Чтение 5–й страницы книги ~Предварительный заезд~

-- Есть ли у вас время, чтобы помогать мне? -- спросил я.

-- Почему вы не фотографируете? -- спросил он вместо ответа. -- Ведите себя как положено туристу.

-- Раз мою комнату и вещи обыскивали, значит, никто не считает меня туристом.

-- Вот как? -- удивленно воскликнул Люс. -- В таком случае, давайте просто пройдемся.

Не торопясь, как настоящие туристы, мы пошли мимо собора к реке. Я вытащил из-под воротника шарф и подтянул его повыше, чтобы прикрыть уши. Меховая шапка, которую я купил утром под руководством Наташи, совершенно не прикрывала их.

-- Почему вы не опустите уши у шапки? -- спросил Стивен Люс. -- Будет гораздо теплее. Просто не завязывайте их под подбородком.

Я последовал его совету и прикрыл уши, позволив тесемкам развеваться по ветру.

-- Какая помощь вам нужна?

-- Я хотел, чтобы вы помогли мне пообщаться с несколькими людьми, имеющими дело с лошадьми.

-- И когда?

-- С этими людьми лучше всего встречаться по утрам.

Стивен Люс минуту помолчал, а затем сказал с сомнением в голосе:

-- Думаю, я мог бы пропустить завтра одну лекцию...

Совершенно в духе Хьюдж-Беккета, усмехнулся я про себя: предоставить мне переводчика, который мог уделить мне лишь обеденное время да скрепя сердце пропустить лекцию. Поглядев на круглое взволнованное лицо, обрамленное черной шапочкой, я пришел к выводу, что при таком положении вещей вся моя миссия обречена на провал.

-- Вы знаете Руперта Хьюдж-Беккета? -- спросил я.

-- Никогда не слышал о таком.

Я вздохнул.

-- В таком случае, кто же попросил вас помочь мне?

-- Министерство иностранных дел. Некто по имени Спенсер. Его я знаю. Они в некотором роде финансируют меня. Еще с колледжа. Подразумевается, что когда-нибудь я буду работать у них, хотя это и не обязательно. Среди дипломатов душно, как в музее восковых фигур.

По набережной мы дошли до моста, и Стивен широким жестом указал на противоположную сторону реки.

-- Там находится британское посольство.

Мне было плохо видно из-за снега. Я снял очки и как можно тщательнее протер их носовым платком, чтобы минуту-другую посмотреть на мир.

-- На той стороне моста спуститесь по лестнице направо, -- пояснил Стивен, -- перейдете на другую сторону улицы и через несколько шагов окажетесь около посольства... вон того бледножелтого здания, похожего на Букингемский дворец.

Я сказал ему, что собираюсь сегодня выпить с атташе по культуре. Люс ответил, что мне везет, но что следует еще встретиться с послом, так как из его кабинета лучший в Москве вид на Кремль.

-- Не хотите ли вы рассказать, зачем приехали? -- спросил Стивен, когда мы проходили по мосту.

-- А разве вам не сообщили?

-- Нет. Мне сказали только, что вам может понадобиться переводчик.

Я огорченно покачал головой.

-- Я гоняюсь за призраком. Ищу мифическую фигуру по имени Алеша. Одни говорят, что он не существует вовсе, а другие -- что он не желает быть обнаруженным. А я должен найти его, узнать, кем и чем он является, и решить, представляет ли он угрозу для одного нашего парня, который собирается участвовать в Олимпийских играх. И раз вы спросили, я буду рассказывать об этом, пока у вас уши не завянут.

Стивен слушал очень внимательно, и его уши оставались на месте. Когда я закончил, то заметил, что он весь подобрался и идет пружинистым шагом.

-- Включайте меня в игру, -- заявил он. -- К черту лекции. Я возьму у кого-нибудь конспекты.

Мы дошли до конца моста и повернулись, чтобы идти обратно. Сквозь снег я разглядел его веселые темно-карие глаза.

-- Я думал, что вы знакомитесь с подготовкой к играм. Так сказать, в общих чертах и полуофициально. А все куда забавнее.

-- Мне так не кажется, -- возразил я.

-- Мы знаем, как заставить вас подпрыгнуть от радости, -- засмеялся он.

-- Лучше бы мы знали, как сделать все это потише.

-- Ну конечно. Разве вы не согласитесь воспользоваться огромным опытом старожила Москвы?

