Чтение 2–й страницы книги ~Предварительный заезд~

-- Понимаю, что вы не хотите, -- продолжал принц, -- но, поверьте, мне больше не к кому обратиться.

-- Сэр... ну ладно... но неужели нельзя отложить это до весны?. Я думаю... вы сможете найти кого-то получше...

-- Это нужно делать сейчас, Рэндолл, сию минуту. У нас появилась возможность купить для Джонни в Германии одну из их лучших молодых лошадей, настоящего крэка. Мы... опекуны Джонни... Лучше я объясню. Его состояние находится в опеке, пока ему не исполнится двадцать пять, а до этого еще целых три года. Сейчас он получает весьма щедрое денежное содержание, но есть вещи, ну, например, лошадь мирового класса, на которые его капитала не хватит. Мы с удовольствием купим эту лошадь, мы выбрали ее после тщательного поиска, но нас торопят с решением. Мы должны дать ответ до Рождества. Такая дорогая покупка не может быть оправдана ничем, кроме участия в Олимпийских играх, и нам чертовски повезло ж отсрочкой в несколько недель. Да за этой лошадь стоит очередь покупателей.

Я нервно встал, подошел к окну и взглянул на холодное ноябрьское небо. Московская зима, слежка неизвестно за кем, вероятность выкопать кучу тщательно скрываемого дерьма -- эта перспектива представлялась омерзительной.

-- Пожалуйста, Рэндолл, -- сказал принц, -- пожалуйста, поезжайте. Хотя бы попробуйте.

Эмма стояла в отделанной панелями гостиной,, глядя в окно на отъезжающий "Даймлер". Она бросила на меня оценивающий взгляд.

-- Вижу, он одолел тебя, -- констатировала она.

-- Я веду арьергардные бои.

-- У тебя нет никаких шансов.

Она прошлась по комнате и села на скамеечку перед камином, протянув руки к огню.

-- Это слишком крепко сидит в тебе. Почтение к суверену и все такое. Дед -- королевский конюший, бабка -- придворная дама. И целая куча им подобных в течение нескольких поколений. Тебе не на что надеяться. Когда принц хмурит брови, все твои гены, унаследованные от предков, встают во фрунт и берут под козырек.

ГЛАВА 2

Принц жил в скромном доме, который был лишь чуть-чуть больше моего, но на сотню лет старше. Он сам открыл дверь, хотя, в отличие от меня, имел целый штат прислуги. А еще у него были жена, трое детей и, кажется, шесть собак. Когда я вылезал из "Мерседеса", меня тщательно обнюхали крутившиеся под ногами далматин, уилпет и несколько тявкающих терьеров, прибежавших неторопливой рысцой один за другим.

-- Отпихните их с дороги, -- громко посоветовал принц, поджидавший в дверях. -- Фингер, пятнистый олух, успокойся.

Далматин не обратил никакого внимания на эти слова, но я все же смог добраться до двери не облизанным и не укушенным. Пожал принцу руку, слегка поклонился и по коврам, устилавшим украшенный колоннами вестибюль, проследовал за ним в богато убранный кабинет. Две стены занимали плотные ряды книг в кожаных переплетах, а две другие были почти невидимы, так как всю их площадь занимали окна, двери, многочисленные портреты и камин. Среди этого изобилия лишь изредка проглядывал клочок бледнозеленых обоев. На большом столе выстроились шеренги фотографий в серебряных рамках, из стоявшей в углу медной вазы тянулся к бледному свету белый цикламен.

Я знал, что собственноручно открытая мне дверь -- весьма необычный знак внимания. Принц, в свою очередь, знал, что я знаю это. Он действительно очень рад моему согласию "сходить в разведку", подумал я, но и смущен множеством ловушек, угадывавшихся впереди.

-- Очень мило с вашей стороны, Рэндолл. -- Принц указал мне на черное кожаное кресло. -- Надеюсь, вы хорошо доехали? Сейчас мы с вами выпьем кофе...

Он сел в удобное вращающееся кресло и начал светскую беседу. Джонни Фаррингфорд обещал приехать к половине четвертого (принц взглянул на часы и убедился, что после условленного времени прошло уже пятнадцать минут). Тут он опять сказал, что с моей стороны было очень мило согласиться приехать к нему. Еще лучше, добавил он, что мне не придется быть в этих делах тесно связанным с Джонни, поэтому, конечно, было мудрее организовать встречу у принца, а не у Джонни. Надеюсь, добавил он, вы понимаете, что я имею в виду.

