Чтение 33–й страницы книги ~Гонки на выживание~

Не сговариваясь, они поделили обязанности, и много лет отлично дополняли
друг друга. С радостью свалив на своего первого заместителя массу мелких и
нудных проблем, академик всецело отдался работе над последним и самым
дорогим своим детищем - гигантским жидкостным двигателем нового поколения. А
Стенин надежно и безропотно тащил свой тяжелейший воз. В вопросы научные,
инженерные, конструкторские он вникал лишь в той мере, в какой это
требовалось, чтобы обеспечить бесперебойную работу всех служб, отделов и
подразделений объединения. По сути дела, он был исполнительным директором
комплекса с огромными правами, возможностями и полномочиями, и если бы не
наступление новой эпохи и новых отношений, возможно, так продолжалось бы еще
очень долго.

Но ход истории переменил все. И в новой эпохе Стенин почувствовал себя
иначе. Он понял: наконец-то пришло его время. Время людей его склада, его
устремлений.

Стенин не сомневался: эпоха энтузиастов и старомодных романтиков вроде
Черемисина приказала долго жить. То положение, которое еще недавно
устраивало всех, в том числе и его самого, мало-помалу стало казаться
Роберту Николаевичу абсурдным и нестерпимо-тягостным. Вздорный старик
Черемисин со своими иллюзиями и абстрактными принципами все сильнее мешал
делать то, что Стенину казалось совершенно необходимым и неизбежным.

Надо было переоснащать и переориентировать весь комплекс, ставить его на
новые рельсы согласно новым задачам, которые напрашивались сами собой и
диктовались временем.

Положение "Апогея" осложнялось день ото дня. Ни Министерство обороны, ни
Главкосмос уже не могли быть теми надежными заказчиками, которые
десятилетиями обеспечивали работой многотысячный коллектив.

Надо было придумывать что-то новое, современное, чтобы каким-то образом
избежать разорения и участи банкротов. Пришла эра торговли, и, значит, надо
было учиться торговать.

Но Андрей Терентьевич, мудрец и светило науки, об этом и слышать не
хотел. И сам того, разумеется, не желая, вел возглавляемый им "Апогей" к
скорой и верной гибели.

Это была проблема проблем, из-за которой и без того непростые отношения
двух первых руководителей объединения обострились и испортились вконец. Мало
кто знал об этом. На людях они были, как всегда, предельно вежливы и
корректны друг с другом, хотя конфликт двух идеологий, двух политик не мог
не привести к решительному столкновению.

Черемисин и в самом деле не знал, как в сложившейся ситуации вытащить из
трясины созданное им предприятие.

Он привык к тому, что правительство всегда и без промедления давало все,
а то и сверх требуемого, тем, кто, как писали советские газеты, "крепил
могущество Родины, выковывая ее ракетно-ядерный меч". И вот внезапно это
благоденствие кончилось. Заказы сокращались, закупки Минобороны отменялись и
в конце концов почти прекратились. Все останавливалось, замирало, приходило
в упадок и запустение. Но все равно, несмотря ни на что, Андрей Терентьевич
отвергал идеи и предложения своего первого заместителя. Он считал их не
просто ошибочными, но пагубными и вредными для всей национальной ракетной
отрасли в целом.

Предвидя надвигающееся столкновение и разрыв, Роберт Николаевич решил
искать поддержку и опору на самом верху, среди наиболее влиятельных и
реалистически мыслящих единомышленников в правительстве. Он знал, к кому
идти, к кому обратиться. И когда полтора месяца назад они встретились с
Клоковым, когда обсудили все проблемы и обнаружилось полное совпадение их
принципов и взглядов на дальнейшую перспективу развития и реорганизации
"Апогея", Роберт Николаевич Стенин испытал огромное облегчение.

- Я рад, что мы поняли друг друга, - прощаясь с ним у себя в кабинете,
сказал Клоков. - Мы с вами оба мыслим стратегически, системно, сообразуясь с
реалиями времени. Вы прекрасно знаете, как искренно и глубоко я уважаю
Андрея Терентьевича...

- Да я сам преклоняюсь перед ним, - подхватил Стенин. - Это же не
человек, а легенда. Быть может, я лучше всех представляю его масштаб...

- И тем не менее, - сказал Клоков, - как ни горько нам с вами это
сознавать, мы оба понимаем, что время легенд прошло. Я ведь знаю, зачем вы
приехали, Роберт Николаевич.

Стенин молчал.

- Знаю, знаю, - махнул рукой Клоков. - Вам нужно заручиться моей
поддержкой, чтобы возглавить "Апогей" вместо великого мавра, который может
уходить. Вы получите эту поддержку. И заметьте - вы ни о чем меня не
просили, я сам пришел к такому решению. Скала на дороге должна быть
устранена, и я это сделаю. О нашем разговоре никто и никогда не узнает. Но
скажите, Роберт Николаевич, если придет момент, когда не вам, а мне
потребуется ваша помощь и поддержка, смогу ли я тогда рассчитывать на вас?

