Чтение 12–й страницы книги ~Аквариум~

- полированная бронза. За такую ручку и взяться рукой страшно, не испачкать бы. Лифты бесшумные.

Подождите тут. Передо мной огромное окно. Там, за окном, узкие переулки Замоскворечья, там белый корпус гостиницы "Россия", золотые маковки церквей, разрушенных и вновь воссозданных для иностранных туристов. Там, за окном, громада Военно-инженерной академии. Там, за окном, яркое солнце и голуби на карнизах. А меня ждет Кир.

- Заходите, пожалуйста.

Кабинет его широк. Одна стена - стекло. Смотрит на скопление зеленых железных крыш квартала ЦК. Остальные стены светло-серые. Пол ковровый - серая мягкая шерсть. Стол большой, без всяких бумаг. Большой сейф. Больше ничего.

- Добрее утро, Виктор Андреевич, - ласково.

- Доброе утро, Кир Гаврилович.

Не любит он, чтобы его генералом называли. А может быть, любит, но не показывает этого. Во всяком случае приказано отвечать "Кир Гаврилович", а не "товарищ генерал". Что за имя? По фамилии украинец, а по имени - ассирийский завоеватель. Как с таким именем человека в Центральном Комитете держать можно? А может, имя его и не антисоветское, а наоборот, советское? После революции правоверные марксисты каких только имен своим детям не придумывали: Владлен - Владимир Ленин, Сталина, Искра, Ким - Коммунистический Интернационал Молодежи. Ах, черт. И Кир в этом же ряду. Кир - Коммунистический Интернационал.

- Садитесь, Виктор Андреевич. Как поживаете?

- Спасибо, Кир Гаврилович. Хорошо.

Он совсем небольшого роста. Седина чуть-чуть только проступает. В лице решительно ничего выдающегося. Встретишь на улице - даже не обернешься, даже дыхание не сорвется, даже сердце не застучит. Костюм на нем самый обыкновенный, серый в полосочку. Сшит, конечно, с душой. Но это и все. Очень похож на обычного человека. Но это же Кир!

Я жду от него напыщенных фраз: "Руководство ГРУ и Центральный Комитет оказали вам огромное доверие..." Но нет таких фраз о передовых рубежах борьбы с капитализмом, о долге советского разведчика, о всепобеждающих идеях. Он просто рассматривает мое лицо. Словно доктор, молча и внимательно.

- Вы знаете, Виктор Андреевич, в ГРУ и в КГБ очень редко находятся люди, бегущие на Запад.

Я киваю.

- Все они несчастны. Это не пропаганда. Шестьдесят пять процентов невозвращенцев из ГРУ и КГБ возвращаются с повинной. Мы их расстреливаем. Они знают это и - все равно возвращаются. Те, которые не возвращаются в Советский Союз по своей собственной воле, кончают жизнь самоубийством, спиваются, опускаются на дно. Почему?

- Они предали свою социалистическую родину. Их мучает совесть. Они потеряли своих друзей, родных, свой язык...

- Это не главное, Виктор Андреевич. Есть более серьезные причины. Тут, в Советском Союзе, каждый из нас - член высшего сословия. Каждый, даже самый незначительный офицер ГРУ - сверхчеловек по отношению ко всем остальным. Пока вы в нашей системе, вы обладаете колоссальными привилегиями в сравнении с остальным населением страны. Когда имеешь молодость, здоровье, власть, привилегии - об этом забываешь. Но вспоминаешь об этом, когда уже ничего нельзя вернуть. Некоторые из них бегут на Запад в надежде иметь великолепную машину, особняк с бассейном, деньги. И Запад платит им действительно много. Но, получив "мерседес" и собственный бассейн, предатель вдруг замечает, что все вокруг него имеют хорошие машины и бассейны. Он вдруг ощущает себя муравьем в толпе столь же богатых муравьев. Он вдруг теряет чувство превосходства над окружающими. Он становится обычным, таким, как все. Даже если вражеская разведка возьмет этого предателя на службу, все равно он не находит утраченного чувства превосходства над окружающими, ибо на Западе служить в разведке - не считается высшей честью и почетом. Правительственный чиновник, козявка, и ничего более.

- Я никогда об этом не думал...

- Думай об этом. Всегда думай. Богатство - относительно. Если ты по Москве ездишь на "Ладе", на тебя смотрят очень красивые девочки. Если ты по Парижу едешь на длинном "ситроене", на тебя никто не смотрит. Все относительно. Лейтенант на Дальнем Востоке - царь и бог, повелитель жизней, властелин. Полковник в Москве - пешка, потому что тысячи других полковников рядом. Предашь - потеряешь все. И вспомнишь, что когда-то ты принадлежал к могущественной организации, был совершенно необычным человеком, поднятым над миллионами других. Предашь - почувствуешь себя серым, незаметным ничтожеством, таким, как и все окружающие. Капитализм дает деньги, но не дает власти и почестей. Среди нас находятся особо хитрые, которые не уходят на Запад, но остаются, тайно продавая наши секреты. Они имеют деньги капитализма и пользуются положением сверхчеловека, которое дает социализм. Но мы таких быстро находим и уничтожаем...

- Я знаю. Пеньковский...

- Не только. Пеньковский всемирно известен. Многие неизвестны. Владимир Константинов, например. Он вернулся в Москву в отпуск, а попал прямо на следствие. Улики неопровержимы. Смертный приговор.

- Его сожгли?

- Нет. Он просил его не убивать.

- И его не убили?

- Нет, не убили. Но однажды он сладко уснул в своей камере, а проснулся в гробу. Глубоко под землей. Он просил не убивать, и его не убили. Но гроб закопать обязаны. Такова инструкция. Иди, Виктор Андреевич. Успехов тебе. И помни, что в ГРУ уровень предательства гораздо ниже, чем в КГБ. Храни эту добрую традицию.