Принц был плотен, довольно высок и темноволос, со спокойными и доброжелательными голубыми глазами, в которых можно было разглядеть характер зрелого человека. Брови стали гуще, чем пять лет назад, шея -- крепче; говорить он начал больше в нос. Время превращало его из атлета в атланта.

Во мне это утро понедельника вызывало леденящее предчувствие смертельной опасности.

Принц снова бросил короткий взгляд на часы, на этот раз нахмурившись. Я с надеждой подумал, что, если драгоценный Джонни не приедет вовсе, можно будет благополучно вернуться домой и забыть об этой истории.

Два высоких окна кабинета, как и в моей гостиной, выходили на подъездную дорожку перед домом. Вероятно, принц, как и я, предпочитал заранее знать, кто звонит в его дверь: это давало возможность при необходимости придумать какую-нибудь уловку.

Как раз на виду, посреди пустой гравийной площадки, одиноко и спокойно стоял мой серо-голубой "Мерседес". Пока я праздно смотрел в окно, на площадку стрелой влетел белый "Ровер", нацеленный прямиком на мою машину. В отчаянии, видя все происходящее как в замедленном кино, я безнадежно ожидал аварии.

Раздавшийся звук напоминал грохот металлолома на утилизационном заводе и сопровождался непрерывным гудком: очевидно, водителя "Ровера" прижало к рулю.

-- О Боже! -- в испуге воскликнул принц и вскочил на ноги. -- Джонни!

-- Моя машина! -- откликнулся я, невольно выдав причину своего остолбенения.

К счастью, принц уже подходил к двери. Я по пятам за ним пробежал через вестибюль и вылетел во двор.

На звук столкновения и гудок в окна выглянуло множество испуганных лиц, но первыми на месте происшествия оказались мы с принцем. Передок "Ровера" взгромоздился на багажник моей машины, и вся сцена напоминала какую-то чудовищную механическую случку. Его колеса висели над землей, все сооружение выглядело весьма неустойчивым, а резкий запах бензина сразу заставил задуматься о возможных последствиях.

--Вытащим его, -- торопливо сказал принц, дергая ручку двери водителя. -- Господи...

Дверь перекосилась от удара, ее заклинило. Я подбежал к противоположной двери. То же самое. Джонни Фаррингфорд не смог бы точнее врезаться в мой "Мерседес", даже если бы очень постарался.

Вторая пара дверей была заперта, задняя дверь тоже. Настойчиво и раздражающе звучал гудок.

-- Боже! Нужно вытащить его! -- неистово крикнул принц.

Я вскарабкался на искореженную кучу металла и, цепляясь за осколки, протиснулся туда, где когда-то было ветровое стекло. Затем я извернулся и оторвал неподвижного человека от баранки. Наступила блаженная тишина. Но лица Джонни Фаррингфорда я узнать не мог.

Мне вовсе не хотелось вглядываться в окровавленные черты. Я протиснулся мимо него, поддерживая повисшую голову, и потянул заручку задней двери. Принц лихорадочно дергал дверь снаружи, но мне пришлось проделать несколько акробатических трюков и изо всей силы упереться ногами, прежде чем удалось ее распахнуть. Невольная мысль о том, что в этой металлической груде может проскочить искра, вызывала оторопь: я слышал и обонял вытекающий бензин. И от того, что этот бензин лился из разбитого бака моей машины, мне не становилось легче. Как, впрочем, и от того, что нынче утром я полностью заправил его.

Принц сунул голову в машину и ухватил шурина за плечи. Я прополз на переднее сиденье и вытащил безжизненные ноги из путаницы торчавших педалей. Принц с недюжинной силой дергал Джонни за руки, а я как мог толкал ноги; мы понемногу перевалили его через спинку сиденья и просунули в заднюю дверь. Здесь я выпустил ноги, принц потянул Джонни на себя, и тот выпал из машины на гравий, как новорожденный теленок из коровы. К тому времени подоспела помощь в лице слуги и садовника, и жертву осторожно унесли с места происшествия.

--Уберите его от машин, -- распорядился принц и вновь обернулся ко мне: -- Бензин... Рэндолл, вылезайте-ка оттуда!

