полукриминальный делец, и здесь исполняли не только обязанности охранников
Дворянского Гнезда, но еще вели в округе определенную разведку, дабы
перехватить недругов на дальних подступах.
и никак себя не проявляли. А могли бы вышвырнуть из района, хоть сами, хоть
руками милиции, поскольку Закомарный наверняка подкармливал местное
начальство. Опера-костоломы не на шутку перепугались, лихорадочно изобретая
новую легенду, и оправдывались тем, что не было оперативной проработки
района. На какое-то время оставив в покое бизнесменов, с оглядкой и большими
предосторожностями они начали сбор информации относительно Закомарного и на
восьмые сутки принесли неожиданный результат - отыскали человека, жена
которого когда-то имела девичью фамилию Тропинина.
встречалась. Звали его по-кержацки - Макковей, относился он к дуракам,
потому что работал конюхом, носил длинную, до пояса, бороду, не пил, не
курил, не ругался матом, а только молился и читал старинные богослужебные
книги. Бурцев дал задание операм добыть образец его почерка, и те двое суток
выделывали круги возле конюха, негласно обыскали хомутовку, затем избу и
пришли невеселые. Ни строчки не добыли, мало того, Макковей вроде бы
заподозрил слежку, стал вести себя так, будто проверял, есть ли за ним
хвост.
за то, что тот никак не хотел перекреститься из старообрядцев и ходить в
церковь.
засвечивать своих оперов, Бурцев решил взглянуть на него сам. Момент выбрал
подходящий - Макковей с вечера запряг в косилку пару коней и поехал на луга.
А Сергей под утро сделал первую вылазку из поднадоевшего поповского дома.
пояса, и светлой ночью простор открывался на километры вокруг. Опера
доложили, что конюх будет косить до утра, но Бурцев застал его за странным
занятием. Выпряженные кони носились кругами и, казалось, дрались, норовя
ударить или укусить друг друга, а невысокого роста длиннобородый мужик,
забыв, что топчет покос, беспомощно бегал по лугу и что-то кричал. Должно
быть, не мог поймать и запрячь коней. Похоже, гонка эта продолжалась всю
ночь: покос был еще не тронут, и сенокосилка стояла с поднятым в небо
дышлом.
близко. И только тут он понял, что перед ним - конская свадьба. Загулявшая
страшненькая кобылица наверняка была уже старой, а сейчас скакала как
девочка, высоко вскидывая задние ноги, и напротив, жеребчик оказался совсем
молоденьким, неопытным в любви, однако разъяренным и страстным. Ничего
подобного Бурцеву, кроме как в кино, видеть не приходилось, и он, потеряв
осторожность, стоял чуть поодаль в полный рост.
подпускала жениха, лягала его так, что брюхо жеребчика гудело, как барабан,
а он ржал и, казалось, плакал от боли. Наконец ему удалось заскочить на
кобылицу, но той что-то не понравилось - сбросила жениха и, по-собачьи
вцепившись ему в холку, чуть не свалила с ног. Конюх замахал руками, с
криком устремился к лошадям, но был тут третьим лишним: то ли успел
отскочить и сам упал в траву, то ли был сбит ударами копыт.
встал с травы. Не скрываясь, Бурцев подошел и увидел конюха, спокойно
лежащего на спине с видом откровенно веселым.
самой уж никакого терпенья нет.
первый раз, не получается у него. А она сердится. - Макковей, глядя в
светлеющее небо, разгладил бороду. - И правильно сердится. Если позволили
тебе запрыгнуть, ты уж давай действуй, совершай природный долг. А то попасть
не может, все мимо да мимо... Не можешь попасть, так не прыгай, потерпи,
срок не пришел.
вскочил. - Ну, давай, давай, родимый! Спасай природу!
отвислые бока невесты и не ржал, а стонал от досады; она же, повернув к
неумелому жениху свою непомерно большую голову, смотрела с последней,
отчаянной надеждой.
матушка!
вскинула голову, заржала так, словно выкрикнула в небо - ну наконец-то
свершилось! И жеребчик откликнулся ей густым, мужским басом.
будто ничего не произошло. И кобылица так же невозмутимо встряхнула головой,
побрякала удилами о зубы и принялась за еду.
Бурцев ждал беседы, какого-то интереса к незнакомому человеку, расспросов,
но конюх словно и не замечал его. Стоял, щурился на солнце и пушил свою
бороду.
вымокшие от росы спортивные брюки.
над человеком смеешься. А настоящее веселье, это когда вот так стоишь утром,
на солнце смотришь, на коней, на траву... До чего радостно бывает! Кобыла
вот огулялась - добро! Жеребеночек будет... Ты не смотри, что она
неказистая, от нее приплод хороший... Вот от чего смеяться надо. Или вот ты
одежу выжимаешь - думаешь промок? Нет, в живой воде искупался. Роса ведь,
она и есть живая вода! Разве не весело?
написали, в книгах изложили. За всю жизнь не выучить.
тут где-то целый источник есть с такой водой. Это правда?
бесхитростный конюх.
кроме коней своих, ничего не знаешь...
писать. Автор, назвавшийся Тропининым, был человеком иного склада ума,
современно образованным, в какой-то степени расчетливым. Надо отдать ему
должное: законспирировался аноним отлично...
на высоком берегу, все равно промок до ушей.
чистому березняку: их белая "крутая" иномарка едва различалась среди
деревьев...
дверцами, открытым багажником и на спущенных колесах. А вокруг - ни души...
солнцем и тянулись к земле сосульками невероятной длины и прозрачности,
создавая впечатление хрустального звонкого городка. Два прошедших бурных
года и развал империи внешне никак не отразились, может, потому, что здесь
не ставили много памятников вождям, не переименовывали улицы и теперь нечего
было свергать и стирать с углов деревянных домов. Единственной приметой
времени была полная тьма - не горели уличные фонари, однако эти сосульки,
напитавшись за день солнцем, по ночам излучали его, роняя на землю
призрачный, напоминающий полярное сияние свет.
что, настеганный сроками и начальством, не горел желанием немедленно
приступить к работе и в день приезда, не объявившись ни в прокуратуре, ни в
милиции, инкогнито устроился в гостиницу и пошел бродить по улицам. Не
сказать, что бесцельно, поскольку было еще светло и ноги сами привели его к
решетчатой изгороди дома Кузминых.
оказалась открытой. На стук никто не ответил, и только Бурцев толкнул дверь
в переднюю, как в лицо ударил запах тревоги, нищеты и убогости: в доме
приютились беженцы с Кавказа. Долго прожив среди инородцев, эти русские люди
мало чем от них отличались - черноволосые, черноглазые и смуглые, и все же
сказывался природный северный дух - молчаливость и спокойствие. Они
почувствовали в Бурцеве начальника, смотрели выжидательно, следили за каждым
его движением и ни о чем не просили. Откуда-то со второго этажа
подтягивались все новые и новые - мужчины, женщины, старики и дети, внешне
напоминающие одну семью человек в сорок. Скоро в передней стало тесно, и
Бурцев, ощущая тяжесть от этих немых взглядов, хотел уйти, но в толпе
шевельнулась женщина.
Мурич Виктор
Беляев Александр
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Земляной Андрей
Куликов Роман