В Мюнхене снег. Небо лиловое. И еще сыплет из снежной свинцовой тучи. Спешат бюргеры. Носы в воротники прячут. Елки. Елки кругом. Вокруг фонарей гуще снежинки, крупнее. Укрывает снег грязь и серость цивилизации. Все чисто, все без грязных пятен, даже крыша Дойче Банк. Тихо и тепло, когда снег валит. Если прислушаться, то можно услышать шорох белых мягких кристаллов. Слушайте, люди, как снег падает! Эй, бюргеры, да куда же вы торопитесь? Остановитесь. Чисто и тихо. Ни ветра пронзительного, ни визга тормозов. Только тишина над белым городом.

...Мягкие теплые снежинки падают мне на лицо. Я люблю их. Я не отворачиваюсь. Снег бывает колючим, снег бывает жестким и шершавым. Но сегодня не тот снег. Сегодня добрый снег падает с неба, и я не прячу от него лица.

С вокзала - на Мариенплац. Я путаю следы. За мной слежки нет. Но я должен следы запутать, закрутить. Лучше погоды для этого не придумаешь. Майор ГРУ э 173-В-41. Я путаю следы после встречи с другом э 173-В-41-706. Встречу я провел в Гамбурге. Там же какой-то молодой борзой из боннской дипломатической резидентуры ГРУ принял полученные мной документы.

В Мюнхене я только путаю следы. Переулками, переулками - все дальше в снежную мглу. Иногда меня можно увидеть там, где очень много людей. В бесконечных лабиринтах пивной, где когда-то родилась партия Гитлера. Это не пивная. Это настоящий город с улицами и площадями. С бесконечными рядами столов. С сотнями людей. Это целое независимое пивное государство, как Ватикан в Риме, как Центральный Комитет в Москве.

Дальше, дальше вдоль столов, за угол, еще за угол. Тут в темной нише немного подождать. Кто появится следом? Тут, в черной нише, на огромном дубовом кресле не иначе Геринг сиживал. А теперь сижу я с огромной пивной кружкой. Это моя работа. Кто пройдет мимо? Кто вышел следом? Не ищут ли меня чьи-то глаза, потерявшие мою серую спину в этом водовороте, в этом сумраке, в пивных испарениях? Вроде никого. Тогда снова на улицу. В узкие переулки. В голубую метель.

В Вене - товарищ Шелепин. Проездом. Он едет в Женеву на заседание сессии Международной Организации Труда.

Товарищ Шелепин - член Политбюро. Товарищ Шелепин - звезда первой величины. Но не восходящая звезда, заходящая. Было время, когда товарищ Шелепин был (тайно) заместителем председателя КГБ и одновременно (явно) вице-президентом Международной федерации демократической молодежи. Товарищ Шелепин организовывал манифестации за мир и дружбу между народами. На его совести грандиозные манифестации в защиту мира. Миллионы дураков шли за товарищем Щелепиным. Кричали, требовали мира, разоружения и справедливости. За это его возвели в ранг председателя КГБ. Правил он круто и твердо. Правил половиной мира, в том числе и демократической молодежью, требующей мира. Но он сорвался. Теперь товарищ Шелепин правит советскими профсоюзами. Профсоюзы у нас - это тоже КГБ, но не все КГБ, а только филиал. И потому нет в посольстве особого уважения к высокому, гостю. Едешь в свою Женеву, ну и вали. Не задерживайся. Всем ясно, что товарищ Шелепин вниз скользит. Был председателем КГБ, а теперь только глава профсоюзов. Если скольжение вниз началось, то его уже ничем не удержишь.

Все посольство знает, что Железный Шурик напивается до полного безумия. Лидер советского пролетариата жутко матерится. Он бьет уборщиц. Он выбросил из окна тяжелую хрустальную пепельницу и испортил крышу лимузина кубинского посла. Он сам знает, что ему пришел конец. Бывший глава КГБ прощается с властью. Буйствует.

Я столкнулся с ним в коридоре. У него оплывшее морщинистое лицо, совсем непохожее на то, которое улыбается нам с портретов. Да и узнал я его только потому, что пьяный (никто так по посольству не осмеливается ходить), да еще при охране. Кого еще пять телохранителей сопровождать будут? У телохранителей лица каменные, как и положено. В телохранители набирают тех, кто смеяться не научился. Идут они важные. Крестьянские парни, вознесенные к вершине власти. Они, конечно, не понимают, что если падение уже началось, то его не остановить.

И только на губах старшего в команде телохранителей играет чуть брезгливая улыбка. Чуть заметно его губы кривятся. Меня эта ухмылка не обманет; он не охраняет товарища Шелепина от врагов народа, он следит за тем, чтобы товарищ Шелепин - вождь самого сознательного революционного класса - не ударился в бега. Если товарищ Шелепин побежит, начальник охраны воспользуется пистолетом. Да в затылок! Между ушей! Чтоб не убежал товарищ Шелепин очень далеко. И товарищ Шелепин - заходящая звезда первой величины - знает, что начальник охраны не телохранитель, а конвоир. Знает Шелепин, что дана начальнику охраны соответствующая инструкция. И я это знаю.

Ах, если бы мне дали такую инструкцию!

- Дэза!

Навигатор суров. Я молчу. Что на такое заявление скажешь? В его руке шифровка. Семьсот Шестой друг начал производить дэзу. Если анализировать полученные от него документы, то вскрыть попытку обмануть ГРУ невозможно. Но любой документ, любой аппарат, любой образец вооружения ГРУ покупает в нескольких экземплярах в разных частях мира. Информация о снижении шумов в редукторах атомных подводных лодок типа "Джордж Вашингтон" была получена ГРУ через дипломатического резидента в Уругвае, а полная техническая информация об этих лодках была получена нелегалами ГРУ через Бельгию. Одинаковые кусочки информации сравниваются. Это делается всегда, с любым документом, с любым кусочком информации. Попробуй добавить от себя, попытайся утаить - служба информации это вскроет.