Этот совет был, пожалуй, лишним. Я никогда прежде не ощущал себя таким медлительным и неуклюжим, с такими неловкими руками и ногами.

Неизвестно из-за чего, но равновесие искореженных автомобилей нарушилось: то ли из-за наших манипуляций, то ли изза моих не слишком осторожных движений, но "Ровер" начал крениться набок, а я все еще находился в нем. Я услышал, как принц панически крикнул:

-- Рэндолл!

Я высунул ногу наружу, попытался перенести на нее свою тяжесть, и "Ровер" еще сдвинулся. Я на секунду замер, вцепился обеими руками в дверные стойкий рывком вышвырнул себя из машины, больно ударившись о землю боком и локтем. Быстро сгруппировавшись, я принял низкий старт, который сделал бы честь любому спринтеру.

"Ровер" с металлическим скрежетом сполз с моего "Мерседеса". Не могу сказать, произошло ли при этом замыкание в электропроводке, но наружу ударил сноп искр, словно одновременно чиркнули сотней зажигалок.

Взрыв отбросил машины одну от другой, и они я обе вспыхнули как адские печи. Бензиновые пары загорелись со свистом и грохотом, порыв раскаленного воздуха ударил меня в спину и помог отбежать подальше.

-- У вас волосы горят! -- констатировал принц, когда я поравнялся с ним.

Я провел ладонью по голове -- так оно и было. Обеими руками я сбил пламя.

-- Спасибо.

-- Не стоит благодарности.

Он ухмыльнулся совсем не по-королевски:

-- А ваши очки сидят точно на месте.

Как и положено, вскоре прибыли врач и машина "Скорой помощи", но Джонни Фаррингфорд задолго до этого успел очнуться и недоуменно посмотреть вокруг. Он лежал на удобном длинном диване в семейной гостиной. Рядом сидела его сестра-принцесса, которая, правильно оценив ситуацию, старательно промывала его раны.

-- Что случилось? -- захлопал глазами Фаррингфорд.

Слово за слово ему растолковали, что он ехал на машине и на пустой площадке величиной с теннисный корт умудрился въехать прямиком в зад моему "Мерседесу". Вот и все.

-- Рэндолл Дрю, -- представил меня принц.

-- О-о.

-- Чертовски глупая история, -- небрежно бросила принцесса, но по ее напряженному лицу я угадал чувства старшей сестры, вечно защищавшей маленького братца.

--Я... я не помню.

Он увидел кучу окровавленных тампонов, валявшихся на подносе, капли крови, стекавшие с порезанного пальца, и собрался упасть в обморок.

-- Джонни не выносит вида крови, -- пояснила сестра. -- Хорошо бы ему наконец перерасти эту слабость.

Травмы Фаррингфорда ограничивались несколькими порезами на лице, кости на первый взгляд казались целыми. Однако при каждом движении он вздрагивал и прижимал руки к бокам, словно пытаясь собрать себя воедино. Это сразу навело меня на мысль о сломанных ребрах.

Джонни Фаррингфорд был высоким, стройным я изящным молодым человеком с пышной копной курчавых рыжих волос, переходивших под подбородком в клочковатую бороденку. Нос, казалось, удлинился и стал острее, а обветренная загорелая кожа от потрясения стала серой.

-- Дерьмовые подонки, -- неожиданно сказал он.

-- Могло быть и хуже, -- с сомнением в голосе произнес принц.

-- Да нет... Они избили меня, -- пояснил Фаррингфорд.

-- Кто? -- Принц приложил тампон к кровоточившему порезу, видимо, решив, что Джонни бредит от сотрясения мозга.

-- Эти люди... Я... -- Тут он умолк и с величайшей осторожностью попытался сфокусировать взгляд на лице принца, словно считал, что это поможет ему привести мысли в порядок.

-- Я ехал сюда... после этого... ну и... почувствовал... что покрываюсь потом. Я помню, как повернул и въехал в ворота... увидел дом...

-- Какие люди?

-- Которых ты послал... насчет лошади.

-- Я никого не посылал.

Фаррингфорд медленно моргнул, и его взгляд вновь стал туманным.

-- Они... они пришли на конюшню... я как раз думал... не пора ли выезжать сюда... чтобы встретиться с... тем парнем... ну, которого ты...

-- Да. Это Рэндолл Дрю, вот он.

