чуть не столкнув одного из них бампером джипа. Они что-то кричали ему,
указывая стволами винтовок, возможно, требовали выйти: славянский язык
звучал певуче и завораживал слух.
из Святок! У него родился внук Густав! Вы меня понимаете?
через минуту освободили дорогу. Один из сербов - широко-лицый и черноусый,
приблизился к джипу и сказал на чистом английском:
напротив друг друга - угловатый кусок скалы с ровной площадкой на вершине и
сторонами с отрицательным уклоном и двухэтажный, из пиленого известняка
особняк под зеленой медной крышей. Он остановил машину и подошел к железной
калитке между двух каменных резных столбов. Затвор открывался легко, стоило
лишь просунуть руку в металлическое кольцо, но Дениз потянул цепочку звонка.
в пучок, в овчинном кожухе, наброшенном на плечи, Джейсон вдруг спохватился,
впервые осознав, что не знает ни одного славянского языка и всего несколько
слов по-русски, оставшихся в памяти с детства: хлеб, вечерний звон, цветы и
вода. Этого было слишком мало, чтобы беседовать со старым сербом...
больше.
то, как спрашивали люди на дороге. Джейсон стал изъясняться знаками,
сопровождая их словами, будто разговаривал с вождем какого-нибудь
африканского племени.
Мой медик Густав Кальт принимал роды у твоей дочери. Ты назвал внука
Густавом. Понимаешь?
будто ощупывали лицо Джейсона.
продолжал он, разочаровываясь все больше и негодуя на свою безалаберность.-
А так хотелось поговорить! Мой батальон охранял разделительную зону. Гору
Сатву. Понимаешь? Я могу сейчас уехать и больше никогда не вернуться в
Боснию. И никогда не узнаю, правда ли, что на Сатве жил... Иисус Христос?
разлинованный строчками голых розовых кустов. Он сел на скамейку под
деревянным навесом возле крыльца и закутался в полушубок, сшитый мехом
наружу. Джейсону ничего не оставалось, как присесть рядом.
знаю ни одного языка, кроме английского. Я солдат и привык разговаривать на
языке оружия... Как бы объяснить, чтобы ты понял... Мысль о Христе мне не
дает покоя. Мои пехотинцы сходили с ума, когда поднимались на Сатву.
Впрочем, нет!.. С ними что-то происходило! Они утверждали, что видят своих
ангелов. Но не все, а только те, кто всходил с молитвой. Я много раз
поднимался на Сатву, но ничего не видел...
сфинкс, и разве что смотрел пристально из-под широких лохматых бровей, чуть
прикрывающих глубоко посаженные глаза. Джейсон достал сигареты: можно
покурить и возвращаться назад. Риск, с которым он прорывался по дороге к
старому сербу, оказался неоправданным и напрасным.
останавливали, и попросить черноусого серба побыть переводчиком, однако
Джейсон тут же и отказался от такой идеи, как нереальной. Во-первых, ехать
за ним - уйдет много времени, во-вторых, не хотелось доверять свои
сокровенные вопросы кому-то третьему. Под неотступным взглядом старого серба
он почти докурил сигарету, когда внезапно услышал голос медика Кальта:
облетевшими зимними розами, напоминающими сейчас колючую проволоку.
медик, однако это сейчас не покоробило командира.
согласился он,- и знаю, что тебя миновала участь капрала Флейшера. Густав!
Помоги мне! Я приехал поговорить со старым сербом о Христе. У меня очень
мало времени!
Кальт.
домой...
предложение... или приглашение к разговору.
Но почему молчит?
низким голосом проговорил старый серб.
время жил на Сатве?
Ты сейчас напоминаешь богатого и скучающего туриста, а он не желает
исполнять роль гида.
взглядом - куда? зачем? Старый серб привел его к камню, бережно отворил
калитку в железной кованой изгороди и пропустил Джейсона вперед. Вокруг
этого обломка скалы, напоминающего опрокинутую и вонзенную в землю пирамиду,
тоже были зимние голые кусты роз, посаженных ровными кругами, и подойти к
камню можно было лишь по единственной узкой дорожке, выложенной плиткой. У
самого подножия был начертан непонятный знак - вертикальная белая линия с
четырьмя точками справа.
скалу вокруг.
он.- Нет ни одной подходящей стенки, никаких выступов...
взойти.
сильные руки и подходящие ботинки. Ты легко поднимешься на вершину. Я буду
тебе вместо страховочной веревки.
взбирался на отвесные скалы и стены, в том числе и с отрицательным уклоном,
но только с обязательным альпинистским снаряжением. Будь сейчас фал -
заскочить на восьмиметровый камень было делом двух минут. Однако спорить со
стариком он не хотел и, в полной уверенности, что ничего не выйдет, подошел
к стене, прислонился к ней грудью и раскинул руки.
скалы медленно качнулся, отрицательный уклон превратился в вертикаль, а
затем и вовсе начал выполаживаться, так что тело как бы притянулось к камню.
Джейсон нащупал пальцами шероховатость, способную удержать ладони, и
осторожно оперся одной ногой о что-то невидимое. Затем подтянул и утвердил
на стене второй ботинок. Он был всего в полуметре над землей, однако
держался на стене! Перевел дух и, соблюдая основное правило скалолазов -
всегда иметь три точки опоры,- переместился вверх еще на десять дюймов. Это
казалось невероятным, но он двигался и достаточно легко, без крайнего
напряжения сил. Вдруг приступ восхищения и восторга охватил душу, так что он
тихо рассмеялся. И в тот же миг сорвался со стены и очутился на земле.
Благо, что поднялся всего на метр, не больше...
сейчас трудись и, пока забираешься, не думай о том, какой ты сильный и
ловкий.
Распластавшись, он медленно полз вверх, удерживаясь на плоскости всем телом,
в том числе и одной щекой. И тут его осенила бесхитростная мысль, что
подниматься на скалу легче, чем бороться с собой, с чувством восторга,
подступающим к груди, как приступ кашля. И чем выше он забирался, тем
сложнее становилось преодолевать безотчетную радость, возникающую
естественно - ибо он странным образом совершал то, что не мог совершить ни
при каких обстоятельствах. Так было, пока он не нашел вдруг форму
самоконтроля - страх сорваться вниз с шестиметровой высоты, причем, спиной
назад. Можно не успеть развернуться на лету и сгруппировать тело. Тогда к
одной позорной ране добавится еще сломанная нога или рука...
наконец, выполз на плоскую вершину, то, едва встав на колени, он ощутил не
восторг, а ужас.
достиг вершины!
спускаться.