Именно это случилось, сейчас с моим выставочным другом э 173-В-41-706.

Все было хорошо. Но в последнем полученном от него документе не хватает трех страниц. Страницы важные и убраны так, что невозможно обнаружить, что они когда-то тут были. Только сравнение с таким же документом, полученным, может быть, через Алжир или Ирландию, позволяет утверждать, что нас пытаются обмануть. Подделка выполнена мастерски. Выполнена экспертами. Значит, Семьсот Шестой под полным контролем. Сам он пришел в полицию с повинной или попался - роли не играет. Главное - он под контролем.

- Прикажете убрать Семьсот Шестого?

Навигатор с кресла вскочил:

- Очнись, майор! Белены объелся? Бульварной литературы начитался? Если предашь ты - мы тебя убьем, это урок для всех остальных. А если убить добропорядочного буржуя, владельца фирмы, - для кого это урок? Кто знает, что он с нами был связан? Я бы его убил, если бы он опасен для нас был. Но он о нас решительно ничего не знает. Он даже не знает, работал он на КГБ или на ГРУ. Мы ему такой информации не давали. Единственный секрет, которым он обладает: Виктор Суворов - шпион. Но это весь мир знает. Велик соблазн убить. Многие разведки так и поступают. Втягиваются в тайную войну и забывают о своей главной задаче - добывать секреты. Нам же нужны секреты. Как здоровому мужику нужны половые сношения. Запомни, майор, что только слабый, глупый, не уверенный в себе мужчина убивает и насилует женщину. Именно такими слабыми и глупыми нас изображают бульварные газетки и дешевые романчики. Умная, сильная, уверенная в себе разведка не гоняется за агентурой, как за женщиной. Умному мужчине женщины прохода не дают, на шее виснут. Мужчина, у которого сотни женщин, не мстит одной, даже изменившей ему, по той простой причине, что ему некогда этим заниматься. У него множество других девочек. Кстати, у тебя есть что-либо в запасе?

- Вы имеете в виду новых друзей?

- Только это я и имею в виду! - вдруг обозлился он.

Навигатор, конечно, знает, что кроме Семьсот Шестого, у меня никаких друзей нет, как нет никаких намеков на интересное знакомство. Вопрос он задал только для того, чтобы ткнуть меня носом в грязь.

- Нет, товарищ генерал, ничего у меня в запасе нет.

- В обеспечение!

- Есть, в обеспечение!

С Семьсот Шестым я провел еще одну встречу. Он под контролем, но совсем не обязательно показывать, что ГРУ об этом знает.

Я провожу встречу, как всегда. Я плачу. Я говорю, что пока его материалы нам не нужны. Встретимся через год. Возможно, у нас появится заказ. Через год под любым предлогом его выведут в консервацию. В дремлющую сеть. Жди сигнала. На этом связь с ними прекратится: жди, когда к тебе на связь выйдет особо важный нелегал! Пусть ждет он и полиция. Не дождетесь. Называется это "отсечение под видом консервации". От него мы получили очень нужные приборы. На нем мы сэкономили миллионы. Его материал, когда он был первосортным, тоже использовался для проверки какого-то другого. А теперь до свидания. Ждите очередного сигнала. Ждите особо важной встречи.

С Семьсот Шестым никаких проблем. Но что же мне теперь делать? Вновь собачья жизнь начинается. Вновь борзить. Вновь беспросветное агентурное обеспечение.

А чего вы, Виктор Андреевич, хотели? Не можете работать самостоятельно, поработайте на других.

Я снова в обеспечении. Опять я полностью подчинен Младшему лидеру и лишен права встречаться с Навигатором лично. На таких, как я, у него нет времени. Правда, кто успехи имеет, тоже иногда в агентурном обеспечении работает. Но это случается только во время массового обеспечения, когда всю резидентуру выгоняют на проведение каких-то операций, смысл которых скрыт от нас. А еще их привлекают для обеспечения операций нелегальных резидентур ГРУ. Это другое дело. Обеспечивать нелегалов - почет. Обеспечивать нелегалов - совсем другое дело. Но нас, борзых, в обеспечение нелегалов бросают очень редко. Нам остается тяжелая неблагодарная работа: большой риск, уйма затраченного времени и никаких почестей. Простое агентурное обеспечение работой не считается. Вроде как секретарь-машинистка у великого писателя. Ни денег, ни почестей. Но попробуй ошибись!

Именно такая у меня сегодня работа. Я на пикник в горы еду. Время сейчас совсем не для пикников. Погода не та. Но мне нужно быть в горах. Если бы за нами следили, если бы нас арестовывали и выгоняли, я придумал бы какой-нибудь предлог поумнее. Но нас редко трогают в Великобритании, почти никогда в США, а в остальных странах к нам - шпионам - относятся доброжелательно. Поэтому нет нужды выдумывать что-то оригинальное. Пикник. Этого достаточно. Вряд ли кто на пикник ездит в одиночку. Но разве кому интересно, что делает советский дипломат в нерабочее время?

В багажнике моей машины противотанковый гранатомет РПГ-7 и пять гранат к нему. Все это аккуратно упаковано. Все это я должен вложить в тайник. Гранатомет весит 6 кг. Каждая граната - 2 кг 200 г. Да упаковка. В общем более 20 кг в одном длинном сером пакете. Кому этот гранатомет нужен? Я не знаю. Я зарою его в горах. Я спрячу его в тайнике, который я выбирал шесть дней. Кто-то кому-то когда-то передаст описание этого тайника и тайные приметы, по которым его совсем легко найти. Адресат всегда получает описание тайника только после того, как материал вложен в тайник. Следовательно, даже если он и захочет продать нас полиции, он не сумеет этого сделать. Адресат получит описание и поспешит к этому месту, но меня там уже давно нет. Так что я, моя дипломатическая резидентура, советская военная разведка, весь Советский Союз - мы к нему отношения не имеем. Лежал гранатомет в земле, вот и все. Может быть, он всегда тут лежал. Может быть, со дня сотворения Земли ему тут место было. Но беда, что гранатомет советский. Может быть, это американцы захватили его во Вьетнаме да и прячут в Альпах?

