Чтение 6–й страницы книги ~Банкир~

Я считал, что ему нужно обратиться к психиатру. Я предложил Алеку шутливо намекнуть ему об этом в мое отсутствие ("что тебе нужно, старина, так это дружески выпустить пар"), но Джону его гнев казался нормой, а вовсе не болезнью, требующей лечения.

Я попытался сказать ему прямо:

-- Послушай, Джон, я знаю, как ты себя чувствуешь. Я знаю, ты думаешь, что меня повысили несправедливо. Что ж, может быть, это так, может быть, нет, но тут я ничем не могу помочь. Тебе станет гораздо легче, если ты просто примешь все как есть и выбросишь из головы. Ты хорошо справляешься со своей работой, мы все это знаем, но ты сам себе вредишь своим нытьем. Так что заткнись, приспособься к этой дерьмовой жизни и давай ссужать деньги.

Эта моя проповедь не пробилась в его замкнутые мозги, но хоть счастья и не было, да несчастье помогло. В офис пришли маляры, и на неделю, пока освежали побелку, мы впятером втиснулись в соседнюю комнату, столы загромоздили проходы, говорить по телефону можно было, только заткнув уши пальцами, и даже обычно тихие флегматики то и дело огрызались. Сгребите человеческую расу в одю кучу, и вы получите войну. Миру нужно пространство.

В общем, я воспользовался случаем и провернул пару закулисных интриг, так что когда мы вернулись в наш закуток, Джон и Руперт компанию не поддержали. Двое старейших служащих из офиса св. Павла пришли вместе с Гордоном, Алеком и мной, и Почти-Равный Гордону любезно сообщил Джону, как он рад, что вновь будет работать с командой молодых, светлых и энергичных умов.

ГОД ПЕРВЫЙ: НОЯБРЬ

Однажды во время ленча Вэл Фишер сказал:

-- Я получил удивительно странную заявку.

(Была пятница: жареная рыба).

-- Что-нибудь новенькое? -- поинтересовался Генри.

-- Да. Этот весельчак хочет взять в долг пять миллионов фунтов, чтобы купить скаковую лошадь.

Все, сидевшие за столом, рассмеялись, кроме самого Вэла.

-- Я подумал, что нужно подбросить это вам, -- сказал он. -- Прикинуть и так, и этак. Посмотрим, что вы скажете.

-- Что за лошадь? -- спросил Генри.

-- Какой-то Сэнд-Кастл.

Генри, Гордон и я дружно воззрились на Вэла, мгновенно навострив уши. -- Ага, так это что-то говорит вам троим? -- спросил Вэл, глядя по-

очередно то на одного, то на другого. Генри кивнул.

-- В тот день, когда мы все были в Аскоте, этот конь участвовал в главном заезде и победил. Сногсшибательное представление. Слов нет.

Гордон припомнил:

-- Хозяин ложи, в которой мы сидели, спас на этих скачках все свое состояние. Помните Дисдэйла, Тим?

-- Разумеется.

-- Я видел его пару недель назад. Вращается в высших кругах. Бог знает, сколько он выиграл.

-- Или сколько он поставил, -- заметил я.

-- Что ж, ладно, -- сказал Вэл. -- Сэнд-Кастл. Он выиграл "2000 гиней", насколько я понял, и Приз Короля Эдуарда VII на скачках в Аскоте. А еще Бриллиантовый приз в июле и Приз Чемпионов Ньюмаркета в прошлом месяце. Осталось выиграть Дерби да еще Триумфальную Арку. В Дерби он по несчастью пришел четвертым. Он может скакать в следующем году как четырехлеток, но если провалится, то будет цениться меньше, чем в настоящий момент. Наш предполагаемый клиент хочет купить его сейчас и поставить на конюшню.

Остальные директора занимались своим филе камбалы, однако заинтересованно вслушивались в разговор. Жеребец был чем-то новеньким, в отличие от химикатов, электроники и нефти.

-- Кто наш клиент? -- спросил Гордон. Гордон любил рыбу. Он умел ее есть, правильно управлялся с вилкой, и ему не грозила опасность уронить кусок, не донеся до рта.