-- И кто же этот старожил? -- спросил я. -- Я, конечно. Я здесь уже одиннадцать недель. Чем не старожил?

-- Очень относительно.

-- Никогда не делайте ничего необычного. Никогда не оборачивайтесь, если от вас этого не ожидают, и всегда оборачивайтесь, когда ожидают.

-- Не вижу в этом ничего особенного, -- сказал я.

Стивен удивленно посмотрел на меня.

-- Всем иностранцам здесь необходимы пропуска, чтобы отъехать больше чем на тридцать километров от центра города. Некоторые англичане, путешествующие на автомобилях, иногда решают отложить на ночь выезд в запланированный город и не предупреждают об этом власти. За это их штрафуют.

-- Как штрафуют? -- Я был поражен.

-- Именно штрафуют. Вы можете представить себе, чтобы в Англии оштрафовали иностранного туриста за то, что он поехал в Манчестер вместо Бирмингема? Можете ли вы представить себе, чтобы в английской гостинице подняли панику, если турист не придет ночевать? А здесь все это в порядке вещей. Множество народа занято только тем, что следит за другими людьми и сообщает обо всем, что видит. Это их работа. Здесь нет безработицы. Вместо того чтобы платить парням пособие по безработице и позволять по-человечески его тратить -- например, ходить на футбол, играть в карты или рулетку, шляться по пабам -- их берут на работу наблюдать. Убивают одним махом двух зайцев.

-- Это они стоят кучками в аэропортах и в холлах гостиниц?

Он усмехнулся:

-- Именно. Здесь шутят, что русские всегда общаются с иностранцами по трое. Одного можно подкупить, двое могут сговориться, а уж из троих один всегда окажется доносчиком.

-- Звучит весьма цинично.

-- Зато верно. Что, выговорили, у вас запланировано на сегодня? Как я понял, к вам приставлены девушки из "Интуриста"?

-- Наташа и Анна, -- ответил я. -- Я сказал им, что вернусь в гостиницу к ленчу, а потом поеду на автобусную экскурсию по городу.

-- Тогда вам так и следует поступить, -- веско сказал Стивен. -- Я уверен, что они забеспокоятся, если потеряют своего подопечного.

Я остановился посреди моста, оперся на парапет и посмотрел на серо-стальную воду. Снег кружился в воздухе, как конфетти. Справа вдоль берега протянулась красивая высокая красная стена Кремля с золотыми башнями, а за ней поднимались в воздух золотые купола. Окруженный стеной город-крепость с недействующими церквями и действующими правительственными учреждениями, через который ежедневно проходят миллионы туристов. А налево, на противоположном берегу, британское посольство.

-- Лучше пойдем, -- предложил Стивен. -- Два человека на мосту, в снег... Это выглядит подозрительно.

-- Я не верю.

-- Вас еще многое здесь удивит.

Мы пошли дальше и вскоре возвратились на Красную площадь.

-- Задание номер один, -- сказал я. -- Вы сможете сделать для меня телефонный звонок?

Я показал Стивену номер телефона тренера олимпийской сборной, и мы вошли в застекленную телефонную будку. Как выяснилось, телефонные разговоры здесь стоили очень дешево. Стивен отказался от предложенного мной рубля и вынул двухкопеечную монету.

-- Что мне нужно сказать? -- спросил он.

-- Скажите, что я хотел бы встретиться с ним завтра утром, что на меня произвело большое впечатление выступление русской команды на международных соревнованиях и я хотел бы поздравить его и спросить совета. Добавьте, что я важная шишка в скаковом мире, сделайте на этом ударение. Он не знает меня. -- Тут я назвал Стивену имена нескольких известных жокеев. -- Скажите, что я их коллега.

-- Действительно? -- спросил он, набирая номер.

-- Я знаю их, -- подтвердил я. -- Именно потому меня и прислали. Потому что я знаю конников.

Кто-то ответил, и Стивен произнес непонятный мне набор звуков. Оказалось, что язык звучит мягче, чем я почему-то ожидал. Это было приятно. Он говорил совсем недолго, замолчал, слушая, опять заговорил, опять выслушал ответ, сказал что-то еще и в конце концов повесил трубку.

-- Отлично, -- обратился он ко мне. -- В одиннадцать часов. Рядом с конюшнями на дальней стороне бегового круга.

-- На ипподроме? -- уточнил я.

