Чтение 60–й страницы книги ~Угол атаки~

- Товарищ генерал-лейтенант, к вам гость.

- Кто?

- Не сказал. Сказал, что вы его ждете. Приехал на "ауди". Номера
дипломатические.

Ермаков тяжело помолчал, залпом выпил виски и кивнул:

- Зови.

Даже если бы охранник не сказал, что гость приехал на машине с
дипломатическими номерами, Ермаков сразу узнал бы в нем иностранца. И еще
точней - штатника. Это была особая порода американцев, выросших на хорошей
пище, на чистом воздухе загородных вилл, на бейсболе в юности и на
регулярных занятиях спортом в зрелом возрасте, с ежедневными бассейнами,
тренажерами и массажными кабинетами. Рослые, самоуверенные, они к пятидесяти
годам словно бы консервировались и потом лишь седели, блекли глазами,
обтягивались пергаментной кожей их лица и руки, но сами оставались такими же
несогбенными и источающими то же высокомерие и ту же властность хозяев мира.
Они не очень выделялись в американской толпе, но за границей сразу бросались
в глаза, а в России и вовсе выглядели негоциантами, с надменной
снисходительностью взирающими на зачуханных аборигенов.

Гостю Ермакова было лет пятьдесят, как и самому Ермакову, но при первом
же взгляде на него Ермаков ощутил себя старым, грязным, плохо подстриженным
и плохо выбритым, хотя принял ванну и побрился сразу же, как только вернулся
из больницы. Ему даже захотелось спрятать свои неухоженные ногти, чтобы при
рукопожатии они не сравнились с наверняка отполированными ногтями гостя.

Но тот и не думал протягивать руку. Остановился в дверях, держа руки в
карманах светлого расстегнутого плаща, окинул кабинет равнодушным взглядом,
потом без приглашения опустился в кресло и вытянул длинные ноги в туфлях,
перемазанных мокрой глиной. Его ничуть не смутило, что он испачкал дорогой
ковер. В глине были и брюки, и даже полы плаща. Ермаков со злорадством
отметил, что "ауди" гостя завязла на съезде с шоссе, разбитом строительной
техникой, и этому штатнику пришлось вытаскивать свою задницу из салона и
толкать машину.

- Нужно ли мне представляться? - спросил наконец гость, холодно и даже
словно бы брезгливо рассматривая Ермакова.

- Не трудитесь. Все равно соврете, - ответил Ермаков, в свою очередь
исподлобья разглядывая гостя и отмечая, что пребывание в России все же
наложило отпечаток на его волевое лицо: вот и тени под глазами обозначились,
а потом превратятся в мешки, а там и почки с печенью дадут о себе знать от
российской воды и халявной выпивки на гостеприимных русских застольях.

Коротким движением руки Ермаков указал на бар:

- Самообслуживайтесь.

Гостю потребовалась маленькая пауза. Чтобы понять, что хотел сказать
Ермаков. Этого неологизма он не знал. В Гарварде его этому не научили. Или в
Вест-Пойнте. Или где там находится племзавод, на котором выращивают таких
жеребцов.

- Take yourself,3 - повторил Ермаков.

- Thank's. - Гость подошел к бару. - Would you lake to speak English?4 -
спросил он, с видом знатока рассматривая бутылки.

- Нет, - ответил Ермаков. - Мы в России. А здесь пока еще говорят
по-русски.

- O'key, будем говорить по-русски, - равнодушно согласился гость. Он
плеснул в стакан виски из квадратной бутылки с темной этикеткой, поискал
взглядом ведерко со льдом. Но понял, видно, что хочет слишком многого, и
вернулся в кресло.

- Я ждал другого человека, - сказал Ермаков, имея в виду, что на контакт
с ним должен был выйти не дипломат, а глубоко законспирированный агент. - Вы
понимаете, о чем я говорю.

- Да, понимаю. Он не смог прийти. Два часа назад он был арестован возле
вашей московской квартиры.

- Вот как? Его расколют в два счета. Или уже раскололи.

Гостю вновь потребовалась маленькая пауза, чтобы понять, что хотел
сказать Ермаков. Он объяснил:

- Заставят говорить.

- Возможно, - кивнул гость, небрежно вертя в руках стакан и лишь изредка
делая небольшие глотки.

- И после этого вы не побоялись приехать ко мне?

- То, что я намерен с вами обсудить, это всего лишь варианты вашего
поведения. Возможные варианты, и только. Перейдем к делу. Вы дали знак неким
людям, назовем их третьей стороной, что принимаете их условия.

- Что вы называете знаком? - спросил Ермаков, отметив, как аккуратно его
гость выстраивает фразы. Матерый волчара. Опасается прослушки.

- Вы потребовали отменить их доступ к вашему счету в Дойче-банке. Они это
сделали.