Кому этот гранатомет нужен? Хоть убейте, не знаю. Ясно, что это не резерв на случай войны. Для долгосрочного хранения применяются тяжелые контейнеры, а тут совсем легкая упаковка. Значит, его в ближайшие дни кто-то заберет. Не исключено, что в ближайшие дни им и воспользуется. Иначе его придется долго хранить. Это опасно. Черт меня побери, а ведь я сейчас историю творю! Может быть, этот гранатомет повернет историю человечества в совсем неожиданное русло. РПГ-7 - мощное оружие, легкое да простое. Все лидеры Запада за пуленепробиваемые стекла попрятались. А если вас, господа, гранатой ПГ-7В шарахнуть? Ни один броневой лимузин не устоит. Шарахнуть с 300 метров можно. Вот визгу-то будет! Интересно, на кого же ГРУ око свое положило? Кому пять гранат предназначаются? Главе государства? Генералу? Папе Римскому? Но ведь можно и не только по броневому лимузину шарахнуть. Защитник окружающей среды может в знак протеста ударить по цистерне с ядовитым газом или по атомному реактору. Защитник мира может подкараулить конвой с американскими атомными боеголовками да нажать на спуск. Шуму на весь мир будет. Ядерного взрыва, конечно, не получится, но уж газеты так взвоют, что придется Западу разоружиться.

Я кручусь по перекресткам, я часто меняю скорость, я выскакиваю на автострады и вновь ухожу на совсем неприметные полевые дороги. Кто за мной следит? Кажется, никто. Кому нужен я? Никому. Я один. Я в густом лесу на узкой дороге. Над моей головой шумит лес. Свою машину я бросил на обочине узкой дороги. Тут иногда оставляют свои машины туристы.

Я сижу на пригорке в ельнике и со стороны наблюдаю за своей машиной. Слежки за мной не было. Гарантирую. Но, возможно, в мою машину полиция вмонтировала радиомаячок, который сейчас сигналит им о моем местоположении. Они, может быть, не следили за мной, как обычно, а держались на значительном удалении. Если это так, то скоро кто-то должен появиться у моей машины. Кругом лес да горы. Появиться они могут, только используя одну дорогу. Но она под моим контролем. Они будут немного суетиться у моей машины, соображая, в каком направлении я ушел. Тогда я заберу свой драгоценный сверток и, сделав большой крюк по лесу, вернусь к своей машине, когда возле нее никого не останется. Двери я закрою изнутри и буду кружить по лесам и горам. А потом я вернусь в посольство и завтра повторю все с самого начала.

Я вновь смотрю на часы: прошло тридцать минут. Никто не появился у моей машины. Только сосны шумят. Упаковку с гранатометом можно было бы оставить в машине и сейчас, убедившись, что не следят, вернуться к машине, захватить груз и идти в горы. Но это не наша тактика.

Я еще несколько минут сижу в кустах, прислушиваюсь к шорохам леса. Нет никого. На ноги я надеваю резиновые сапоги, на голову - кепку с добродушным британским львом, рюкзак на спину: пусть меня за туриста принимают. В руках у меня сигара. Я, конечно, не курю. Много лет назад мне запретили это делать. Но ароматная сигара всегда со мной. Кончик ее отломить, табак потереть в ладонях и разбросать вокруг себя. Это вашим собачкам от меня привет. Я долго бреду через кусты, выхожу к ручью и бреду по воде против течения. Слежки нет. Но, может быть, они через несколько часов нагрянут сюда с собаками, с вертолетами.

Жаль, что упаковка с гранатометом имеет очень необычную форму. Если кто-то увидит, что из моего рюкзака торчит такая непонятная, укутанная резиной деталь, всенепремедно поймет, что я чернорабочий ГРУ, что я работаю в неблагодарном обеспечении в наказание за неспособность самостоятельно находить выходы к секретам.

Далек мой путь. Ножками, ножками. Как в Спецназе. По ручью вверх и вверх. Революционным отрядам борцов за свободу нужно оружие для свержения капиталистического рабства. Возможно, гранатомет заберут итальянские или германские ребята и воспользуются им, нанося еще один удар по гниющему капитализму.

Далек путь. Достаточно времени для умственной гимнастики. Что же мне придумать, чтобы меня на самостоятельную работу поставили? Может, написать рапорт начальнику 5-го направления 1-го Управления и предложить нечто оригинальное? Пусть, например, германские или итальянские ребята украдут президента или министра обороны. Это для них хорошо, для их революционных целей, для поднятия революционной сознательности масс. Захваченного пусть они судят своим революцией ным трибуналом. Пусть казнят его. Но перед казнью мы бы могли с ним поговорить: напильником по зубам

- выдавай, падла, секреты!

Я бреду по воде, улыбаясь своим фантазиям. Конечно этого я никогда не предложу. Неблагодарное дело - давать советы. Тех, кто подал идею, никогда не вспоминают. Награждают не инициаторов, а исполнителей. Идея проста. И без меня до нее додумаются. Мне нужно придумать нечто такое, где бы я был не только инициатором, но и исполнителем. Идея должна быть не общей, а конкретной. Перед тем, как ее поведать командиру, я должен подготовить тысячи деталей. Перед тем, как ее рассказать, я должен быть всецело связан с этой идеей так, чтобы меня не могли оттеснить в сторону, доверяя проведение операции более опытным волкам.