-- Человек по имени Оливер Нолес, -- сказал Бэл. -- Владелец конного завода. Он вышел на меня через тренера лошадей, с которым я немного знаком, поскольку наши жены в отдаленном родстве. Оливер Нолес хочет купить, теперешний владелец не прочь продать. Всем им нужны наличные. -- Он усмехнулся. -- Старо как мир.

-- Ваше мнение? -- спросил Генри.

Вэл пожал элегантными плечами.

-- Слишком рано судить. Однако я полагаю, что, если это вас всех заинтересует, мы можем попросить Тима предварительно прощупать почву. Помимо всего прочего, у него есть предпосылки: так сказать, многолетнее знакомство со скачками.

Над столом пронесся легкий веселый шепоток.

-- Что вы об этом думаете? -- спросил меня Генри.

-- Разумеется, я это сделаю, если хотите.

Кто-то на дальнем конце стола недовольно заметил, что это пустая трата времени и коммерческие банки нашего уровня не могут заниматься такой ерундой.

-- Наша дорогая королева, -- иронически возразили ему, -- занимается этой ерундой. И, говорят, знает наизусть Племенную Книгу.

Генри улыбнулся.

-- Не вижу, почему бы и нам в нее не заглянуть. -- Он кивнул мне. -- Действуйте, Тим. Держите нас в курсе.

Следующие несколько рабочих дней я поочередно то грыз карандаши с программистом, то организовывал синдикат из нашего и трех других банков, чтобы ссудить двенадцать целых четыре десятых миллиона фунтов на короткий срок под высокий процент одной международной строительной компании: закрыть брешь в текущей наличности. Где-то в промежутках я обзванивал знакомых, собирая информацию и мнения об Оливере Нолесе -- не потому, что за жеребца запрашивали чрезмерную цену, а просто такова была обычная предварительная процедура.

Ознакомление с предпосылками, вот как это называлось. Только когда предпосылки были приемлемыми, могли вестись дальнейшие переговоры о ссуде.

Оливер Нолес по отзывам был человек здравомыслящий и сдержанный. Ему сорок один год, и у него конный завод в Хартфордшире. В хозяйстве имелись три жеребца-производителя, обильный запас кормов для привозных кобыл и сто пятьдесят акров пастбищ, унаследованных им после смерти отца.

В разговоре с управляющими местных банков всегда внимательно прислушиваешься к тому, о чем они умалчивают, но управляющий банка Оливера Нолеса умалчивал не о многом. Ни в малейшей степени не обсуждая дела своего клиента в деталях, он сказал, что одноразовые крупные ссуды всегда выплачивались должным образом и что деловая хватка мистера Нолеса заслуживает похвалы. Из такого источника это звучало как панегирик.

-- Оливер Нолес? -- сказал давний приятель по скачкам. -- Лично не знаком. Поспрашиваю у людей. -- И через час перезвонил с новостями: -- Кажется, он тип неплохой, но его женушка только что улизнула с канадцем. Может, он поколачивал ее тайком, кто знает? А еще говорят, что он так же честен, как любой коннозаводчик, пока его ни на чем не поймали. А как поживает ваша матушка?

-- Прекрасно, благодарю вас. Она в прошлом году вышла замуж. Живет в Джерси.

-- Вот и хорошо. Она милая леди. Всегда покупала нам мороженое. Я ее обожал.

Улыбаясь, я положил трубку и попытал счастья в инспекции по кредитам. Никаких черных меток, ответили мне; Нолес вполне платежеспособен.

Я сообщил Гордону через комнату, что, по-моему, отовсюду нам дают зеленый свет, и в тот же день за ленчем повторил новости для Генри. Тот обвел взглядом стол и получил в ответ несколько кивков и несколько гримас, а остальные ничего не решили.

-- Сами, конечно, мы все не потянем, -- сказал Вэл. -- Но это не совсем то, с чем мы могли бы обратиться к нашим обычным источникам. Они подумают, что мы рехнулись.

Генри кивнул.

-- Нам нужно организовать приватную подписку среди своих. Я знаю пару-тройку человек, которые могут войти в долю. Два миллиона дадим сами, по-моему, это и все, на что мы можем решиться. Два с половиной -- уже перебор.

-- Я не одобряю, -- сказал несогласный директор. -- Это безумие. А что, если чертова тварь сломает ногу?

