- Наше дело военное...
- Но приказ-то - подленький! Мы же не враги - свои! И тоже военные.
- Нас втягивают в эти игры! Не объясняя условий... Не выполни - отключат
электроэнергию в военном городке за неуплату. Потом воду, тепло, газ...
Рычагов достаточно, все норовят голыми руками...
- Ладно, капитан, давай договариваться, - заявил дед Мазай. - Не впутывая
никого, глядя в глаза друг другу. Мы здесь готовимся к серьезному делу, не
мешай нам.
- Ясно, что к серьезному. Потому и катят на вас...
- Сроки ограниченные, условия жесткие. Так что помогай, капитан.
Он поворочал на столе сжатыми кулаками, желваки отметились на широких
скулах поморца, вспыхнули и прикрылись веками голубые чистые глаза.
- Добро... Снимай своих людей и уходи. Пока народ не проснулся. Нам и так
позора не расхлебать... Попался бы мне лет семь назад!
- Да я верю, брат, молчи.
- Сейчас же дай команду освободить личный состав, - то ли попросил, то ли
приказал капитан. - Нельзя ему чувствовать себя побежденным. У этих
матросиков и так комплекс неполноценности. Стыдно письмо домой написать.
Генерал тут же нажал тангенту рации и дал сигнал к отходу. Подал руку
капитану.
- Не обижайся, брат. Найдешь горючего - прилетай, посидим, потолкуем. На
обратный путь заправлю.
- Не прилечу, - коротко, дежурно пожав руку, сказал он. - После такого
позора мне нож к горлу - надо в море выходить. Или уж на берег... К
чертовой матери!
Они вместе вышли на палубу, генерал натянул маску: бойцы "Молнии" отчего-то
гуртились возле лестницы, оживленно переговаривались. И тут Глеб Головеров
доложил, что исчезли все ботинки, припрятанные под ступенью, кто-то украл
их самым наглым образом, и теперь больше половины людей остались в одних
носках. Докладывал на ухо, чтобы не слышал капитан корабля, требовал
разбирательства с командой.
- Нет уж, братец, - сквозь зубы прошептал ему генерал. - Проворонили
ботинки - топайте в носочках, как зайчики. Позорище!
Команда корабля была уже выстроена перед мачтой со спущенным флагом. Белая
рабочая роба и такие же шапочки делали их похожими на заключенных
концлагеря времен Отечественной войны. Разве что ухмыляющиеся физиономии и
хитроватые злые глаза никак не вязались с этим обликом. Матросы смотрели,
как победители в одних носках покидают корабль, и как бы молча улюлюкали...
Перед строем твердой поступью вышагивал мраморный дог...
3
В инструкции, полученной на посту ГАИ от Крестинина, в первую очередь
сообщалось, что Александр Грязев восстановлен на службе в органах ФСК с
сохранением звания и прежнего должностного оклада с учетом инфляции, а
также всех видов доплат, связанных с зарубежной командировкой. Там было еще
много всего толкового, продуманного, разработанного до деталей, однако это
казенное известие, особенно по поводу оклада и инфляции, более всего
поразило и возмутило Саню. Он не просился на службу, не писал рапортов, не
искал аудиенций с начальством и вообще не собирался служить, вкусив радость
и свободу бродяжьей жизни; и его никто не просил, не уговаривал - просто
объявили решение, как состоявшийся факт, верно, полагая, что он спит и
видит себя сотрудником ФСК. Особенно потрясал цинизм, с которым ему
напоминали о чести, совести и патриотизме русского офицера: благодаря этим
чувствам, остановившим массовое убийство неповинных людей в Доме Советов,
Грязев был уволен "за дискредитацию", теперь же от него требовали проявить
их, выполняя долг офицера.
Должно быть, демократическую власть, объявившую безграничную свободу
личности, начало сильно припекать, и аргументов, помимо давления на совесть
и любовь к Отечеству, не оставалось. За те деньги, которые давали, даже с
учетом инфляции и всевозможных доплат, никто бы не пожелал служить на самой
грязной службе, которая только есть на земле; служить за идею в условиях,
когда ее попросту не существует, поскольку Демократия - это лишь форма
жизни общества, - для разумного нормального человека становится
бессмысленно; и за царя было не послужить, ибо президент на Руси мог
рассматриваться не иначе как временщик" а временщикам служить честному
человеку было не принято. Оставался единственный и вечный рычаг - служить
Отечеству за совесть. На это и был расчет, им и зажимали вольную душу...