-- Именно так. -- Его глаза сияли. -- Там тренируют лошадей олимпийской сборной.

-- Фантастика, -- изумленно пробормотал я. -- Просто невероятно.

-- А в одном вы ошиблись, -- заявил Стивен. -- Он знает вас. Он сказал, что вы участвовали в скачках в Пардубице, в Чехословакии, и помнит, что вы пришли третьим. Мне показалось, что он доволен тем, что встретится с вами.

-- Очень мило с его стороны, -- скромно сказал я. Но Стивен все испортил.

-- Русские пользуются любой возможностью, чтобы поговорить с людьми с той стороны. Очень уж редко им это удается.

Бодрость Стивена передалась мне. Мы договорились встретиться завтра утром у гостиницы.

-- Когда поедете на автобусную экскурсию, -- сказал он, прощаясь, -- остановитесь на площади Дзержинского. В центре памятник Дзержинскому на высоком пьедестале. На этой площади большой детский магазин. А про соседнее здание гид вам наверняка ничего не скажет. Так вот, это Лубянка.

Около гостиницы стояли свободные такси, но ни один из водителей не говорил по-английски, не понимал слов "британское посольство" или не мог разобрать адрес, написанный английскими буквами. Может быть, меня и поняли, но отказались везти. Так или иначе, мне пришлось пойти пешком. Продолжал валить сырой снег, и под ногами была слякоть. Когда я прошел полторы мили, мои ботинки насквозь пропитались ледяной жижей, а настроение стало мерзким.

Следуя инструкциям Стивена, я нашел лестницу и спустился на набережную. Слева от меня возвышались темные тяжелые здания, а справа тянулся высокий -- по грудь -- парапет. Когда я достигтаки ворот посольства, из сторожевой будки вышел русский солдат, преградивший мне дорогу.

Произошел странный спор, в котором ни один из собеседников не понимал ни слова другого. Я тыкал пальцем в циферблат своих часов, в дверь посольства, повторял, что я англичанин и даже готов был перекреститься. Наконец русский охранник с сомнением на лице отступил на шаг и позволил мне пройти. Огромную дверь посольства передо мной без всякого волнения распахнул швейцар в темно-синей униформе, украшенной позолоченными галунами.

Вестибюль, лестница и многочисленные двери, открывшиеся моему взору, были богато отделаны полированными деревянными панелями и элегантными лепными карнизами. Прямо напротив двери стоял большой, покрытый кожей стол, за которым сидел дежурный. Рядом стоял еще один человек -- высокий, худой и меланхоличный. Его седоватые волосы были тщательно зачесаны назад.

Темно-синий швейцар помог мне освободиться от пальто и шапки, а сидевший за столом осведомился, чем может быть мне полезен.

-- Мне назначил встречу атташе по культуре, -- ответил я.

Седовласый человек склонил голову, как цветок под порывом ветра, с дежурной улыбкой сообщил, что он и есть атташе по культуре, и протянул мне вялую руку. Я как можно теплее ответил на приветствие. Атташе пробормотал что-то банальное насчет погоды и воздушного путешествия. Очевидно, в это время он решал, что я собой представляю, и пришел к благоприятным выводам, ибо внезапно в нем проснулось обаяние и он спросил, не хочу ли я осмотреть посольство прежде, чем мы перейдем в его офис, где нас ждет выпивка. Его офис, пояснил атташе, располагался в отдельном здании.

Поднявшись по лестнице, мы совершили экскурсию по залам посольства и должным образом оценили туалет с лучшим в Москве видом на Кремль. Атташе, представившийся как Оливер Уотермен, болтал с таким видом, словно ежедневно водил посетителей по этому маршруту. Возможно, так оно и было. Закончив осмотр, мы перешли через двор в одноэтажный корпус более современного вида, который занимали застеленные коврами одинаковые офисы. Там мы сразу же получили по большому стакану со спиртным.

-- Ума не приложу, что мы можем сделать для вас, -- сказал хозяин, усевшись в глубокое кожаное кресло и указав мне на такое же. -- Мне кажется, что эта суета вокруг Фаррингфорда -- просто много шума из ничего.

-- Хотелось бы надеяться, -- ответил я.

-- Я уверен, -- тонко улыбнулся Уотермен. -- Дыма без огня не бывает, а мы не видели даже искорки.

-- Вы сами беседовали с тремя русскими наблюдателями? -- решил я взять быка за рога.