Воодушевленный всем услышанным, Стенин не думал и секунды. Да и мог ли он
колебаться в такой момент?

- Всегда и во всем! - твердо сказал он.

* * *

И вот он сидел в этом кабинете, наконец-то чувствуя себя полноправным
хозяином, способным принимать окончательные решения, миловать и карать. За
эти два месяца было сделано много. После первого пуска ракеты, произведшего
такое впечатление на сиятельных гостей, было уже легче. Удалось, не без
помощи Клокова разумеется, добиться разрешения правительства и на второе
летное испытание. Мало того, тот же Клоков надавил на военных, для чьих нужд
этот второй двигатель предназначался, и они сделали двадцатипроцентную
предоплату с условием полного погашением всей суммы после успешного пуска. И
хотя эти суммы кардинально повлиять на финансовое положение предприятия не
могли, Стенин считал эту сделку своим личным достижением, первой ласточкой
будущего возрождения.

Настроение было превосходным. Накануне утром ему доложили, что полностью
отлаженный, испытанный и вновь разобранный двигатель подготовлен к
транспортировке на космодром.

Он съездил в монтажный цех, чтобы самому лишний раз удостовериться, что
все в порядке. Разделенный на три основные части - насосный блок, камеру
сгорания с контурами охлаждения и жаропрочное сопло, - "РД-018" теперь
покоился в трех огромных контейнерах. Здесь уже были представители заказчика
и сопровождающие груза. Роберт Николаевич поблагодарил всех инженеров и
рабочих, принимавших участие в монтаже и подготовке изделия, и лишь
убедившись, что контейнеры со всеми предосторожностями погрузили на
железнодорожные платформы, с чистым сердцем вернулся к себе в кабинет.

Теперь двигателю предстоял дальний путь. Специальным поездом с усиленной
охраной на аэродром в Кубинке, погрузка в самолет Ил-76 и доставка по
воздуху на Байконур.

Неожиданно зазвонил телефон. На проводе был генерал Курцевский.

- Все в порядке, Владлен Иванович! - не без внутренней гордости бодро
сообщил Стенин. - В девять утра наш "самовар" отправился по назначению.

- Да, я знаю, - сказал Курцевский. - Только вот какая штука, Роберт
Николаевич... Мне сейчас сообщили из Кубинки, там у них какие-то неполадки с
нашим "илом". Причем достаточно серьезные, что-то с гидравликой. Ремонт
займет не менее пяти дней,

- Ну, так в чем дело? - спросил Стенин. - "Самовар" под охраной, никуда
он не денется.

- Все так, - усмехнулся генерал, - только мы тянуть с запуском никак не
можем.

- Так что будем делать? - поинтересовался Стенин.

- Есть возможность использовать "Руслан". Только не из Кубинки, а из
Чкаловской.

- Ну а какая разница? - не понял Роберт Николаевич. - Тут же, как
говорится, что поп, что батька...

- Вот именно, - сказал Курцевский. - Просто я считал своим долгом
предупредить вас, что мы меняем схему доставки.

~- Ну спасибо, что предупредили.

Они распрощались, и до середины дня Стенин не вспоминал об этом звонке.
Но через несколько часов, непонятно почему, он ощутил вдруг необъяснимую
тревогу. Он вновь и вновь перебирал в памяти, восстанавливал каждое слово
этого утреннего разговора и не мог понять, что, собственно, насторожило его,
что встревожило.

Время шло, волнение не стихало, но лишь усиливалось. Он ходил по кабинету
и наконец, кажется, понял: интонация! Сам голос Курцевского! Какое-то
непонятное скрытое напряжение в нем. Отчего, почему? Может быть, просто
показалось? Да и мало ли причин для каких-то переживаний у такого человека,
как Курцевский.

Однако успокоиться не удавалось. Он связался с начальником аэродрома в
Кубинке, с которым был давно и хорошо знаком, но тот ни о каких неполадках
специального Ил-76 не знал. А к услышанному отнесся на удивление благодушно,
утешив Стенина тем, что у всех "илов", как и у любой машины, где-нибудь
что-нибудь маленько барахлит, однако же летают, не падают, драматизировать
тут нечего.

- Уж как-нибудь довезут мои летуны вашу "керосинку", - заверил он. - На
другом "иле".

- Да нет, - вздохнул Стенин. - У. нас тут кое-что изменилось. Повезут уже
не ваши.

Все это было странно, и Роберт Николаевич, набравшись духу, решил
позвонить Клокову. Но не успел он поднести руку к трубке, как своим особым
сигналом басовито загудел телефон правительственной связи, еще с советским
гербом на диске. Это был Клоков.

Поздоровавшись, он попросил генерального конструктора, отложив все дела,
срочно приехать к нему в Москву для очень важного разговора.

- Просто удивительно! - воскликнул Стенин. - Своим звонком вы опередили
меня буквально на несколько секунд. Тут, понимаете, в сущности, ерунда,
конечно...

- Что-то мне голос ваш не нравится, Роберт Николаевич. Что случилось?