Чтение 8–й страницы книги ~Псы господни~

- This is my job, - ответил Янг с неподражаемой английской интонацией,
которую никогда не повторить иностранцу, если он не обучался в специальной
школе ГРУ для внешних разведчиков.

- Я понимаю, что это ваша работа, я спрашиваю только о названии
должности. Если я не ошибаюсь, в Кении вы были военным атташе?

Англичанин усмехнулся:

- Война - древнейшее из искусств, я думаю, что фехтование дубиной
изобрели несколько раньше, чем наскальную живопись.

- Нельзя не согласиться. - Алексей приподнял бокал. - Вы ведь наверняка
военный в отставке. Это так?

- Может быть, - согласился Нейл. - Я прослужил двадцать лет в десантных
войсках Королевского флота и вышел в отставку в чине майора.

- Ваше здоровье, господин майор. То-то я замечаю, что вы предпочитаете
общество военных и политиков, а не пропадаете в развалинах и музеях.

- Чем вызван ваш интерес, Алексей? Это грубый образец попытки завербовать
меня? Или российские власти потребуют моей высылки? Признаться, я бы не
прочь: мне надоела жара и запах вашей травки.

- Я разговариваю с вами как сугубо частное лицо и хочу задать только один
вопрос.

- Так задайте его, и с вашим волнением будет покончено.

Алексей поставил пустой бокал на поднос и взял с него банку "Гиннесса",
аккуратно вскрыв ее так, чтобы не напустить пены в бассейн.

- Нейл, что бы вы сказали, если бы я попросил вас передать в
соответствующие руки несколько документов? Я хочу, чтобы, - Алексей сделал
нажим на следующее слово, - соответствующие люди проверили их подлинность и
ценность. Каков был бы ваш ответ?

- Вашему ведомству следовало бы знать, что я был на службе военным
психологом и занимался этическим воспитанием личного состава. Именно поэтому
я сейчас специализируюсь на гуманитарных вопросах. Я ответил бы вам, что это
очень неловкая провокация. Вы несете мне документы, снабженные страшными
грифами "Совершенно секретно", "Экземпляр единственный", "После прочтения
сжечь", а меня берут под руки люди из ФСБ, предъявляют видеосъемку, снимают
отпечатки пальцев и выдворяют со скандалом из страны. И я в наказание за
неосторожность получаю назначение в еще худшую дыру, где вместо бассейна
будет грязная река с пиявками и аллигаторами. - Англичанин отсалютовал
Алексею бокалом и повернулся в другую сторону, направляясь "вброд" к
американским и немецким коллегам из дипломатического корпуса.

Алексей сощурил глаза. Глядя на стриженный по-военному затылок британца,
он представил, как в него врезается, разбрызгивая пиво, жестяная банка
"Гиннесса". Он рассчитывал хотя бы на минимальный интерес, малейшую
готовность выслушать предложение.

- Алексей, - окликнули его.

Дудчик разглядел среди голых тел участников этого в высшей степени
неофициального приема двух знакомых, которых он не без причин сторонился
последние полгода. Алексей махнул им рукой и, разгребая воду, подошел:

- Мои приветствия.

Заместителя министра социального обеспечения звали Довлат Худайбердыев.
Рядом с ним стоял бородатый человек, тот самый, кто передавал "другу
Довлату" слова о дружбе на перевале Талдык в мае этого года, когда рядом еще
продолжали агонизировать тела двух русских ребят.

- Алексей, оказывается, ты забыл передать мне привет от друга, - укорил
его Довлат.

Возех широко улыбнулся и протянул руку:

- Я рад, что имею приятную возможность снова встретиться.

Дудчик отчетливо понял: этот человек считает, что после оказанной им
услуги - когда он мог убить, но не убил - Алексей должен испытывать к этому
профессиональному убийце самые теплые чувства.

Очевидна, он только что рассказал замминистра, как смешно выглядел
Алексей, уткнувшийся носом в пыль, и тот сумел оценить и комичность
ситуации, и любезность своего друга. Что и говорить, ведь по всем правилам
сопровождающий колонну не имел права оставлять русского свидетеля. То, что
он бросил его посреди гор без припасов и средств передвижения, но не отнял у
него жизнь и даже оружие - это была поистине азиатская услуга. И теперь он
готов был принять приличествующую случаю благодарность.

Алексей подал руку:

- Здравствуйте, Возех. Все ли у вас благополучно?

- Слава Аллаху! Вы напрасно не передали моих слов, потому что Довлат
волновался, отчего меня так долго нет. Я рассчитывал, вы скажете ему, что я
жив и здоров, буду месяца через два. - Он с укоризной посмотрел на Алексея.

Дудчик понял, какой мелочи он обязан тому, что остался жив. Не будь этого
малого случая - необходимости передать весточку, он бы "раскинул мозги" по
дороге вместе с капитаном и сержантом.

- Я не догадался, что это важно, - вполне честно объяснил он. - И
подумал, что следует как можно меньше говорить на эту тему...

