Чтение 68–й страницы книги ~Символы распада~

все. Да, еще - за счет значительного облегчения веса ЯЗОРДы более
радиоактивны. Поэтому мы используем для защиты от радиации пластины,
разработанные в институте академика Архипова.

- Как может произойти взрыв?

- В результате запуска компьютерной программы. Вообще к ядерному взрыву
может привести цепная ядерная реакция... Такое оружие использовалось в
Хиросиме и Нагасаки. Более совершенное, термоядерное оружие использует
принцип термоядерной реакции... Вам рассказывать про цепную реакцию? -
поинтересовался Добровольский.

- Нет, - улыбнулся Дронго, - меня интересует другое. Если пластины не
сняты, какой фон может быть у ЯЗОРДа?

- Очень небольшой. Практически незаметный, если вы думаете с его помощью
найти ЯЗОРДы. Это невозможно.

- Понимаю, - мрачно сказал Дронго. - А какова степень поражения ЯЗОРДа?

- Достаточно мощная. В радиусе нескольких километров могут быть
уничтожены все здания. Хотя сама суммарная мощность ЯЗОРДа всего несколько
килотонн тротилового эквивалента. Но если произойдет взрыв, то в радиусе
пяти-десяти километров будет не только уничтожено все, но и наступят
необратимые последствия. Проникающая радиация потока гамма-лучей и нейтронов
уничтожит все живое. Мне об этом даже страшно подумать. Сработает эффект
проникающей радиации. В общем, никакой разницы нет, что именно взрывают -
ЯЗОРД или настоящую водородную бомбу. Просто в первом случае объекты более
избирательны, а во втором поражается гораздо большая площадь. Вот и все.
Любая мощность ядерного заряда всегда оценивалась тротиловым эквивалентом.

- Значит, заряд должен быть установлен на конкретном месте, а не где
попало?

- Для максимального эффекта ЯЗОРДа - да. И хотя это безнравственно
обсуждать подобные вещи, но он должен быть установлен на конкретном объекте,
чтобы нанести максимальное поражение. Хотя повторяю, что в радиусе
нескольких километров возникнет сильная проникающая радиация.

- Спасибо, Игорь Гаврилович, - поднялся Дронго. - Я, кажется, начал
что-то понимать после вашей лекции.

К нему подошел мрачный Машков. Он не спал всю ночь и теперь затравленно
посмотрел на Дронго.

- Если что-нибудь произойдет, я застрелюсь, - признался он Дронго, - я
никогда не прощу себе, что не послушал тебя.

- Какие глупости, - разозлился Дронго, - при чем тут ты? Ты офицер и
выполнял свой долг. Кончай валять дурака.

- Тебе легко говорить, - вздохнул Машков, - а мы не смогли ни перехватить
яхту, ни найти этого Абделя.

- У нас есть еще сутки, - напомнил Дронго, - что-нибудь придумаем.

- Это только в кино про Джеймса Бонда можно предотвратить взрыв за
несколько секунд до того, как он состоится. В жизни так не бывает.

- Все равно не нужно так убиваться. Сначала они предъявят ультиматум, а
мы сумеем за это время что-то придумать. Они же не станут сразу взрывать
заряд.

- А если взорвут?

- Если, если... - разозлился Дронго. - Выбрось все из головы. Все будет в
порядке.

И хотя сам был не уверен в этом, он повернулся и вышел из комнаты. Дронго
понимал состояние полковника и впервые подумал, что Машкову сейчас хуже всех
остальных. Дронго остановил такси и поехал в "Бел Мон", где все еще
оставалась Мария Суровцева со своей спутницей. В общей суматохе о них просто
забыли, и две молодые женщины постоянно находились в отеле, изнывая от
безделья.

- У вас есть два часа свободного времени, - улыбнулся Дронго, обращаясь к
сотруднице, находившейся с Суровцевой. - Я хочу поговорить с арестованной.

- Я не имею права покидать свой пост, - твердо сказала молодая женщина,
но по ее загоревшимся глазам Дронго понял, что она очень хочет выйти в
город.

- Идите в город, - махнул он рукой, - можете позвонить полковнику Машкову
и спросить у него разрешения. Он подтвердит мои полномочия. Вы же первый раз
в Париже. Посмотрите, какой это фантастически красивый город.

Поколебавшись, женщина все-таки повернулась и вышла, не забыв захватить
свою сумочку. Дронго остался с Суровцевой.

- Будете меня охранять? - насмешливо спросила она. Ее раны уже начали
затягиваться, и она чувствовала себя гораздо увереннее, чем прежде.

- Буду. - Дронго сел на стул напротив нее. - Я бы хотел, чтобы вы мне все
рассказал о Хорькове и о людях, которые предложили ему это преступление.

- Опять... - поморщилась Суровцева. - Может, что-нибудь другое?

- Меня интересуют Хорьков и его заказчики, - твердо сообщил Дронго.

- Он же в тюрьме сидит, - удивилась она, - вызовите его к себе, и пусть
он вам сам все расскажет.