Не один раз, пока ехали по России, Саня Грязев испытывал приступы глухой
тоски и желание сбежать при первом удобном случае. Это же настроение
оставалось, когда "рафик" катил по территориям мелких кавказских государств
- бывших республик, но когда пересекли грузино-турецкую границу неподалеку
от курортного городка Сарпи, за спиной будто упал железный занавес. Он сам
себе надавил на совесть и душу свою бродяжью зажал: автором инструкции был
полковник Сыч - человек, которому доверял сам дед Мазай. Значит, не без его
участия Грязева запускали в Турцию обучать чеченских диверсантов искусству,
которым когда-то владело спецподразделение "Молния".
В инструкции ему предлагалось самому выбрать линию поведения и специфику
характера в общении со своими хозяевами и курсантами. Основные свойства его
натуры уже были как бы изначально заложены воздействием психотропных
средств, однако Грязеву вовсе не хотелось все время быть добреньким,
лениво-бесшабашным и влюбленным. Как только перестали подкачивать
психотропиком - а это случилось на территории Грузии, - Саня сразу же решил
показать зубы: надо было разрушить у них иллюзию, что он покладистый
парень, из которого с помощью женщины и коньяка можно вить веревки. С этой
командой лучше быть вечно недовольным, обозленным мужиком, со своенравным -
на грани самодурства - характером, въедливым, несносным, тяжелым эгоистом.
Пусть они без психотропика ищут к нему подход и сами вырабатывают манеру
поведения, пусть привыкают, что иметь наемного специалиста - дело
хлопотное, накладное.
Не получив с утра допинга, Грязев молчал несколько часов подряд, затем
позвал Алика в салон - тот ехал рядом с водителем - и сказал без всяких
предисловий:
- Ну ты и скотина, Алик! Рожу бы тебе набить. Контракт-то я по пьянке
подмахнул, а ты воспользовался... Напоил и подсунул!
- В чем дело, Сашенька? - будто бы испугалась законная жена. - Что ты
говоришь?..
- А ты молчи, тварь! - огрызнулся Саня. - Не с тобой говорю!
Она умолкла, поглядывая на шефа; тот же оценивал ситуацию и не выдавал
чувств.
- Возникли сомнения, друг мой? - ласково спросил благодетель. - Мы сейчас
же все обсудим!
- Поздно обсуждать! Дело сделано! - Грязев зло мотнул головой. - А можно
было все сделать по-человечески, без подлости. У меня нет уверенности
теперь, что вы еще какую-нибудь гадость не подбросите... Запомни, Алик:
если вы снова начнете мудрить, этим контрактом можешь сходить подтереться.
Только почувствую - сразу же уйду. Ты же понимаешь, за мной углядеть
невозможно, а границы меня не держат. Считай, что это дополнительные
условия к контракту.
Алик каялся и соглашался на все, и в этой беспредельной готовности уступать
Саня почувствовал, что честно играть с ним не будут. На грузино-турецкой
границе благодетель распрощался с молодоженами и поехал назад, а за
таможней их поджидали другие люди и другой автомобиль. Конвейер переброски
"туристов" был отлажен и действовал на высшем уровне сервиса. Гидом теперь
оказался веселый сорокалетний отуреченный азербайджанец Бауди, великолепно
владеющий русским языком. Он вел машину и с восторгом рассказывал о бывшей
армянской земле, где некогда процветала древнейшая цивилизация.
Хрестоматийные названия - Аракс, гора Арарат, озеро Ван, река Тигр сбивали
с толку, укачивали воображение, и Грязев начинал ощущать себя туристом,
богатым, беззаботным путешественником, которому все рады, готовы услужить,
вкусно накормить, положить в мягкую постель. Вот так бы однажды проехать по
всей земле, посмотреть на мир и успокоиться навсегда, поселившись в
Роллинс Джеймс
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Зыков Виталий
Каргалов Вадим