Чистый горный поток журчит под моими ногами. Иногда я выхожу на берег, чтобы обойти водопад. Тогда я вновь отламываю кусочек сигары, тру табак в руках и разбрасываю его. Я ступаю только на камни, не оставляя следов.

Вот оно, это место, выбранное мной, одобренное Младшим лидером резидентуры и утвержденное начальником 1-го Управления ГРУ.

Тайник - это не пещера и не тайный погреб. Совсем нет. Тайник - это место, которое легко может найти тот, кому положено, и которое очень трудно найти тем, кому не положено. Тайник - это место, где наш груз не могут обнаружить случайно, где он не может пострадать от стихийных бедствий.

Подобранный мной тайник отвечает этим требованиям. Он выбран в горах, вдали от человеческого жилья. Это место - в расщелине между скал. Это место закрыто непролазной чащей колючих кустов. Сюда не стремятся туристы. Тут не играют любопытные дети. Тут никогда не будет строительства. Этому месту не угрожают оползни и наводнения. А найти его легко. Если знаешь, как искать. Вот высоковольтная линия электропередачи на гигантских металлических опорах. От опоры э 042 нужно идти в направлении опоры э 041. Нужно дойти до места, где провода более всего провисают и тут повернуть влево. Далее пройти тридцать метров в направлении, точно перпендикулярном линии электропередачи. Колючки лицо царапают? Это ничего. Вот в кустах груда камней и черные угли костра, горевшего тут много лет назад. Отсюда десять шагов вправо. Протиснемся в расщелину. Вот груда камней. Это и есть тайник. Место не очень приятное. Сыро, мрачно. Колючки. Прошлый раз, когда я это место нашел, я набросал тут всякого мусора, который обнаружил поблизости: ржавую консервную банку, бутылку, моток проволоки. Это - чтобы никому в голову не пришло тут пикник устроить.

Я еще раз оглядываю все, что окружает меня. С момента моего первого появления тут не изменилось ничего. Даже консервная банка на прежнем месте. Я долго вслушиваюсь в шум ветра в вершинах гор. Никого. Сбрасываю с плеч осточертевший за долгую дорогу рюкзак. Я предлагал командиру закопать гранатомет в землю, но он приказал только завалить его камнями, выбирая какие потяжелее. А еще я предлагал поймать бездомного кота, доставить сюда и тут принести в жертву интересам мирового пролетариата. Его останки отгонят от этого места и охотников, и туристов, и любовные пары, ищущие укромные уголки. Это предложение тоже не утвердили. Первый заместитель командира приказал воспользоваться жидкостью "ЗРГ, вариант 4". Флакончик у меня небольшой, но запах останется надолго. "ЗРГ, вариант 4"

- это запах горелой резины, он сохранится тут на несколько недель, отгоняя непрошеных и гарантируя одиночество получателям моей посылки. Что ж, успеха вам, бесстрашные борцы за свободу и социальную справедливость.

Я вслушиваюсь в шум ветра и, как осторожный зверь, скольжу между скал.

Западную Европу я уже знаю неплохо. Как хороший охотничий пес знает соседнюю рощу. Я мог бы экскурсоводом работать в Амстердаме или в Гамбурге: посмотрите направо, посмотрите налево. Вену я тоже знаю хорошо, но не так, как, например, Цюрих. Это и понятно: не занимайся любовью там, где живешь. Понятно, что мои коллеги из Рима, Бонна, Парижа, Женевы знают Вену лучше меня. Они работают тут, "выезжая на гастроли". А я гастролирую там. Система для всех одна. У всех у нас одна тактика: не надо ссориться с местными властями, если можно операцию провести где-то очень далеко.

Сегодня я работаю в Базеле. Я не сам работаю. Обеспечиваю. Базель - это стык Германии, Франции и Швейцарии. Базель - это очень удобное место. Уникальное место. Базель - перекресток. Был в Базеле и исчез. Тут легко исчезнуть. Очень легко.

Я сижу в небольшом ресторанчике, прямо напротив вокзала. Вообще-то, трудно сказать, ресторан это или пивная. Зал надвое разделен. В одной стороне - ресторан. Совсем небольшой. Там на столах красные скатерки. В другой стороне - пивная. Дубовые столы без всяких скатертей. Тут я и сижу. Один. На темном дереве стола вырезан орнамент и дата "1932". Значит, стол этот тут еще и до Гитлера стоял. Хорошо быть швейцарцем. Граница Германии вон там проходит. Прямо по улице. А войны никогда не было.

Симпатичная невысокая тетенька кружку пива передо мной ставит на аккуратный картонный кружочек. Откуда ей, грудастой, знать, что я уже на боевой тропе. Что секунды стучат в моей голове, что сижу я тут неспроста и так, чтобы большие часы на здании вокзала видеть. Откуда ей знать, что по этим часам еще кто-то ориентируется, кого я не знаю и никогда не узнаю. Откуда ей знать, что кончики пальцев моих уже намазаны кремом ММП и потому не оставляют отпечатков. Откуда ей знать, что в моем кармане лежит обыкновенная фарфоровая ручка, которые в туалетах на цепочке висят. Дернул - и вода зашумела. Эта ручка сделана в Институте маскировки ГРУ. Внутри - контейнер. Может быть, с описанием тайника или с деньгами, с золотом, черт знает с чем. Я не знаю, что внутри контейнера. Но ровно через семь минут я выйду в туалет и в предпоследней кабине сниму с цепочки ручку, положу ее в карман, а на ее место повешу ту, что у меня в кармане. Кто-то тот, кто тоже сейчас смотрит на часы вокзала, войдет в эту кабину после меня, снимет ручку с контейнером, а на ее место прицепит обыкновенную. Она сейчас в его кармане хранится. Наверное, он тоже сейчас сжимает ее пальцами, намазанными кремом ММП. Все три ручки - как близнецы. Не различишь. Не зря Институт маскировки работает.

