свет от свечи, рожденный воображением, спасительный и вожделенный, грел в
этот миг жарче всякого костра. Он перелопачивал снег до тех пор, пока тот не
перестал таять на руках.
обняться покрепче и закрыть глаза...
Ни слова о смерти!
чудовище не съест, или звери...
спички?!
чувствительность. Снег вокруг кучи дров был уже истоптан ногами и коленями,
перемешан и найти сейчас маленький коробок - равносильно найти иголку в
сене. Если бы еще не ноша, висящая на груди и ледяными ногами холодящая
легкие и сердце!..
Только нужно согреться!
Мамонт бегал по открытому месту - в гору и с горы, пока не пробил пот.
Волосы на голове смерзались, и из-под них, как из-под шапки, бежали горячие
капли. Но Инга продолжала замерзать, ноги по-прежнему оставались холодными и
неподвижными.
поочередно, чтобы сохранить тепло,- намотал на каменные серые ноги портянки
и натянул обувь, как на манекен. Поднял с земли, поставил, толкнул под гору.
засочилась кровь.
боли. Тогда он снова поставил ее на ноги и потянул за собой. Спутница едва
перебирала ногами, каждую секунду готовая упасть в снег и увлечь за собой
Мамонта. Он втащил ее в гору проторенным следом, а с горы потянул целиной.
Первый круг не разогрел ее, но вернул к ощущению реальности; Инга стала
чувствовать боль, дыхание сделалось стонущим и хриплым. На втором круге,
когда бежали с горы, Мамонт понял, что у самого отмерзают ноги в одних
тонких носках, пальцы стали деревянными.
бегом с горы, не заметил, как миновал кучу дров, углубившись в лес. Снегу
здесь было мало, по щиколотку, а спуск довольно крутой. Бежали, пока дорогу
не перегородила упавшая старая сосна, зависшая кроной на других деревьях и
напоминающая шлагбаум. Мамонт перевел дух. Пока не остыли пальцы, следовало
разуть Ингу и теперь самому спасать ноги. Он усадил ее на валежину, взялся
за сапог, но она неожиданно толкнула его.
дыхания послышались слезы.
и чтобы не упасть с валежины, пока он стаскивает сапоги, вцепилась в его
заиндевевшие волосы. Мамонт ощупал ее ступни - все еще лед... И портянки
холодные. Он надел один сапог, взялся за другой, и тут Инга неожиданно
выпустила его волосы, сказала со знакомым затаенным страхом:
действительно курился слабый парок, чуть больше, чем от чашки с горячим
чаем.
склоненного дерева! Правда, были еще приметные камни, которых здесь
почему-то нет, и, кажется, не было вокруг такого густого леса... Но сейчас
зима, изменилась обстановка, да и совсем иная, хотя и сходная ситуация:
тогда на руках был раненый Страга, Виталий Раздрогин. Как ни старайся
запомнить детали, их заслонят в памяти более значимые обстоятельства.
подобрался к курящейся отдушине, поймал парок ладонью, ощупал мшистый и
заиндевелый бок упавшей сосны, затем опустил руку в чернеющий круг,
напоминающий нору суслика. И вдруг ощутил знакомый мерзкий запах зверя,
спутать который невозможно ни с чем.
ворчание.
секунду. Мамонт отломил сук от валежины, но сунуть в отдушину не успел -
снег на том месте вдруг вздыбился, и в метре от ног появилась пегая,
огромная голова. Одновременно громогласный устрашающий рык заполнил
заледенелое пространство.
Пистолет дернулся в руке последний раз и затворная рама осталась в заднем
положении. Вспышки огня перед глазами ослепили его, оранжевые пятна плясали
на снегу, и он, почти незрячий, лихорадочно искал в карманах запасную
обойму, на всякий случай отскочив за валежину.
фуфайки.- Ты убил! Убил!
колодины зияла черная дыра, курился обильный пар, словно из полыньи, и
доносился низкий, почти человеческий стон. Мамонт зарядил пистолет и
выстрелил еще дважды, ориентируясь на звук.
- осуждала...
тихо, разве что доносился шорох, будто осыпался поток песка. И все-таки
соваться в непроглядный мрак было опасно и боязно до внутренней дрожи.
Мамонт достал нож, откинул лезвие и с пистолетом наизготовку полез вниз
головой. И именно в этот миг вспомнился ему один из членов экспедиции
Пилицина, которого подрал медведь, зимовавший в гроте. Тьма и неизвестность
впереди напоминали открытый космос, и никакая психологическая подготовка не
сняла бы врожденного, генетического страха перед мертвой пустотой. Лаз
оказался тесным только в устье, далее ход значительно расширялся и круто
уходил вниз. Тормозя грудью и плечами, Мамонт скрылся под землей с ногами, и
лишь тогда рука с ножом наткнулась на твердь...
спрашивала, и он мысленно зло посылал ее к черту. Протащившись метр вперед,
он с трудом встал на четвереньки и ткнулся головой во что-то мягкое,
источающее влажное тепло. Должно быть, мертвый зверь скатился в самый
дальний угол берлоги, довольно глубокой, но узкой - все-таки это был грот,
естественная полость, давно облюбованная медведем: под коленями чувствовался
мощный пласт травяного настила. Сначала он ощупал добычу, убедился, что
зверь без всяких признаков жизни, и только после того спрятал пистолет.
Теперь медведя следовало перевернуть с живота на спину, а сделать это в
тесноте оказалось трудно, к тому же туша весила килограммов под триста.
Кое-как Мамонт уложил его на бок и ощутил резкую слабость, обычную после
пережитого стресса, вытер вспотевший лоб. В берлоге было душно, не хватало
кислорода, хотя к вони он уже привык и не замечал тошнотворности запаха.
стенки, высунул голову, совсем как медведь. Инга убегала вниз по склону,
хватаясь за деревья, чтобы сохранить равновесие. Мамонт догнал ее, схватил
за шиворот и, не обращая внимания на сопротивление и злое пыхтение, потащил
назад, к берлоге. Откуда и силы взялись... Возле лаза он опрокинул ее и, как
куклу, сунул головой в черную отдушину.
переживания в ней обострилось то, что было самым слабым в ее психике -
болезненное отношение ко всякой смерти.