-- И ты хочешь, чтобы мы за счет бюджета, за счет пенсионеров и инвалидов
платили деньги этим башибузукам? Не будет этого!
субординации, возразил Катков. -- Мы просто позволим им получить деньги от
таких же, как они сами, бандитов. А потом на этом и поймаем всех -- с
поличным!
_его_ кровь, того предателя и националиста, против которого Пастухов и его
головорезы совершают теракт. Да и не уйдут они....
когда он вернулся в свой кабинет с окнами на мэрию и уже почти решил принять
коньячку для съема напряжения, звякнула рация. На него вышла Ларочка из
наружки. Уже в самом обращении старлея прямо из Тбилиси через голову своих
начальников был признак ЧП.
Куда же он делся? В самолет-то он сел!
гнева, поскольку за ней вины не было. -- Они довели его только до спецзала
ожидания. И уехали.
подполковник.
чтобы по всем документам Мухин в Тбилиси прилетел. Пусть пройдет там таможню
или что там у вас они проходят. И сразу давай сюда, в Москву.
старлей.
ему катящимся как по маслу, превратилось в груду обломков. Только потому,
что наружка поленилась дождаться отлета самолета.
и впали: когда они, теряя время, петляли и пытались уйти от наблюдения, за
ними на самом деле никто не следил. Переоценили противника.
те минуты, когда Михуил Федорович Полянкин вел меня в предназначавшуюся мне
камеру. Мухой, которая чем больше трепыхается, тем крепче увязает. В камере,
конечно, никаких окон. Зато под потолком чернело пятно вентиляционного
отверстия. Маленького, мой кулак и то с трудом протиснешь. В углу на
выступающей из стены трубе тускло желтел старинный латунный кран. Под ним
лежала крышка от большой кастрюли, наверняка закрывавшая очко параши.
сдохнешь в безвестности -- если не от жажды, так от голода. Но вообще-то
удобнее, чем на гарнизонной губе. Гораздо.
горло:
за нами, был ловок, хотя и тяжел. Мне же сейчас, в этой неразберихе, кровь и
трупы были совсем ни к чему. Разобраться бы в обстановке без них. Да и не в
моих правилах лезть в драку с неизвестным противником. А при той вялости,
которая навалилась на меня, так и в особенности. Точно сутки вагоны
разгружал...
усаживаясь на топчан. -- А прогулки будут?
Мишаня. -- Оружие есть? Дай-ка мне.
неспособным. Послушно отцепил от руки ножны с уютным режиком, потом нагнулся
и снял с голени кобуру с SW-380. И почти подобострастно протянул все это
Полянкину. Смотри, мол: так устал, что возражать такому милому и
гостеприимному хозяину как бы уже не имею сил...
не добавив больше ничего и затворив люк перед моим носом.
радостно уплыл в ласковый сон.
x x x
между десятым и девятым думает себе: "Ну что ж, пока все идет неплохо". Вот
так и я подумал, когда проснулся.
оштукатуренный потолок камеры и думал, что у меня все не так уж и погано.
Решилась проблема с взрывоопасным кейсом, нашлось где отсидеться, пока меня
ищут бандиты и милиция. И ребят не подставил. Голова, правда, слегка
побаливала. Но это ничего. Сейчас бы еще пожрать -- и вполне можно
наслаждаться жизнью.
пересыпа. Отведя душу, я разделся до пояса и ополоснулся. Армейская
привычка: мыться и есть надо не тогда, когда хочется, а когда есть
возможность. Прополоскав рот и посетовав про себя, что помимо оружия не
привык таскать с собой зубную щетку и пасту, я улегся подумать, ожидая
дальнейших событий. Дальнейшие события начались часа через три, когда я уже
устал гадать, чем сей расклад чреват и с каких таких коврижек я вчера
смиренно выложил Полянкину все свое вооружение.