Стрелка больших часов чуть дрогнула. Еще шесть минут. Рядом с вокзалом большое строительство. То ли вокзал расширяют, то ли гостиницу строят. Сооружение вырисовывается из-под лесов изящное - вроде башни. Стены коричневого металла, и окна тоже темные, почти коричневые. Высоко в небе рабочие в оранжевых касках - мартышки стальных джунглей. А на карнизах голуби. Вот один голубь медленно и сосредоточенно убивает своего товарища. Клювом в затылок бац, бац. Подождет немного. И снова клювом в затылок, Отвратительная птица голубь. Ни ястребы, ни волки, ни крокодилы не убивают ради забавы. Голуби убивают только ради этого. Убивают своих собратьев просто потехи ради. Убивают очень медленно, растягивая удовольствие.

Эх, был бы у меня в руках автомат Калашникова. Бросил бы я сектор предохранителя вниз на автоматический огонь. Затвор рывком назад и жутким грохотом залил бы привокзальную площадь полусонного Базеля. Шарахнул бы длинной переливистой автоматной очередью по голубю - убийце. Свинцом бы его раздавил, разметал. Превратил бы в ком перьев да крови. Но нет автомата со мной. Я не в Спецназе, а в агентурном добывании, Жаль. А ведь и вправду убил бы и не вспомнил бы, что, спасая слабого голубя от верной смерти, я спасаю также убийцу. Натура у них у всех одна. Голубиная. Придет в себя. Отдышится. Найдет кого послабее, да и будет его клювом своим в затылок тюкать. Знает же, гад, в какое место бить. Профессионален, как палач из НКВД.

Отвратительная птица - голубь. А ведь находятся люди, которые этого хладнокровного убийцу символом мира считают. Нет бы крокодила таким символом считали или анаконду. Мирная зверюшка анаконда. Убивает только на пропитание. А как покушает, так и спит. В мучительстве наслаждения не находит. И своих собратьев не убивает.

Слабый голубь на карнизе раскинул крылья. Голова его совсем повисла. Сильный голубь весь собрался в комок. Добивает. Удар. Еще удар. Мощные у него удары. Кончик клюва в крови. Ну, ты свое дело кончай, а мне пора. В туалет. На совершенно секретную операцию по агентурному обеспечению.

Я не теряю времени. Когда я обеспечиваю кого-то в Германии, я думаю о том, как самому проникнуть в германские секреты. Когда я в Италии, я думаю о выходах к итальянским секретам. Но в Италии можно завербовать и американца, и китайца, и австрийца. Мне нужны те, кто владеет государственными секретами. Сейчас я вернулся из Базеля и докладываю Навигатору результаты операции. Обычно рапорт слушает Младший лидер, но сегодня слушает Навигатор лично. Видимо, обеспечение было очень важным.

Воспользовавшись случаем, я докладываю мои предложения о том, как добыть секретные документы о системе "Флорида". "Флорида" - это система ПВО Швейцарии. Швейцарская "Флорида" - это кирпичик. Но точно из таких кирпичиков сложена система ПВО США. Если познакомиться со швейцарским сержантом, то станет многое ясно с американской системой...

Навигатор смотрит на меня тяжелым взглядом. Свинец в глазах и ничего больше. Взгляд его - взгляд быка, который долго смотрит на молоденького тореадора перед тем, как поднять его на могучие рога. Мысли от этого бычьего взгляда путаются. У меня есть имена и адреса персонала на командном пункте системы ПВО Швейцарии. Я знаю, как можно познакомиться с сержантом. Но он давит взглядом меня. Я сбиваюсь и забываю весь четкий порядок моих построений.

- Я постараюсь это сделать...

Он молчит.

- Я доложу все детали...

Он молчит.

Он втягивает ноздрями кубометр воздуха и тут же с шумом, как кит, выпускает его:

- В обеспечение!

Агентурное обеспечение - это вроде сладкий сироп для мухи. Вроде и не рискованно и сладенько, но не выберешься из него. Крылышки тяжелеют. Так в этом сиропе и сдохнешь. Только тот настоящим разведчиком становится, кто из него вырваться сумеет. Генка - консул, к примеру. Приехал он в Вену вместе со мной. На изучение города нам по три месяца дали. Чтоб город мы лучше венской полиции знали. Через три месяца нам обоим экзамен: десять секунд на размышление, что находится на Люгерплац? Названия всех магазинов, отелей, ресторанов, номера автобусов, которые там останавливаются, - все называй. Скорее! А может, там ни одного отеля нет? Скорее, скорее! Знать город лучше местной полиции! Назови все улицы, пересекающие Таборштрассе! Скорее! Сколько остановок? Сколько почтовых ящиков? Если ехать в направлении... что слева? Что? Что? Как? Как? Как?

Экзамены мы со второго раза оба сдали. Не сдашь с трех раз - вернут в Союз. После экзаменов меня сразу в обеспечение бросили. А его нет. Он, пока город изучал, успел познакомиться с каким-то проходимцем, который паспортами торгует. Паспорта полуфальшивые, или чистые бланки, или просто украденные у туристов, 17-е направление ГРУ паспорта и другие личные документы: дипломы, водительские удостоверения, солдатские книжки - скупает в титанических количествах. Не для использования. Для изучения в качестве образцов при производстве новых документов. Все эти бумаги особо, конечно, не ценятся, и их добывание - совсем не высший класс агентурной работы. Да только меня в обеспечение, а Генку - нет: добывай свои чертовы паспорта. Пока Генка с паспортами работал, времени у него достаточно было. И он времени не терял. Он еще с кем-то познакомился. Тут уж меня поставили Генкины операции обеспечивать, хвост ему прикрывать. Я после его встреч какие-то папки получал да в посольство возил. Арестуют у входа в посольство, так меня, а не Геннадия Михайловича. А он чистеньким ходит. А потом у него и более серьезные задания появились. Он на операцию идет, а его пять - семь борзых прикрывают. На следующий год ему досрочно подполковника присвоили. Майором он только два года ходил.

