Чтение 25–й страницы книги ~Дорога скорби~

убивает... жеребенка -- или кому-то платит, чтобы тот это сделал, -- чтобы
бросить тень сомнения в деле о другом жеребце?

-- Если ставить вопрос так -- то нет.

-- И я не верю.

-- Итак, Эллис Квинт устроил это сам, а что он устроил, то вы можете
разрушить.

-- У него было больше двух месяцев, чтобы составить план.

-- Сид, -- сказал он, -- отступать -- это на вас не похоже.

Я подумал, что, если бы его постоянно, безжалостно и систематически
преследовала клевета, он мог бы чувствовать то же, что и я, и если не от-
ступить совершенно, то, по крайней мере, устать от сражений.

-- Полиция Нортгемптона вряд ли примет меня с распростертыми объяти-
ями, -- сказал я.

-- Раньше это вас никогда не останавливало.

Я вздохнул.

-- Вы можете выяснить в нортгемптонской полиции, что у него за алиби?

-- Попробую. Я перезвоню вам.

Я положил трубку и подошел к окну. Небольшая площадь выглядела мирной
и безопасной, обнесенный оградой сад -- зеленым пристанищем, где поколения
детей состоятельных родителей резвились и играли, пока их няньки сплетнича-
ли. Я провел детство в трущобах Ливерпуля, мой отец умер, мать болела ра-
ком. Я никоим образом не сожалел о разнице в происхождении. Может быть,
из-за этих трущоб я сейчас еще больше ценю этот сад. Я гадал, как поступили
бы дети, выросшие в этом саду, с Эллисом Квинтом. Позже Норман перезвонил
еще раз.

-- Ваш друг, -- сообщил он, -- провел ночь на частном танцевальном
вечере в Шропшире, почти в сотне миль к северо-западу от этого жеребца.
Бессчетное множество друзей подтвердит его присутствие, включая хозяйку ве-
чера, герцогиню. Вечер был в честь двадцать первого дня рождения наследни-
ка.

-- Черт возьми.

-- Он вряд ли мог найти более заметное или неопровержимое алиби.

-- И какая-нибудь девица будет клясться, что она спала с ним на заре.

-- Почему на заре?

-- Потому что так и бывает.

-- Откуда вы знаете?

-- Не ваше дело, -- сказал я.

-- Вы плохой мальчик, Сид.

Когда-то был, подумал я. Пока не появилась Дженни. Лето, танцы, роса,
влажная трава, хихиканье и страсть. Давным-давно и совершенно невинно.
Жизнь -- сволочная штука, подумал я.

-- Сид, -- донесся до меня голос Нормана, -- вы понимаете, что суд
состоится через две недели в понедельник?

-- Понимаю.

-- Тогда шевелитесь с этим алиби.

-- Есть, сэр, инспектор.

Он рассмеялся.

-- Засадим поганца обратно за решетку.

В четверг я поехал встретиться с герцогиней из Шропшира, для которой
в прежней своей жизни выигрывал призы. У нее даже был мой портрет верхом на
ее любимой лошади, но я уже не был ее любимым жокеем.

-- Да, конечно, Эллис был здесь всю ночь, -- подтвердила она.

Невысокая, тонкая -- и поначалу нелюбезная, она провела меня через
украшенный доспехами холл своего продлеваемого сквозняками старого дома в
гостиную, где до моего приезда смотрела по телевизору скачки.

Входную дверь мне открыл старый слуга, страдающий артритом, который
заковыляют посмотреть, дома ли ее милость. Ее милость вышла в холл с явным
намерением избавиться от меня как можно скорее, но затем смягчилась, ее бы-
лая доброжелательность ко мне вынырнула на поверхность, как забытая привыч-
ка. Стипль-чез на три мили кончаются, жокеи бок о бок летели к финишной
черте, лошади устали и старались изо всех сил, скачка для тех, кто нес
меньший вес, подходила к концу.

Герцогиня приглушила звук, чтобы не мешал разговору.

-- Я не могу поверить, Сид, -- сказала она, -- что вы обвинили Эллиса
в таком отвратительном преступлении. Я знаю, что вы с Эллисом много лет бы-
ли друзьями. Это знают все. Я считаю, что он нехорошо обошелся с вами в те-
лепередаче, но, знаете, вы сами напросились.

-- Но он был здесь?.. -- спросил я.

-- Конечно. Всю ночь. Было пять часов или чуть позже, когда все нача-
ли разъезжаться. Оркестр еще играл... Мы все позавтракали...

-- Когда начались танцы? -- спросил я. -- Начались? Приглашение было
на десять часов. Но вы же знаете, как это бывает. Было уже одиннадцать,
когда прибыло большинство гостей. В три тридцать был фейерверк, потому что
по прогнозу позже обещали дождь, но всю ночь стояла ясная погода, слава Бо-
гу.

-- Эллис попрощался, когда уезжал?