-- Вот-вот... Хиггинс выгнал мою машину... "Ровер"... сказал, что у "Порше" что-то с новыми Покрышками... я вышел во двор... посмотреть ноги у Гручо... Лейкленд сказал, что все в порядке, но я хотел сам посмотреть, понимаешь... Они были вам сказали, что на два слова... что их ты прижал. Я сказал, что спешу, сел в машину... они втиснулись со мной... оттолкнули от руля... один из них погнал по шоссе, пока мы не выехали из деревни... там остановился... эти педерасты стали меня лупить... я им врезал пару раз... но двое на одного... тяжело, понимаешь.

-- Они ограбили тебя? -- спросил принц. -- Нужно сообщить в полицию. -- На его лице появилось озабоченное выражение. Полиция означала огласку, а огласка неприятных сведений была для принца проклятием.

-- Нет... -- Фаррингфорд прикрыл глаза. -- Они велели... держаться подальше от... от Алеши.

-- Они что? -- Принц дернулся, словно ударили его самого.

-- Правда... знали, что тебе это не понравится...

-- Что еще они говорили?

-- Ничего. Чертова ирония судьбы... -- чуть слышно пробормотал Фаррингфорд.-- Ведь это ты хотел... найти Алешу... А по мне... гори оно все... синим пламенем.

-- Отдохни, -- велела взволнованная принцесса, вытирая липкую красную каплю с ободранного лба.

-- Не разговаривай пока, Джонни, будь паинькой. -- Она подняла глаза на нас, стоявших в изножье дивана. -- Вы собираетесь что-нибудь делать с автомобилями?

Принц мрачно смотрел на два обгоревших остова и пять пустых огнетушителей, лежавших вокруг, как красные торпеды. Резкий запах в ноябрьском воздухе -- вот и все, что напоминало о пламени, вздымавшемся выше крыши, и густом черном дыме. Пожарные в лице все тех же слуги и садовника стояли поодаль и с довольным видом разглядывали плоды своих трудов, ожидая дальнейших распоряжений.

-- Вы считаете, что он был в обмороке? -- спросил принц.

-- Похоже на то, сэр. Он сказал, что вспотел. Не слишком приятно, когда тебя так отколошматят.

-- А ведь он никогда не переносил вида крови.

Принц проследил взглядом траекторию, по которой проследовал бы "Ровер" с потерявшим сознание водителем, не окажись на его пути моя машина.

-- Он должен был врезаться в один из этих буков, -- заметил он, -- а его нога была на акселераторе.

Вокруг лужайки стояли два ряда крепких старых деревьев, их лишенные листьев ветви сплетались между собой. Как можно было догадаться, их посадили, чтобы защищать дом от северо-западных ветров. Сделали это в том давнем веке, когда ландшафты планировали так, чтобы они радовали глаза будущих поколений; могучие стволы остановили бы танк, не то что "Ровер". Этим деревьям повезло, подумал я, ведь множество их ровесников пало под натиском бурь, засух и болезней.

-- Просто счастье, что он не врезался в буки,-- сказал принц таким тоном, что оставалось лишь гадать, о ком он сожалел -- о Джонни или о деревьях. -- Конечно, вашу машину тоже жаль. Надеюсь, она была застрахована? Лучше будет, если вы скажете страховщикам, что произошел несчастный случай на стоянке. Не привлекайте к этому внимания. В наши дни автомобили списывают очень легко. Надеюсь, вы не станете выставлять претензии Джонни, ну и тому подобное?'

Я помотал головой. Принцу заметно полегчало. Он слегка улыбнулся и несколько расслабился.

-- Нам бы не хотелось, чтобы сюда сползлись журналисты. Вспышки, телеобъективы... Стоит хоть одному пронюхать, и здесь будут пастись целые стада.

-- Но это окажется слишком поздно, -- перебил я.

-- Вы ведь не будете говорить, что Джонни замешан в этом происшествии? -- с тревогой спросил принц. -- Никому? Мне бы очень не хотелось, чтобы пресса раздула эту историю. Это совершенно ни к чему.

-- Хотите сказать, что людям не следует знать, как вы, рискуя жизнью, спасали брата своей жены?

-- Да, -- задумчиво подтвердил он, -- и вы будете молодцом, если промолчите об этом. -- Принц окинул взглядом мои обгоревшие волосы. -- Да и не было там большой опасности. Если хотите, можете сказать, что спасли его сами.