-- Существует страховка, -- кротко сказал Генри. Среди наступившего короткого молчания я сказал:

-- Если вы собираетесь ввязаться в это дело, я могу узнать мнение специалистов о родословной Сэнд-Кастла, а потом устрою анализы крови и семени. И еще: знаю, что это необычно для ссуды, но, по-моему, кому-то типа Вэла неплохо бы лично встретиться с Оливером Нолесом и посмотреть на него вблизи. Слишком рискованно ставить такую сумму на лошадь без тщательной проверки.

-- Только послушайте, кто это говорит, -- вставил несогласный директор, но без особого недоброжелательства.

-- Гм, -- задумчиво промычал Генри. -- Что вы скажете, Вэл?

Вэл Фишер провел рукой по своему гладкому лицу.

-- Надо ехать Тиму, -- сказал он. -- Он провел всю подготовительную работу, а я о лошадях знаю только то, что они едят траву.

Несогласный директор чуть не вскочил на ноги в порыве чувств.

-- Слушайте, -- воскликнул он, -- это же смехотворно! Как мы можем финансировать лошадь?

-- Ну, что ж, -- ответил Генри. -- Разведение чистопородных животных -- большой бизнес, десятки тысяч людей во всем мире посвящают этому жизнь. Смотрите на это занятие как на любое другое производство. Мы же вкладываем деньги в постройку кораблей, в машины, в текстиль, продолжайте сами. И, заметьте, ничто из этого, -- улыбаясь, закончил он, -- не может умножать капитал, производя себе подобных.

Несогласный медленно покачал головой.

-- Безумие. Совершенное безумие.

-- Езжайте и поговорите с Оливером Нолесом, Тим, -- велел Генри.

Однако я решил, что, прежде чем выслушивать самого Оливера Нолеса, благоразумнее будет хотя бы в общих чертах ознакомиться с финансовой стороной племенного разведения. Тогда я буду лучше представлять, разумно ли то, что он предлагает, или нет.

Сам я не знал никого, кто бы разбирался в предмете, но одна из прелестей коммерческого банка -- разветвленная сеть людей, которые могут найти людей, у которых есть необходимая информация. Я разжег сигнальный костер, и с отдаленных, невидимых за дальностью горных вершин ко мне повалили ответные клубы дыма.

Мне сообщили, что лучше всего обратиться к Урсуле Янг.

-- Она агент по торговле лошадьми, или попросту барышник. Умна, словоохотлива, отлично знает свое дело. Она когда-то работала на конном заводе, так что и в коневодстве тоже разбирается. Она говорит, что объяснит вам все, что угодно, только если вы сможете подъехать к ней на встречу: на этой неделе она будет в субботу на скачках в Донкастере, и она слишком занята, чтобы специально выбирать время для разговора.

Я отправился на север в Донкастер поездом и встретился с этой леди на ипподроме, где должны были состояться последние в этом году гладкие скачки. Она ждала, как было условлено, у входа для членов клуба, и на ней был приметный красный бархатный берет. Она затащила меня в бар, к уединенному столику, где нас никто не мог прервать.

Лет пятидесяти, грубоватая, подтянутая, безапелляционная, она была склонна обходиться со мной как с ребенком. Но она же терпеливо прочитала мне бесценную лекцию о выгодах владения племенным жеребцом.

-- Остановите меня, -- сказала она вначале, -- если я скажу что-нибудь, чего вы не поймете.

Я кивнул.

-- Отлично. Скажем, вы приобрели коня, который выиграл Дерби, и хотите обратить ваш золотой прииск в капитал. Вы прикидываете, сколько, по вашему мнению, могли бы выручить за коня, затем делите это на сорок и пытаетесь продать каждый из сорока паев по этой цене. Возможно, продадите, возможно, и нет. Это зависит от коня. За Троянцем, например, выстроятся в очередь. Но если ваш победитель не чистопороден до отвращения или малоизвестен вне Дерби, вы получите прохладный отклик и должны будете снизить цену. Пока понятно?

-- Гм, -- сказал я. -- Почему именно сорок частей?

-- Вы что, вообще полный чайник? -- изумилась она.

-- Поэтому я и здесь.