- Это значит, что я готов вас выслушать, - возразил Ермаков. - И ничего
больше.

- Не меня, господин Ермаков. Их. Но вы ошибаетесь. Шесть миллионов
долларов - слишком большая цена за вашу готовность выслушать их. Это цена за
вашу готовность работать на них.

- А если я откажусь?

- Вы не откажетесь. Во всяком случае, они в этом не сомневаются.

- Снова пошлют снайпера?

- Я не исключаю этого варианта.

- Каковы же их условия?

- Сначала вопрос. На известном вам забайкальском аэродроме сейчас
находятся пятнадцать истребителей, подготовленных к продаже. Каким образом
вы намерены передать их талибам?

- С чего вы взяли, что я отвечу?

- То, что вы можете ответить, я знаю. Вы планировали, что они уйдут своим
ходом. Афганские летчики инфильтруются в Таджикистан и прибудут в Потапово
под видом таджикских перегонщиков или стажеров. Это не предположение. Первые
шесть человек уже перешли границу в районе Бадахшана и находятся в Душанбе.
Они взяты под наблюдение. Пока их не трогают, чтобы не спугнуть остальных.
Как только появятся остальные, вся группа будет арестована. И вопрос у меня
не что вы собирались делать. А что собираетесь делать сейчас, зная то, что я
вам сказал.

- Откуда у вас эта информация?

- Это не важно. Важно, что информация достоверная. Вы не знаете ответа.
Что ж, я так и думал. Вернемся к делу. У вас есть только два пути. Первый:
немедленно, не теряя ни одного часа, добиться приема на самом высоком
уровне. Как минимум на уровне первого вице-премьера. Или даже самого
премьера. И проинформировать его о том, что происходит в Потапове.

- О чем?

- Обо всем. В частности, о "Руслане". Ермаков промолчал.

- Да, о "Руслане", - повторил гость. - И о своей позиции, которую вы
ранее высказали своему шефу в весьма энергичной форме. Уверен, что премьер
Кириенко выслушает вас с очень большим интересом. И примет меры. В итоге
контракт с аль-Джаббаром будет расторгнут, ЗАО "Феникс" прекратит свое
существование, оборудование будет возвращено в НПО имени Жуковского. А
торговля российскими истребителями вернется в законное русло. В более-менее
законное. Потому что в России ничего абсолютно законного не существует. -
Исключено, - твердо сказал Ермаков. - Даже если я захочу это сделать, мне и
близко не дадут подойти к Белому дому.

- Это техническая проблема. Сложная, но при желании ее можно решить. При
большом желании.

- Я этого не сделаю. Россия потеряет миллиарды долларов.

- Нельзя потерять того, чего нет. У России нет этих миллиардов.

- Будут.

- Моральный аспект вас не волнует?

- О морали мы будем говорить, когда накормим страну.

- Завоевав Афганистан, талибы не остановятся. Они станут угрозой для
России. Об этом вы не думаете?

- К тому времени Россия вновь станет великой державой. Никому и в голову
не придет поднять на нее руку.

- Вы патриот, - с холодной иронией заметил гость. - Но очень
своеобразный.

- Послушайте, вы! - вскинулся Ермаков, но сдержался. - Да, я патриот. Вам
этого не понять.

- Это трудно понять, - согласился гость. - Потому что за свою любовь к
родине вы расплачиваетесь чужими жизнями. И считаете это в порядке вещей.
Что ж, тогда у вас остается только один выход. Принять условия третьей
стороны. Они состоят из двух пунктов. Пункт первый: вы не должны
препятствовать вылету из Потапова самолета "Руслан" с известным вам грузом.
Пункт второй: завтра утренним рейсом вы с сыном вылетаете в Стамбул из
Шереметьева-2. Для лечения. Билеты и все документы уже ждут вас в справочном
бюро в пакете на ваше имя. В Стамбуле вас встретят и переправят в
Соединенные Штаты.

- Говорите уж прямо: выкрадут, - бросил Ермаков.

- Зачем? Вы попросите политического убежища. И вам его предоставят. В
обмен на это вы расскажете все, что знаете о подпольной торговле российскими
вооружениями. Ваши показания будут документированы. Об этом дадут знать в
Москву. Российская сторона не захочет огласки. Таким образом будет достигнут
тот же результат, что и в первом варианте.

- А меня уберут. Правильно?

- Напротив. Вы получите новые документы и охрану по программе защиты
свидетелей. Вы очень ценный свидетель. И будете довольно долго им
оставаться. Плюс шесть миллионов. Их вы уже получили. Третья сторона
полагает, что это поможет вам избавиться от тоски по родине. Или сделать ее
менее жгучей.

- Вы все сказали? А теперь послушайте меня. Передайте этой третьей
стороне...