-- Нет, сэр, так не пойдет.

-- Я и не думал, что вы согласитесь. Вам не больше моего хочется, чтобы они ползали вокруг со своими блокнотами и прочими причиндалами.

Он отвернулся и жестом более приглашающим, чем приказным подозвал садовника, который все еще торчал поблизости.

-- И как мы поступим со всем этим, Боб?

Садовник знал все, что касалось перевозки аварийных автомобилей и гаражей, откуда можно было бы вызвать помощь, и взялся все устроить. Он разговаривал с принцем совершенно свободно; было видно, что эта свобода выработалась за много лет взаимного уважения и является стойкой опорой роялизма.

-- Не знаю, что бы я делал без Боба, -- заметил принц, когда мы возвращались в дом. -- Если бы я сам стал звонить в гаражи и автомастерские и представляться, то там или не поверили бы и ответили, что они сами королева Шебы, или же, разволновавшись, недослушали бы и все перепутали. Боб вывезет эти автомобили без всяких хлопот, а вот если бы я взялся за это сам, то первым здесь оказался бы репортер.

На ступенях принц остановился и посмотрел на остов того, что некогда было моим любимым автомобилем.

-- Мы дадим вам автомобиль, чтобы добраться домой. Нам нетрудно одолжить вам один из наших.

-- Сэр, -- перебил я его, -- кто или что такое Алеша?

-- Ха! -- почти выкрикнул он, резко повернувшись ко мне. Его глаза вдруг сверкнули. -- Вы впервые проявили интерес без нажима с моей стороны.

-- Я сказал, что подумаю, смогу ли что-нибудь сделать.

-- Имея в виду сделать как можно меньше.

-- Ну, я...

-- И посмотреть, не подсовывают ли вам тухлую рыбу.

-- Э-э... -- промямлил я. -- Так как насчет Алеши?

-- Это и есть та самая проблема, -- ответил принц. -- Мы ничего не знаем об Алеше. Именно это я и хотел уточнить.

Джонни Фаррингфорд очень скоро вышел из больницы и вернулся домой, так что уже через три дня после аварии я поехал навестить его.

-- Простите за вашу машину, -- сказал он при виде "РейнджРовера", на котором я приехал в этот раз. -- Дерьмово получилось.

Он был очень взвинчен, лицо все еще оставалось бледным. Несколько порезов затянулись быстро, как это бывает только в юности; непохоже, что шрамы останутся на всю жизнь. По движениям чувствовалось, что болели у него в основном мышцы, а не кости. Все к лучшему, подумал я, это помешает ему тренироваться к Олимпиаде.

-- Входите, -- пригласил хозяин. -- Кофе и все такое?

Он приглашающим жестом вытянул руку, и мы вошли в комнату, напоминавшую иллюстрацию к журнальной статье о сельском быте. Пол, выложенный каменными плитками, толстые ковры, массивные балки на потолке, большой камин, стены из старых неоштукатуренных кирпичей и множество продавленных диванов и стульев с выгоревшей ситцевой обивкой.

-- Это не мой дом, -- пояснил Фаррингфорд, чувствуя мое удивление, -- я снимаю его. Сейчас я принесу кофе.

Он скрылся за дверью в дальнем конце комнаты; я не спеша последовал за ним. Кухня, в которой он наливал кипяток в кофеварку, была оснащена всем, что только можно купить за деньги.

-- Сахар? Молоко? Или вы хотите чай?

-- Лучше кофе. И молока, пожалуйста.

Джонни внес поднос в комнату и поставил его на стол перед камином. На толстом слое старой золы горели уложенные дрова, но огонь совсем не грел. Я закашлялся, а потом с удовольствием выпил горячую жидкость, решив погреться если не снаружи, то хотя бы изнутри.

-- Как вы себя чувствуете сейчас? -- спросил я.

-- Да... нормально.

-- Но все еще потрясены, я думаю. Он содрогнулся всем телом.

-- Понимаю, счастье, что я вообще остался жив. Слава Богу, вы вытащили меня оттуда, и все такое.

-- Ваш родственник сделал ничуть не меньше.

-- Больше, чем должен был, можно сказать.

Он засуетился с сахарницей, явно нервничая.

-- Расскажите мне об Алеше, -- попросил я. Коротко глянув на меня, Фаррингфорд отвел взгляд, и я убедился, что при этих словах его охватил приступ депрессии.