-- Ну, что ж. Жеребец покрывает сорок кобыл за сезон. Сезон длится примерно с февраля по июнь. Кобыл привозят к жеребцу, разумеется. Сам он всегда остается на месте. Сорок -- это просто обычная норма: физическая, я имею в виду. Некоторые способны и на большее, но у большинства истощаются силы. Так что принятое число -- сорок. Теперь, скажем, у вас есть кобыла, и вы вычислили, что, если случить ее с определенным жеребцом, вы можете получить жеребенка высшего класса. Тогда вы попытаетесь занять одно из этих сорока мест. Эти места называются номинациями. Вы обращаетесь за номинацией либо прямо в конюшню, где стоит жеребец, либо через такого агента, как я, или даже через объявление в газете для заводчиков. Продолжать дальше?

-- Добивайте, -- кивнул я.

Она коротко усмехнулась.

-- Люди, которые вступают в пай на жеребца, иногда имеют собственных чистокровных кобыл, от которых хотят получить племенное потомство. -- Она сделала паузу. -- Может быть, я должна объяснить более доходчиво, что все, у кого есть пай, автоматически получают номинацию каждый год.

-- Ага, -- сказал я.

-- Да. Так что, скажем, у вас есть пай и, следовательно, есть номинация, но у вас нет кобылы, которую можно послать к жеребцу. Тогда вы продаете вашу номинацию тому, у кого есть кобыла, а остальное вам уже известно.

-- Я вас внимательно слушаю.

-- После первых трех лет номинации могут измениться в цене и фактически часто идут с аукциона, но, конечно, в течение первых трех лет цены фиксированы.

-- Почему "конечно"?

Она устало вздохнула.

-- Потому что первые три года неизвестно, каким будет потомство этого жеребца. Кобылы вынашивают жеребят одиннадцать месяцев, и первый помет не может выступать на скачках, пока не достигнет двух лет. Если вы произведете подсчет, вы поймете, что жеребец будет стоять в стойле три сезона и, следовательно, покроет сто двадцать кобыл, прежде чем наступит решающий момент.

-- Верно.

-- Так что при фиксированном взносе за жеребца в первые три года вы делите стоимость жеребца на сто двадцать, вот и все. Это и есть взнос, назначаемый за жеребца, за то, что он покроет кобылу. Из этого и состоит сумма, которую вы получаете, если продадите свою номинацию.

Я прищурился.

-- Это значит, -- сказал я, -- что если вы продадите ваши номинации за три года, то возместите полную сумму вашего первоначального вклада?

-- Именно так.

-- А после этого... каждый раз, каждый год, когда вы продаете ваши номинации, это чистый доход?

-- Да. Облагаемый налогом, разумеется.

-- И как долго это может продолжаться?

Она пожала плечами.

-- Десять-пятнадцать лет. Зависит от потенции жеребца.

-- Но это...

-- Да, -- кивнула она. -- Одно из самых выгодных вложений капитала на свете.

Бар за нашими спинами наполнялся людьми, они громко разговаривали и дышали себе на пальцы, спасаясь от промозглого уличного холода. Урсула Янг одобрила согревающее в виде виски с имбирной настойкой, а себе я заказал кофе.

-- Вы не пьете? -- с легким неодобрением поинтересовалась она.

-- В дневное время не особенно.

Она неопределенно кивнула, ее взгляд бегло обследовал окружающее общество, ее мысли уже вернулись к повседневным делам.

-- Еще вопросы есть? -- сказала она.

-- Я обязательно подумаю, как только мы расстанемся.

Она кивнула.

-- Я буду здесь до конца скачек. Если я вам понадоблюсь, вы найдете меня около весовой.

Мы уже собирались расходиться, когда в бар вошел человек, чью внешность, раз увидев, невозможно забыть.

-- Кальдер Джексон! -- воскликнул я.

Урсула покосилась через плечо.

-- Да, это он.

-- Вы его знаете? -- спросил я.

-- Его все знают. -- Она говорила подчеркнуто ровным тоном, как бы не желая выдавать своих мыслей. Та же самая реакция, отметил я, которую он вызывал у Генри, у Гордона и у меня.

-- Вам он не нравится? -- предположил я.

-- Ни то, ни другое. -- Она пожала плечами. -- Он для меня часть общей картины. Судя по тому, что о нем говорят, он иногда добивается потрясающих результатов. -- Она бросила на меня быстрый взгляд. -- Наверное, вы видели его по телевизору, когда он превозносил значение трав?