-- Мой дорогой Сид, в эту ночь здесь было почти три сотни человек!

-- Так вы не помните, когда уехал Эллис?

-- Последний раз я видела его, когда он танцевал с этой неуклюжей де-
вицей Рэйвен. Бросьте, Сид. Я говорю с вами ради добрых прежних дней, но вы
только вредите себе.

-- Возможно, нет.

Она коснулась моей руки.

-- Я всегда буду рада видеть вас, на скачках и так далее.

-- Спасибо, -- сказал я.

-- Да. Будьте так добры, выйдите сами. У бедного старого Стоуна ра-
зыгрался артрит.

Она включила звук, чтобы посмотреть следующий заезд, и я ушел.

Неуклюжая девица Рэйвен, которая танцевала с Эллисом, оказалась
третьей дочерью эрла. Сама она укатила в Грецию на чью-то яхту, но ее сес-
тра (вторая дочь) утверждала, что Эллис танцевал после этого с десятком
других и не мне, Сиду Холли, упрекать его в этом.

Я поехал встретиться с мисс Ричардсон и миссис Бетани, совладелицами
Винвардского конезавода, где и обитал пострадавший жеребец, и, к своему
смущению, обнаружил там Джинни Квинт.

Все три женщины находились в офисе, который располагался отдельно от
одноэтажного жилого дома. Грум, выводивший годовалого жеребенка, безразлич-
но указал мне дорогу, и я подъехал к розоватому кирпичному зданию, не испы-
тывая никакого удовольствия от своей миссии, но и не ожидая торнадо.

Я постучал и вошел, как принято в подобных офисах, и оказался среди
обычного нагромождения столов, компьютеров, факсов, настенных диаграмм и
груд бумаги.

Прежде чем поехать сюда, я хорошо поработал, поэтому опознал мисс Ри-
чардсон в высокой крупной женщине с седеющими короткими кудряшками, в тви-
довом жакете и поношенных брюках. Лет пятьдесят, определил я, к людям отно-
сится презрительно. Миссис Бетани, пониже ростом, была менее властной копи-
ей мисс Ричардсон и пользовалась репутацией человека, который готов всю
ночь провести в стойле жеребящейся лошади и привязанность которой к лошадям
удерживала на плаву все это хозяйство.

Этим женщинам не принадлежали ни два жеребца (они были собственностью
синдиката), ни кобылы -- Винвардский конезавод был чем-то средним между
платной конюшней и племенным хозяйством. Они не могли допустить, чтобы нес-
частье с жеребенком испортило им репутацию.

Джинни Квинт, сидевшая за одним из столов, в гневе вскочила, едва я
появился на пороге, и обрушила на меня накопленный вулканический поток сло-
весной лавы, от которого ноги мои приросли к полу, а язык присох к небу.

-- Я верила тебе. Он умер бы ради тебя.

Я чувствовал, что мисс Ричардсон и миссис Бетани выслушивают все это
в изумлении, не зная, кто я такой и что я сделал, чтобы заслужить такую
встречу, но видел я только Джинни, чья долгая привязанность ко мне превра-
тилась в ненависть.

-- Ты собираешься выступить в суде и попытаться отправить своего луч-
шего друга в тюрьму... уничтожить его... свалить... растоптать... Ты преда-
ешь его. Ты недостоин жить.

Эмоции неприглядно исказили ее мягкие черты, слова летели плевками.

Ее собственный сын сделал это. Ее золотой обожаемый сын. В конце кон-
цов он сделал из меня предателя, который может обойтись без поцелуя.

Я не сказал абсолютно ничего.

Я ощущал, -- сильнее, чем обычно, -- горькую уверенность в том, что
возмущаться бесполезно. Связанный тайной следствия, я не мог защищаться,
особенно потому, что пресса была склонна цепляться к моим возмущенным про-
тестам и клеймить их "хныканьем", "скулежом" и "пожалуйста, учитель, он
первый начал...".

После быстрой проверки адвокат подтвердил, что, хотя можно попытаться
привлечь к суду одну газету за клевету, привлечь их все невозможно. Шуточки
Эллиса не давали основания для судебного преследования, и, к несчастью, то,
что я не лишился работы, означало, что я не могу доказать, будто критика
повредила мне с финансовой точки зрения.

-- Стисни зубы и терпи, -- весело посоветовал он мне, и я заплатил
ему за совет, который сам себе давал каждый день.

Не было никакой надежды на то, что Джинни услышит хоть что-то, что я
могу сказать. Я невесело, но практично стал отступать, намереваясь вернуть-
ся позже, чтобы поговорить с мисс Ричардсон и миссис Бетани, и обнаружил,
что дорогу мне преграждают двое плечистых молодцов, уже известных владели-
цам конного завода в качестве полицейских.

-- Сержант Смит, мадам, -- сказал один из них мисс Ричардсон.

-- Да, сержант?

-- Мы кое-что нашли, спрятанное в живой изгороди вокруг поля, где бы-