Я не завистливый и не ревнивый. Пусть, Генка, тебе везет. Чистого тебе неба! Я, Генка, тоже из обеспечения скоро вырвусь.

Восемь часов вечера. Я спешу домой. Четыре часа спать, а ночью - в обеспечение.

...Навигатор улыбается мне. Впервые за много месяцев:

- Наконец! Я всегда знал, что ты выйдешь на самостоятельную дорогу. Как ты с ним познакомился?

- Случайно. Я в обеспечении работал в Инсбруке. Возвращаюсь. Решил место для тайника про запас присмотреть. Встал у дороги. Место присмотрел. Хорошее. Решил возвращаться. Задние колеса на грунте. Грунт мокрый. Буксуют. Сзади откос. Сам тронуться не могу. Стою у дороги, прошу помочь. Все мимо несутся. Остановился "Фиат-132". Водитель один в машине. Помог. Чуть подтолкнул мою машину. Я вышел из грязи. Но его всего грязью обрызгал - газанул слишком сильно. Хотел в знак извинения ему бутылку виски дать, передумал. Извините, говорю, простите, давайте в ресторан зайдем. Почиститесь. А вечер мой. Приглашаю.

- Согласился?

- Да...

- Он спросил, кто ты такой?

- Нет, он только спросил, где я живу. Я ответил, что в Вене. Я же и вправду в Вене сейчас живу.

- Номер у тебя дипломатический был?

- Нет. Я в обеспечении работал. На чужой машине.

Навигатор визитную карточку в руках вертит. Налюбоваться не может. Инженер. "Ото Велара". Каждый день генерал ГРУ такую визитную карточку в руках держит? "Ото Велара"! Золотое дно. Может быть, кто-то и недооценивает Италию как родину гениальных мыслителей, да только не ГРУ. ГРУ знает, что у итальянцев головы мыслителей. Головы гениальных изобретателей. Мало кто знает о том, что Италия в предвоенные годы имела небывалый технологический уровень. Воевала Италия без особого блеска, именно это и затмевает итальянские достижения в области военной техники. Но эти достижения, особенно в области авиации, подводных лодок, скоростных катеров, были просто удивительны. Полковник ГРУ Лев Маневич перед войной переправил в Союз тонны технической документации, потрясающей важности. Италия! Италия - непризнанный гений военно-морской технологии. Может, кто этому и не верит, а ГРУ верит. "Ото Велара!" Инженер!

- А не подставлен ли он? - Навигатору в такую возможность совсем не хочется верить, но этот вопрос он обязан задать.

- Нет! - с жаром уверяю я. - Проверялся. И радиоконтроль ничего подозрительного не обнаружил.

- Не горячись. В таком деле нельзя горячиться. Если он не подставлен, то тебе крупно повезло.

Это я и сам понимаю.

- Вот что, - говорит Навигатор, - мы ничего не теряем. Срочно составь "лист проверки". До завтра успеешь?

- Я ночью в обеспечении работаю.

Он скривился. Потом поднимает трубку телефона и говорит, не набирая никаких номеров:

- Зайди.

Входит Младший лидер.

- Виктора Андреевича замени завтра кем-нибудь.

- Некем, товарищ генерал.

- Подумай.

- Если только Геннадия Михайловича?

- Консула?

- Да.

- Ставь его в обеспечение. Пусть в обеспечении поработает, а то он себя переоценивать начал. Виктора Андреевича от всякого обеспечения освободить. У него очень интересный вариант наклевывается.

Ответная шифровка пришла через два дня. Навигатору совсем не хочется расставаться с "Ото Велара", с фирмой, которая строит удивительно быстрые и мощные военные корабли. Навигатору не хочется читать шифровку мне. Он просто повторяет ответ командного пункта ГРУ: "Нет". Шифровка не разъясняет, почему "нет". "Нет" в любом случае означает, что он-личность известная большому компьютеру ГРУ. Если бы о нем ничего не было известно, то ответ был бы положительным: пробуйте. Жаль. Жаль такого, интересного человека терять. А командиру, наверное, жаль меня. Может быть, первый раз жаль. Он видит, что я рвусь в варяги. И ему совсем не хочется вновь толкать меня в борзые.

Он молчит. Но я-то знаю, что в обеспечении дикая нехватка рабочих рук:

- Я, товарищ генерал, завтра в обеспечении работаю. Разрешите идти?

- Иди. - И вдруг улыбается. - Ты знаешь, нет худа без добра.

- У меня, товарищ генерал, всегда худо без добра.

- А вот и нет. Тебе запретили его встречать, это плохо. Но к сокровищам нашего опыта мы добавили еще одну крупицу.

- ?

- Ты попал в беду и через это познакомился с интересным человеком. В нашей работе очень тяжелым является первый момент знакомства. Как подойти к человеку? Как завязать разговор? Как закрепить знакомство? Впредь, как только найдешь интересного человека, бей его машину своей. Вот тебе и контакт. Пусть он тебе адрес дает. А ты извиняйся. Приглашай выпить. Чем интересуетесь? Монеты? Марочки? Есть у меня одна...

- Вы, товарищ генерал, согласны платить за побитые машины? - смеюсь я.

- Согласен, - серьезно отвечает он.