-- Тут нечего рассказывать, -- устало ответил он. -- Алеша -- просто имя, возникло оно летом. В сентябре в Бергли умер один из частников германской команды, и кто-то сказал, что это случилось из-за Алеши, которая приехала из Москвы. Конечно, было расследование и все такое прочее, но я не знаю о результатах, потому что не был прямо связан со всем этим, понимаете?

-- Ну а непрямо? -- уточнил я.

Он снова коротко взглянул на меня и чуть улыбнулся.

-- Я хорошо знал его, этого немецкого парня. Ну, как это бывает, на всех международных соревнованиях встречаешься с одними и теми же людьми, понимаете?

-- Да.

-- Ну... Как-то вечером мы с ним поехали в клуб, в Лондон. Сейчас я понимаю, что свалял дурака, но я-то думал, что это просто карточный клуб. Он играл в триктрак, как и я. За несколько дней до этого я взял его в свой клуб, так что думал, что это просто... э-э... ответная благодарность.

-- Но это оказался не просто карточный клуб? -- поспешно спросил я, так как Джонни попытался угрюмо замолчать.

-- Нет, -- вздохнул он, -- там было полно... этих... ну... трансвеститов. --Депрессия Фаррингфорда явно нарастала. -- Я сначала не понял. Да и никто не понял бы. Они все выглядели как женщины. Привлекательные. Попадались хорошенькие. Нам предложили стол. Было темно. И вышла девчонка, освещенная лучом, исполнять стриптиз, снимать с себя целую кучу воздушных покрывал... Она была красива... смуглая, но не чернокожая... красивые темные глаза... потрясающие маленькие грудки. Она разделась почти донага и стала танцевать с розовым боа из перьев... изумительно, на самом деле. Когда она поворачивалась спиной, на ней ничего не было, а когда оборачивалась лицом, то боа всегда падало на... ээ... главное место. Когда все закончилось, я зааплодировал. Тут Ганс наклонился ко мне, осклабился, как мартышка, и шепнул на ухо, что это был мальчик. -- Его перекосило. -- Я ощутил себя совершенным дураком. Я имею в виду... никому не придет в голову смотреть такие представления, зная, что это такое. Но когда тебя туда затащат...

-- От этого можно обалдеть, -- согласился я.

-- Я сначала посмеялся, -- продолжил он. -- Любой бы посмеялся, не так ли? Но все-таки в этом было какое-то странное очарование. Ганс сказал, что видел этого мальчишку в ночном клубе в Восточном Берлине и был уверен, что тот мне понравится. Казалось, он понимал мое смущение. Думал, что это хорошая шутка. Я постарался воспринять все это спокойно, ведь я был у него в гостях, но, честно говоря, подумал, что это немного чересчур.

Ощущение задетой гордости, подумал я.

-- Соревнования начались через два дня, а еще через день, после скачек, Ганс умер.

-- Отчего он умер?

-- Сердечный приступ.

-- Но ведь он был молодым? -- удивился я.

-- Был, -- подтвердил Джонни, -- всего-навсего тридцать шесть. Тут задумаешься, правда?

-- А что же случилось на самом деле? -- продолжал я расспросы.

-- Ну... пожалуй, ничего. Никто к нему и пальцем не притронулся. Ходили слухи -- думаю, я был последним, до кого они дошли -- что с Гансом было что-то не так. И со мной тоже. Что на самом деле мы были голубыми, понимаете, что я имею в виду? И что некая Алеша из Москвы приревновала Ганса, устроила скандал, и того хватил сердечный приступ. А еще, знаете ли, было сообщение, что если я когда-нибудь окажусь в Москве, то Алеша меня найдет и разберется со мной.

-- А что это было за сообщение? В смысле, как вам его передали?

-- Да все это, и само сообщение тоже, было только слухами. -- Хозяин выглядел явно расстроенным. -- Казалось, все это слышали. Несколько человек пересказали мне эти сплетни. Я даже понятия не имею, кто их распускал.

-- И вы так серьезно к ним отнеслись?

-- Конечно, нет. Все это чушь. Ни у кого не могло быть ни малейшего основания ревновать ко мне Ганса Крамера. Да к тому же после того вечера я старался избегать его -- конечно, так, чтобы это не выглядело подчеркнутым, понимаете?