-- Я встречался с ним в июне, -- сказал я, -- в Аскоте.

-- Бывает. -- Она поднялась со стула, и я встал вместе с ней, искренне благодаря ее за помощь.

-- Не за что, -- сказала она. -- Всегда к вашим услугам. -- Она помолчала. -- Думаю, нет смысла спрашивать, из-за какого жеребца затевалась эта болтовня?

-- Извините, нет. Это касается клиента.

Она слегка улыбнулась.

-- Вы знаете, где меня искать, если вам понадобится агент.

Чтобы добраться до двери, мы должны были пройти рядом с Кальдером. Мимоходом я подумал, узнает ли он меня, вспомнит ли через столько месяцев. В конце концов, я не был запоминающейся личностью, просто стандартные шесть футов без малого, глаза, нос и рот, расположенные примерно в нужных местах, а сверху темные волосы.

-- Привет, Урсула, -- сказал он, и его голос легко пробился сквозь общий гул. -- Ужасно холодный день.

-- Кальдер. -- Она кивнула ему, как знакомому. Его взгляд скользнул по моему лицу, миновал его и вновь обратился к моей спутнице. Затем последовала классическая сцена узнавания. Он застыл, посмотрел опять на меня, глаза его удивленно расширились.

-- Тим, -- недоверчиво сказал он. -- Тим... -- И защелкал пальцами, воспроизводя в памяти трудную фамилию. -- Тим Эктрин!

Я кивнул. Он обратился к Урсуле:

-- Вы знаете, что Тим спас мне жизнь?

Она изумленно выслушала его объяснение, потом изумленно спросила, почему я ей не рассказал.

-- Разумеется, я об этом читала, -- сказала,она. -- И была очень рада, что вы уцелели, Кальдер.

-- Вы больше ничего об этом не слышали? -- спросил я его. -- От полиции, от кого-нибудь еще?

Он

покачал кудрявой головой.

Ничего не слышал.

Мальчик не сделал второй попытки?

Нет.

Вы хоть сколько-нибудь представляете, откуда он взялся? -- спросил

я. -- Я знаю, вы сказали полиции, что не знаете, но... ну, может, вам просто нужно было так сказать.

Однако он весьма решительно покрутил головой и сказал:

-- Если бы я мог помочь в поимке маленького ублюдка, я бы тотчас это сделал. Но я не знаю, кто это был. Я, строго говоря, его и не разглядел толком, но твердо знаю, что я, дьявол побери, его никогда не видел.

-- Как идут исцеления? -- поинтересовался я. -- Трепетные прикосновения?

Его глаза коротко вспыхнули; с его точки зрения вопрос, видимо, был верхом дерзости и невоспитанности, но вспомнив, должно быть, что обязан мне жизнью, он ответил любезно:

-- Вознаграждаются. Приятно знать, что приносишь пользу.

Стандартные ответы, подумал я. Как всегда.

-- Ваши конюшни полны, Кальдер? -- спросила Урсула.

-- Если потребуется, всегда есть вакансия, -- обнадежил он. -- Вы хотите послать ко мне лошадь?

-- У одной моей клиентки есть жеребчик-двухлетка, который едва на ногах стоит, и тренер уже отчаялся понять, в чем дело. Она -- в смысле клиентка -- вспомнила о вас.

-- Я хорошо справляюсь с общей слабостью такого вида.

Урсула нерешительно наморщила лоб.

-- Она переживает, что Ян Паргеттер сочтет ее вероломной, если она отошлет вам своего жеребенка. Паргеттер уже несколько недель его лечит, да, видно, безуспешно.

Кальдер увещевающе улыбнулся.

-- Мы с Яном Паргеттером в хороших отношениях, уверяю вас. Он иногда даже уговаривает владельцев посылать ко мне лошадей. Очень мило с его стороны. Понимаете, мы совместно обсуждаем каждый случай и приходим к соглашению. В конце концов, мы оба считаем, что первоочередная наша цель -- выздоровление пациента. -- Снова мелькнуло впечатление, что он повторяет заученные слова.

-- Ян Паргеттер -- ветеринар? -- без особого любопытства спросил я. Оба посмотрели на меня.

-- Э-э... да, -- сказал Кальдер.