* ГЛАВА XI *

Были времена! Но прошли. А ведь были же. Была Красная Армия, а против нее Белая армия. А еще была Зеленая армия. Командовал ею батько Фома Мокроус. Хорошо зеленые воевали. Да вот беда - поверили красным, соединились с ними в Красно-зеленую армию. Тут им и конец пришел. А армия снова Красной называться стала.

Хорошие были времена. Захотел к красным - пожалуйста. Не захотел - можешь к белым убежать или еще каким. Много всяких было: григорьевцы, антоновцы, - петлюровцы. А лучше: Революционно-повстанческая армия Украины - РПАУ, РПАУ - это Армия и государство. философия простая: роль государства - защищать население от внешних врагов. Это и все. Внутри государства - каждый сам себе государь. Делай что хочешь, - только других не обижай. Если враги нападут, государство армию выставляет - только добровольцы. Не хочешь за свою свободу воевать - будь рабом. Вот такие были порядки в РПАУ.

У нас на хуторе все старики те славные времена помнят. И руководителя той армии помнят - Нестора Ивановича Махно. Говорят старики, что Нестор Иванович совсем не таким был, как его в кино красные показывают. Говорят, он был парнем молодым. Я потом в энциклопедии проверял. Не врут старики: в восемнадцатом году Нестору Ивановичу тридцати лет не было. Волосы у него длинные были, правда. По плечам распущены. Мужики его святым почитали. Крестились, увидев.

Едет Нестор Иванович по Екатеринославу на четверке вороных. Хмур. Дума великая в глазах его. Четверкой вороных Великий Немой правит. Хромает Нестор Иванович, верхами не ездит: на тачанке, рядом с пулеметом. А Великий Немой завсегда рядом. Он батьке Махно и кучер, и ординарец, и телохранитель, и придворный палач: приговоры Нестора Ивановича совсем короткие.

Едет Нестор Иванович - мужики в пояс кланяются, свой он: крестьянский царь. На тачанке его пулеметной сзади серебряными гвоздиками девиз выбит: "Эх, не догонишь!" Спереди - "Эх, не возьмешь!" А рядом с батькиной тачанкой верхами: батько Макета, Николай Мельник, Гришка Антихрист, Никодим Пустовойт да Лев Андреевич Задов - начальник разведки. Разведка в РПАУ на уровне высших мировых стандартов стояла. В невыгодных условиях Махно никогда боя не принимал. Уходил. Исчезал. Армия его рассыпалась. Пушки, пулеметы по оврагам да буеракам, кони на лугах пасутся, тачанки пулеметные девок на ярмарку возят. Мужики по дворам сидят. На солнышке. Улыбаются.

Махновская армия от всех других юмором острым отличалась да улыбками. Сам Нестор Иванович - большой шутник был. Дума великая на челе его, а в глазах бесенята озорные. За хорошую шутку жаловал он, как за победу в бою. Лихо Нестор Иванович воевал! В одну ночь собирал он всю свою армию в кулак и бил тем кулаком внезапно по самому уязвимому месту. В армии его семнадцать кавалерийских дивизий было. Трепетали города от грохота копыт его конницы. А если удача против него, свистнет батько - и вновь его армия рассыпалась, затаилась, до первой темной ночки исчезла.

Неуязвим был батько Махно. Но красным поверил. Зря, батько, поверил. Нашел, кому верить. Махновская кавалерия вместе с красными в Крым ворвалась белых резать. А как белых порезали, развернулась внезапно Первая Конная армия против своего союзника. Конная армия! Голая степь. Конец ноября двадцатого года. Конная армия! Лавина. Грохот копыт на десятки верст. Степь уже морозом прихватило. Степь вроде бескрайнего бетонного поля. От горизонта до горизонта. Красные не стреляли и даже "ура" не кричали. Десятки тысяч клинков со свистом вылетели из ножен, засверкали на солнце. И пошла Конная армия! И пошла. Вой и свист. Человек в толпе звереет. И лошадь звереет. Пена клочьями. Кони - звери! Люди - звери! Свист клинков. Блеск нестерпимый. Грохот копыт. Кавалерийские дивизии красных большим крюком махновскую армию обходят, отрезая пути, а вся Конная армия в лоб. Галопом. Внезапно. Против союзника! Руби! Даешь! Отдельная кавалерийская бригада особого назначения пленных тут же клинками рубит и своих тоже. Тех, кто в бою не звереет. Р у б и!!!

Развернул Нестор Иванович триста восемьдесят пулеметных тачанок. Четыреста шестнадцать его пулеметов стегнули Первую Конную армию свинцовым ураганом. Но поздно. Поздно. Кому ты, Нестор Иванович, поверил? Поздно. Никогда ты боя в неравных условиях не принимал. Уходил, А тут куда же уйдешь от союзника? Руби! Захлебнулась 6-я кавалерийская дивизия красных собственной кровью. Трупов - горы. Раненых нет. Раненых кони топчут: Первая Конная армия лавиной идет! Ей не время своих раненых обходить. Руби! Зря ты, Нестор Иванович, им поверил. Зря. Я бы им не поверил. Я им и сейчас не верю.

Знаешь, Нестор Иванович, я бы к красным служить не пошел. Я бы под твои черные знамена. Да нет тебя, и нет других армий, кроме Красной. И никуда не убежишь. Прошли те славные времена. В принципе, мало что изменилось. Каждый сам себе банду вербует. Только называется это - не банда, а группа. Правда, что группы друг друга шашками не секут, но от этого разве легче? Раньше хоть ясно было, кто белый, кто зеленый. А сейчас каждый себя для удобства к красным причисляет. Но каждый красный остальным красным не верит. Другие красные для него союзники, как Первая Конная армия для батьки Махно союзником была.

Плохие времена. Все товарищи. Все братья. А когда человек человеку друг, товарищ и брат, как тут угадаешь откуда по тебе удар нанесут? Откуда лавина внезапно развернется и затопчет тебя копытами?