсюда: парни попались стойкие. Либо не видели, что для
них танцуют! Дара попросту переборщила со своим искусством... И вдруг Мамонт
услышал отчетливый голос:
щелчок возле двери, и корпус фургона чуть колыхнулся на рессорах. Мамонт
выглянул из-за переднего крыла и замер: возле Дары стоял Кристофер Фрич! Он
узнал его мгновенно и понял, отчего в фургоне поднялась тревога. Тем
временем дверь приоткрылась, кто-то спустился на землю, и по асфальту возле
дома побежала размытая тень.
карманах и двигаясь взад-вперед. Кристофер что-то тихо говорил ей, а она
дразнила его! Он пытался взять ее под руку, но Дара ловко уворачивалась и
тем самым завлекала, будоражила иностранца, хотя могла отвести ему глаза и
исчезнуть, как она умела делать. Это уже была полная самодеятельность с
непредсказуемыми последствиями. Хорошо, что Кристофер оказался здесь и,
видимо, отлеживался один, без подруги, потому и выскочил на приманку вместо
наблюдателей из автофургона. Впрочем, этот гиперсексуальный наследник
управлялся и с четырьмя девушками одновременно. А что, если Дара сейчас
уйдет с ним?!.
окончательно. В любом случае Кристофера нельзя было упускать! Но и позволить
Даре уйти с ним - тоже...
в презрение. Он понимал, что не имеет права на такие чувства, что все это -
условности, пережитки, страсть изгоя, когда необходимо с холодной головой и
полной бесстрастностью не позволить, а заставить Дару выполнить свой урок.
Она бы вытряхнула из Кристофера все, что необходимо. Когда Стратиг обещал
прислать ему "жену", объяснял, для каких целей это нужно, и толковал об
основном способе управления человеком в обществе изгоев, Мамонт воспринял
все как-то отвлеченно, обезличенно и был согласен, что без "постельной
разведки" ему не обойтись. Но стоило появиться Даре, стоило увидеть ее в
конкретном, реальном образе, как сразу же встал непреодолимый барьер.
силах был изменить его природу.
которого выходила Дара. Это был для нее выразительный сигнал-команда. Она
поняла, однако оставлять Кристофера не спешила. Он держал ее под руку и
что-то говорил на ухо - Дара заливисто смеялась. Наконец поцеловала его в
щеку, помахала рукой и побежала к машине.
Кристофера и наблюдателей из автофургона, затем выехал на улицу.
ложь!
Извини, дорогой, ты еще не все знаешь. У меня назначено свидание через два
часа!.. Если ты его не испортил!
презираю! - но это было не так.
стороны, от парка, затем свернул на газон и медленно подъехал к торцу дома №
7. Отсюда были видны лишь подъезды и автостоянка: Кристофер не мог уйти
пешком - слишком был изнежен. Если через час или два он не попытается
скрыться отсюда, значит, еще не все потеряно.
четырех и чувствует себя при этом совершенно свободным и ничем не обязанным.
Однако посмотрел на нее и промолчал: пожалуй, таких, как она, у этого
гиперсексуального мальчика еще не было. Время шло медленно, от неподвижного
ожидания клонило в сон. Минут через пятнадцать Дара пошевелилась, напоминая
о себе, и виновато сказала:
проговорила она.- Я вижу, как ты пытаешься найти выход...
отношения.- Он не станет скрываться, он побоится потерять меня.
телефон не значился...
возникло ощущение, что он подслушивает чужой, интимный разговор, хотя
знакомые слова царапали душу.
заткнуть уши. В солнечном сплетении закипала боль. Кроме этих слов, она
почти ничего не говорила, выслушивала какие-то длинные речи, наверное,
клятвы в любви, потому что снисходительно улыбалась. Эти слова одинаково
отвратительно звучали для Мамонта теперь что на русском, что на английском.
надеется снять свои апартаменты... Тебе это о чем-то говорит?
принимал условия партнерства с "конкурентом". И оставалось лишь гадать, что
могло так резко повлиять на его внезапное решение.
почувствовать себя нормальным, свободным человеком, как его тут же унизили,
причем с жестокостью и неожиданным цинизмом. Он никогда не позволял
глумиться над собой и потому ничего подобного не испытывал и на какой-то
момент растерялся. Попытка объяснить, кто он, почему оказался без
документов, с оружием, в этой дурацкой солдатской форме, ничего не дала. Как
старый и опытный оперативник, он прекрасно понимал, что не следует что-то
доказывать, дергаться, а спокойно потребовать старшего начальника, один на
один все объяснить ему, попросить разрешения позвонить в отдел, чтобы
приехал дежурный помощник и удостоверил личность. Было ясно, что у этих
ребят есть приказ задерживать всех подозрительных, а тем более вооруженных,
но никто не мог отдать приказа издеваться над людьми. Арчеладзе хорошо знал
закономерности развития конфликтной ситуации и, пока их с Капитолиной
"брали", обыскивали и везли на пост ГАИ, старался не нарываться. Где-то еще
теплилась надежда, что на посту есть офицер, что через несколько минут во
всем разберутся, возможно, принесут извинения и отпустят. Можно было
стерпеть, что лежал мордой на грязном асфальте, что сковали наручниками,
бесцеремонно выкручивая руки; можно было даже как-то оценить действия группы
захвата - работали в общем-то профессионально, хотя грубо, по-голливудски.
Однако когда втолкнули в помещение, ярко освещенное лампами дневного света,
и рассмотрели, кого взяли, началось невообразимое. Раздеваться Арчеладзе
отказался, потребовал офицера, но вместо него по лестнице спустился старшина
в милицейской рубашке и приказал раздеть обоих задержанных. На полковника
навалились втроем, содрали куртку, свитер, затем пристегнули наручником к
решетке окна и стащили брюки. Старшина делал вид, что обыскивает одежду,
прощупывает швы, но это было умышленное унижение, неподдельное глумление!
Капитолина попыталась вступиться, объяснить- ее поставили лицом к стене.
кто он?! Это же полковник Арчеладзе!
для полковника все это было несолидно. Да и противно! И лишь когда старшина
схватил Капитолину за волосы и пообещал "размазать рожу по стене", Арчеладзе
взорвался:
обвис на решетке, намертво вцепившись руками. Но удивительное дело! -
сознание как бы обострилось и открылось зрение, и он увидел страх в глазах
этих людей! Страх, и больше ничего! Именно он вызывал и жестокость, и
желание издеваться. Они хотели унизить, запугать, растоптать его честь
только потому, что сами были униженными, запуганными и растоптанными. Они не
Буркатовский Сергей
Корнев Павел
Ильин Андрей
Контровский Владимир
Суворов Виктор
Шилова Юлия