твердо. Его лозунг: "Нет человека -- некого использовать!" Вариант, понятно,
на любителя, поскольку использовать человека можно по-разному. Но меня лично
он обнадеживал. Как говорила одна знакомая училка английского: меня имеют,
следовательно, я существую. Будучи существующим, с течением времени можно
обмануть любого. Беда в том, что я никак не мог придумать: что бы мне
Полянкину посоветовать. В смысле как мне помочь ему обеспечить мою верность,
чтобы он мог отпустить меня на волю без страха.
его кладовых способна обеспечить скромного человека на много лет. Но учтем и
то, в какую заваруху я влез. Птицу видно по полету, добра молодца по соплям,
а ОПГ, организованную преступную группировку, по имеющимся у нее ресурсам.
Завязать страховщиков, безупречную фирму "Изумруд", подготовить документы,
снарядить бомбу, которую не сумели обнаружить никакие просветки, не пожалеть
самолета с пассажирами... -- эти ребятки орудуют с размахом. Такие, попади к
ним в руки, на ремни порежут, и тогда все деньги мира не обеспечат моего
молчания. Значит, покупать меня Михуилу бесполезно. Вообще-то у меня была на
тот случай, если из меня начнут резать ремни, страховка, но о ней я Михуилу
говорить не собирался.
Полянкин может меня напугать? Единственный близкий мне человек -- матушка.
До нее ему добраться нелегко. Даже если бы он узнал, что она живет в деревне
Калужской области у тещи Боцмана. Тот купил теще фазенду, чтобы держалась
подальше от дочкиного семейства. Вот на этой фазенде наши старушки и
балуются при свежем воздухе с курами, поросятами и коровой. Живности,
собственно, немного -- ровно столько, чтобы не скучали без смысла бытия, но
и не перенапрягались. Неподалеку от них фермерствует Боцманов брат. Тоже
хлопчик решительный и умелый. Мы его обеспечили небольшим арсеналом. Не
знаю, как управляется брат Коля с трактором, но зато с "шоком" или "узи" не
оплошает точно.
камере? Как ни крути -- тоже вариант. Я бы на его месте, наверное, так и
поступил. Если выждать, жизнь в конце концов подскажет целесообразное
решение. Но мне этот вариант очень не нравился. Во-первых, отыскивая меня
якобы за кражу ценности, те, кто меня нанимал, подключат органы, которые
начнут баламутить моих знакомых, а там, глядишь, доберутся и до матери. Та
заведет брата Колю, тот -- Боцмана, Боцман -- Пастуха, а тому только дай
повод. Он и так, получив мое письмо, такой круговорот органики в природе
устроит, что не дай бог! И где тогда гарантия, что кто-то из наших не сложит
голову? Пастух же и представить не может, сколько здесь у Михуила оружия, и
какого, да и о лабиринтах тутошних понятия не имеет...
скотовода двадцать шесть -- солидный возраст. Кому расцвет, кому начало
заката. Но во всяком случае я возраст чувствую. Вот говорят, что дьявол к
старости становится монахом. И верно говорят: мне даже кого-то чужого
ставить в опасную ситуацию уже не по нутру. А уж тем более подставлять
близких. Вот, кстати, почему я в последнее время люблю работать один.
и проткнуть кадык его сопровождающему -- несложно. Полянкин и те, кто с ним,
явно в этих делах не профи. Мое главное оружие -- усыпляющая чужаков
беззащитность -- всегда при мне. Одна вот беда: что-то стал я такой
чувствительный, что мне мой ножик, если начистоту, нравится больше всего как
раз тем, что на нем пока ни капли человеческой крови. По крайней мере, той,
о которой бы я знал. О его бывшем хозяине не сожалею, потому что он начал
первый, да еще так шустро, что разбираться было некогда. Не в том самая
мука, что убивать нехорошо и что жить убийцей тошно. А в том, что ничто
другое меня так не заводит, как искусство нападать и ускользать. В схватке,
в броске на штурм, в уходе от погони, в хитрости, с которой морочишь
противнику голову. Есть азарт и адреналин. Это интересно. А вот в нудном
ожидании, пока ситуация созреет, для меня только тоска и нервотрепка. Тут я