Легкое презрение скользнуло по губам Возеха. Он видел перед собой глупого
человека, который не умеет быть благодарным и не понимает тонкостей
взаимоотношений мужчин. Воин совершил глупую ошибку, оставшись без прикрытия
на перевале, но получил в подарок жизнь из уважения к его другу. Но он не
отправился, бросив все дела, чтобы передать этому другу поручение и выразить
свою глубокую благодарность, а, наоборот, сторонится его, потому что не
хочет признать услугу и выполнить долг чести. Это не воин, это не мужчина.
Это просто русский, человек без чести.

- Ну ничего, ничего, - успокоил русского офицера Довлат. - Недоразумение
уже выяснилось. Алексей просто не понял тебя, Возех, он хотел как лучше.

Бешенство вскипало в Алексее. Перед ним были, враги, откровенные враги,
которые и относятся к нему, ко всем русским, как к чужакам. Все их понятие
жизни - это понятие рода. Все, что полезно моему роду, - хорошо. Все, кто не
относятся к моему роду - враги. Для него убить двух чужаков на дороге -
поступок, который никак не может отяготить совесть, потому что он убил,
во-первых, неверных, а во-вторых, они могли чем-то повредить доставке груза
оружия, или наркотиков, или ворованных баранов, черт бы их всех побрал -
двуногих и четвероногих баранов с одинаково твердыми лбами!

- О чем вы секретничали с Нейлом? - улыбаясь, небрежно поинтересовался
Довлат, - Вербуешь его между делом?

- Разве что на охоту, тура подстрелить. Худайбердыев отвлек его в
сторону, оставив Возеха одного:

- О, Нейл отменный стрелок. Я был с ним в горах, он вообще очень крепкий
человек.

- Бывший морской пехотинец, - запустил на пробу Алексей.

- Вот как? - изобразил удивление Худайбердыев. - Послушай, Алексей, -
сказал он совсем другим, доверительным тоном, когда они отошли на
достаточное расстояние. - Я понимаю твои чувства. Но ты ведь не первый год в
нашей стране. В Москве ты тоже встречаешься с бандитами, которые вечером
стреляли в людей, а утром ходят по вашей Думе и чувствуют себя хозяевами
страны. Возех - мелкая фигура, и он считает - по своим диким горным
понятиям, - что оказал тебе большую милость. Пойми, самое главное, что ты
остался жив, и я рад этому. Мы вынуждены держать нейтралитет с этими горными
феодалами, потому что у нас не хватает сил навести там порядок. Но ведь и у
вас нет этих сил. Поэтому надо или работать в той обстановке, какой она
сложилась, или вовсе уезжать из этой страны.

- Честно сказать, я об этом и думаю, - вполне искренне сказал Алексей, у
которого все-таки стало немного легче на душе от слов Довлата.

- Будет жаль, если ты покинешь страну, потому что ты один из лучших
специалистов. Ты умеешь правильно видеть ситуацию, и ты один из немногих
среди военных, с кем мы по-настоящему плодотворно сотрудничали все это
время.

Это было правдой. Довлат являлся известным журналистом, который вернулся
в страну, как только речь зашла о ее независимости, и стал действующим
политиком. Он быстро превратился в одного из лидеров демократической
оппозиции в стране, где клан Рахмонова захватил власть и силился ее
удержать. Ему пришлось пойти на уступки и включить в правительство
представителей демократической и исламистской оппозиции, чтобы сохранить
достаточное влияние хотя бы в пределах Душанбе. Именно тогда Довлат стал
заместителем министра социального обеспечения. На севере шли непрерывные бои
и стычки. Наблюдатели ООН и российские войска не давали развязаться
полномасштабной гражданской войне. Со стороны Узбекистана, Пакистана,
Афганистана подпитывались исламисты, все более набирая политический и
военный вес. Демократической оппозиции приходилось плохо, она теряла
сторонников. В ее представителей начали стрелять. И за всем этим стояли
героиновые деньги.

Алексей, с которого схлынула ярость, представил себе всю трудность
положения Худайбердыева, который балансировал на столь тонком азиатском
канате, что казалось, будто он просто парит в воздухе. Алексей почувствовал
неловкость:

- Я еще никуда не сбежал, Довлат, не прощайся со мной. Это просто
усталость и упадок сил после похорон.

- Каких похорон? - удивился Худайбердыев.

- Разве ты не знал? Четыре дня назад скончалась моя жена...

- Лиза? - Лицо Довлата отразило искреннее переживание. - Я ничего не
знал, меня не было две недели, и мне никто ничего не сказал. Мои
соболезнования, Алексей. Я позволяю приставать к тебе с пустяками, а у тебя
такое горе. Как же дочка?

- Отправил к брату в Москву. Довлат покачал головой.

- Не будем об этом, - предложил Алексей, - Как твои дела?

- А разве ты не понимаешь? Деньги и оружие у исламистов, у торговцев
наркотиками, у правительства. Что у нас? Пятьдесят наблюдателей ООН,
гуманитарная помощь, неопределенные обещания - но только в том случае, вели
мы сумеем перекрыть ноток наркотиков, которые идут в Европу, а оттуда и в
Америку. Нас сминают. Я боюсь, в этой стране прольется большая кровь.

Худайбердыева громко позвали из какой-то оживленной группы людей.