Уотермен откашлялся и озабоченно посмотрел на меня:

-- Каких наблюдателей вы имеете в виду?

Я покорно объяснил, и атташе сразу успокоился, словно освобожденный от ответственности.

-- Видите ли, -- приятно улыбаясь, объяснил он, -- мы, посольские работники, не встречались с ними. Мы обратились в Министерство иностранных дел, и нам сообщили, что никто не знает чего-либо, заслуживающего внимания.

Вы не могли встретиться с этими людьми с глазу на глаз у них дома?

Он

покачал головой.

Частные контакты возбраняются, можно даже сказать, запрещены.

Запрещены нам или им?

И тем и другим. Но нам -- определенно.

Значит, вы, хотя и живете здесь, незнакомы с русскими?

Он

снова покачал головой без всякого видимого сожаления.

В неофициальных контактах всегда есть риск.

Значит, ксенофобия здесь по-прежнему сильна? -- спросил я.

Уотермен задумчиво положил ногу на ногу, потом поменял их местами.

-- Страх перед иностранцами старше, чем политика, -- сказал он, улыбнувшись так, словно уже не в первый раз произносил этот афоризм. -- А теперь, что касается ваших запросов...

Его прервал телефон. После третьего звонка Уотермен поднял трубку и просто сказал:

-- Да? -- Затем он нахмурился, выслушал несколько слов и ответил: -- Хорошо, проводите его.

Опустив трубку на рычаги, атташе вернулся к прерванной фразе.

-- Что касается ваших запросов. Мы можем при необходимости предоставить вам телекс. Кроме того, если вы дадите мне номер вашего телефона в гостинице, я смогу информировать вас о сообщениях, которые будут поступать в ваш адрес.

-- Я уже давал вам его.

-- О, неужели... -- Уотермен казался несколько обескураженным. -- Все равно, дорогой мой, лучше повторите мне его.

Я по памяти назвал номер, и он записал его в " блокнот.

-- Позвольте мне поухаживать за вами, -- тут он щедрой рукой наполнил мой бокал. -- Мне хотелось бы представить вам некоторых моих коллег.

В этот момент послышались приближающиеся голоса. Оливер Уотермен встал и обеими руками пригладил волосы. Я подумал, что с помощью этого жеста он скорее готовит себя к встрече с этими людьми, чем поправляет прическу.

Громкий, напористый голос почти заглушал два других, один мужской и один женский. Когда вновь прибывшие появились в дверях, я без всякого удивления обнаружил, что громкий голос принадлежал Малкольму Херрику.

-- Привет, Оливер, -- покровительственно провозгласил он, а затем увидел меня. -- Это же наш сыщик! Здорово, парень. Есть успехи?

Глянув искоса на Оливера Уотермена, я понял, что его реакция на Херрика была подобна моей. Пропустить его слова мимо ушей было невозможно из-за энергичной манеры разговора -- без сомнения, результат многолетней журналистской практики. Но за внешним дружелюбием не было настоящей сердечности. Скорее наоборот, от него следовало ожидать подвоха.

-- Выпьешь, Малкольм? -- с истинно дипломатической любезностью предложил Оливер.

-- Никогда не слышал более приятных слов!

Оливер Уотермен с бутылкой и бокалом в руках познакомил меня с остальными гостями.

-- Рэндолл Дрю... Полли Пэджет, Йен Янг. Они работают вместе со мной в этом отделе.

Полли Пэджет была нервной с виду дамой с короткими волосами, в широком кардигане и туфлях на низком каблуке. Она улыбнулась Оливеру Уотермену и уверенно взяла бокал, предложенный Херрику. Тот посмотрел на помощницу атташе как на нарушительницу этикета, явно считая себя главным из присутствующих.

Если бы мне не представили Йена Янга и я не услышал бы его английской речи, то принял бы его за русского. Я с любопытством разглядывал его, обнаружив, что уже привык к невыразительным московским лицам. У Йена Янга было белое тяжелое лицо с неподвижными чертами. Говорил он в этот раз очень мало, на ничем не примечательном английском.

Малкольм Херрик без всяких усилий завладел вниманием собравшихся. Он объяснял Оливеру Уотермену, что тому надлежит делать со свалившейся на него кучей обременительных проблем в связи с предстоящими гастролями известного оркестра. Когда Полли Пэджет попыталась вставить слово, Херрик прервал ее, не дослушав.