- У меня нет времени его вызывать. Мне интересен ваш рассказ.

- А я думала, что я вам интересна, - вызывающе сказала женщина.

- Если вы имеете в виду свои мозги, то да. Мне интересно, откуда берутся
такие стервы, как вы. Если свое тело, тоже да. Вы красивая и эффектная
женщина. Но не для меня. Мне трудно будет забыть про вашего мужа, которого
убили по вашей просьбе.

- Что вы заладили про мужа? - разозлилась она. - Прямо как муха все время
жужжите. При чем тут мой муж? Пустое место... Я думала, он скромный, а он
оказался слабым, я думала, он умный, потому что всегда молчал. А он оказался
просто недалеким человеком. Мне казалось, что он сможет стать великим
ученым, а потом я увидела, что он не может быть даже нормальным мужем и
отцом. По ночам один спать боялся, ему страшные сны снились.

- Из-за этого вы его и убили.

- Да, да, из-за этого! И из-за этого тоже. Я же говорю, что он был пустое
место. Как он меня раздражал своим постоянным нытьем, своей
нерешительностью. Хотите, я вам скажу правду, когда я окончательно поняла,
что уйду от него?

Дронго молча смотрел на нее. Она тряхнула волосами.

- В постели он вел себя как неопытный мальчик, - с вызовом, с каким-то
надрывом сказала она. - Все мои попытки как-то его раззадорить ни к чему не
приводили. Одна моя московская знакомая посоветовала мне... в общем, сделать
то, что мужчины любят больше всего. Вы бы видели, что с ним случилось. Он
испугался, начал бормотать что-то о чистоте отношений, о семейных узах. В
общем, я тогда плюнула на него. А потом он изменил мне.

- Как это изменил? - не поверил Дронго.

- А вот так, - сверкнула она глазами. Было видно, что ей нелегко. - С
женой этого стервеца Волнова мне и изменил. Думал, я ничего не узнаю. Весь
поселок над нами смеялся. У нее только кожа и кости. Вы бы ее рожу видели. А
он с ней в лес ходил. Их там и застукали. Вот тогда я назло ему и пошла к
Волнову. И потом уговорила его выстрелить в машину. Он ведь не хотел
стрелять. Вот тогда я ему про его жену и рассказала.

Дронго сидел потрясенный. Он вдруг понял, что ситуация с хищением в
Научном центре была еще и драмой сразу нескольких семей. Драмой, о которой
никто и ничего не знал.

- Мы этого не знали, - сказал он.

- А вам и не нужно было знать. - Она отвернулась к стене. Было непонятно:
то ли она плачет, то ли смеется.

- Маша, - позвал Дронго, - согласитесь, что так нельзя.

- Ну да, - сказала она, не поворачивая головы, - вам легко говорить. А
мне, думаете, было легко? И с этим Волновым. И с Хорьковым, черт бы его
побрал! Вечно эта жирная кожа. И изо рта несет, как из помойной ямы. Я
должна была все время слушать его дурацкие рассказы.

- Ему Ревелли предложил украсть заряды?

- Он. И итальянец еще, этот переводчик. Они рассказывали, что есть
богатые арабы, которые готовы платить десятки и сотни миллионов долларов.
Хорьков хвастался, что будет самым богатым человеком в мире.

- Они ничего не говорили про этих арабов?

- Ничего. Ревелли все время торопил, просил, чтобы в августе у него уже
были заряды. Рассказывал Хорькову про этих арабов. Они все чокнутые на своей
ненависти к американцам и европейцам, особенно к французам. Ревелли и
Хорьков все время над этим смеялись.

- Еще что-нибудь помните?

- Нет. Больше ничего. Они договаривались увидеться в Америке, в сентябре
этого года. Ревелли еще смеялся и говорил, что с Америкой наверняка ничего
не случится.

- Как же вы могли жить с таким типом?

- А что мне нужно было делать? Остаться с подлецом Никитой, который мне
изменил? Или с подлецом Волновым? Кому я была нужна? Кому? Вот и вы на меня
все время волком глядите. И стервой все время называете.

У нее снова дернулись плечи.

- Ты меня извини, - попросил Дронго - Я, кажется, был не прав.

- Ладно, - отмахнулся она, - что это вы опять ко мне на "ты" стали
обращаться. Вас и не поймешь, когда "ты", а когда "вы".

- Видимо, когда я нервничаю, называю на "вы", а когда спокоен, на "ты".
Или наоборот, я даже не замечал. Ты меня все равно извини.

- Меня посадят?

- Думаю, да.

- Надолго?

- Не знаю. Но, учитывая, что ты нам помогала, наверно, не очень. Но
сидеть придется. Может быть, и много.

- Много, это сколько? Год, два?

- Нет. Лет десять или двенадцать.

- Так много?

- Да. Не меньше.

- Значит, я из тюрьмы старухой выйду? - спросила она с каким-то
внутренним надрывом. Он молчал.

- Значит, все, - сказала она, - значит, Париж - это последнее, что я