Оливер Уотермен в кратких паузах вставлял неопределенные реплики вроде:

-- Да, возможно, вы правы, -- но при этом не смотрел на Херрика, а лишь кидал на него косые взгляды -- верный признак скуки или неприязни.

Йен Янг смотрел на Херрика, явно не желая отвечать ему, но, похоже, это не производило на журналиста никакого впечатления.

Я потягивал спиртное и размышлял о предстоящем пути в гостиницу. Выжав все возможное из музыкального скандала, Херрик вновь переклю-

чился на меня.

-- Ну что, парень, далеко продвинулся?

-- Скорее стою на месте; -- ответил я.

-- Я предупреждал, -- кивнул он. -- Никаких шансов. Все поле прочесано так, что ты на нем не найдешь и камушка. Хотя я не против того, чтобы там что-нибудь оказалось. Мне нужен приличный материал.

-- Скорее неприличный, -- вставила Полли Пэджет.

Херрик не обратил внимания на ее реплику.

-- Вы говорили с тренером команды? -- спросил я.

-- С кем? -- переспросил Оливер Уотермен. По лицу Херрика я видел, что это не приходило ему в голову, хотя добровольно он в этом не сознается. Но, даже если его прижать к стенке, он будет доказывать, что это совершенно ни к чему.

-- С мистером Кропоткиным. Он руководит подготовкой лошадей и наездников к Олимпийским играм. Мне его имя назвал Руперт Хьюдж-Беккет.

-- Вы собираетесь встретиться с ним? -- спросил Уотермен.

-- Да, завтра утром. Похоже, что он единственный с кем еще не разговаривали.

Йен Янг чуть заметно шевельнулся.

-- Я говорил с ним, -- сообщил он. Все головы повернулись к нему. Янгу было лет тридцать пять; этот коренастый темноволосый человек был одет в измятый серый костюм и полосатую бело-голубую сорочку. Уголки воротника загибались, как сухие ломтики сыра. Янг приподнял брови и чуть заметно поджал губы, что было у него, видимо, крайним проявлением волнения.

-- Конечно, с соблюдением всех формальностей, предписанных Министерством иностранных дел. Мне тоже называли его имя. Я говорил с ним довольно откровенно. Он не знает ни о каком скандале, связанном с Фаррингфордом. Полный тупик.

-- Ничего другого и быть не могло, -- пожал плечами Уотермен. -- Я уже говорил вам -- никакого скандала не было. Вообще ничего не было. Нет искры, не разгорится пламя.

-- Гм-м, -- задумчиво протянул я. -- Хорошо, если бы так. Но, увы, искра есть. По крайней мере была в Англии. -- И я рассказал о том, как двое неизвестных избили Джонни Фаррингфорда и велели ему не приставать к Алеше.

Лица присутствующих отразили смешанное выражение тревоги и недоверия.

-- Мой дорогой, -- сказал наконец Оливер Уотермен, обретая свою прежнюю уверенность, -- в таком случае можно ли быть уверенным в том, что этот Алеша, кем бы он ни был, не представляет опасности и Фаррингфорд может приехать на Олимпийские игры?

-- Кроме того, -- смиренно добавил я, -- Фаррингфорда летом предупредили, что, если он приедет в Москву, Алеша будет ждать его, чтобы отомстить за волнения, вызвавшие сердечный приступ у Ганса Крамера.

Наступила короткая пауза.

-- Планы людей меняются, -- задумчиво сказала наконец Полли Пэджет. -- Может быть, летом, после смерти Крамера, Алеша в истерике наговорил всяких угроз, а теперь, наоборот, не желает быть замешанным в это дело.

Херрик недовольно потряс головой, но мне это мнение показалось вполне обоснованным.

-- Хотелось бы надеяться, что вы правы, -- сказал я. -- Осталось только убедиться в вашей правоте. А единственный путь сделать это -- найти Алешу, поговорить с ним и добиться от него гарантий, что он не собирается причинять Фаррингфорду никакого вреда.

Полли Пэджет кивнула. Оливер Уотермен выглядел расстроенным, а Малкольм Херрик невесело рассмеялся.

-- Удачи тебе, парень, -- сказал он. -- Ты проторчишь здесь до Судного дня. Я же сказал, что искал этого проклятого Алешу и что его просто не существует.

Я вздохнул и посмотрел на Йена Янга:

-- А что вы думаете?