Чтение 40–й страницы книги ~Точка возврата~

боевой части на стопятидесятиметровой высоте над базой и несколько в стороне
от нее. Разрыв центрального заряда швырнул в ночной воздух пятьдесят кассет,
которые быстро пошли вниз, притормаживаемые и стабилизируемые только узкими
ленточками ткани, разматывающимися из задних отсеков каждой кассеты. Каждая
кассета несла в себе несколько килограммов тротилового эквивалента и сотни
метров стальной ленты, обмотанной вокруг корпуса и при взрыве превращающейся
в десятки тысяч осколков.

Лету им было всего пять секунд, но для Дока это был вагон времени.
Сортир стоял на двух бетонных балках, между балками был большой просвет, лаз
в выгребную яму. Собственно, туда Док и сбрасывал мешавшее ему снаряжение.
Теперь он нырнул туда и сам, молясь только о том, чтобы какая-нибудь из
кассет не последовала за ним. По Доку не повезло. Видимо, Господь не принял
молитвы, вознесенной из нечистого места. Пробив крышу сортира и разметав
доски, кассета плюхнулась в вонючую жижу, взбив отвратительную волну,
омывшую Доку лицо. Смерть подстерегла Дока там, куда ангелы, скорее всего,
за ним не смогли спуститься при всем желании...

Крушение

Я упер магазин в крышу кабины и дал по "газону" длинную очередь. Я
срубил водилу и бородатого вояку, сидевшего с ним, видимо, командира.
Машина, потеряв управление, пошла влево, наезжая на склон. Через секунду она
стала медленно переворачиваться. Но скорость была маленькая, и из кузова,
как горошины, посыпались боевики. Они откатывались от машины, срывая с плеч
автоматы. Я бил по ним короткими очередями. "Газон" наконец перевернулся и
упал на дорогу. Но майор не тормозил. Морда у пусковой установки была
бронированной, а движок -- трехсотсильным дизелем. Мы смяли опрокинутый
грузовичок, протащили его десяток метров и сбросили с откоса. В это время у
меня кончились патроны, но тут вовремя подоспел Борода. Он и вовсе бил
одиночными, но прицельно и, кажется, небезуспешно. Я мгновенно сменил рожок
и стал его прикрывать. Мы проскакивали группу боевиков, рассыпавшихся по
склону и мечтающих скрыться от наших пуль. Следом за нами из-за поворота
вырулил Боцман. Артист, тоже высунувшись из люка, поливал очередями. Но
часть боевиков все же скрылась за деревьями, оставшись у нас в тылу.

Перед нами появился второй "газон". Он подвозил еще несколько десятков
бандитов. У экипажа этой машины хватило реакции тормознуть и выкатиться из
кабины, как только они увидели надвигающуюся на них махину пусковой. Кузов
второго "66-го" тоже опустел мгновенно. Майор рванул вправо, чтоб не
столкнуться с грузовиком в лоб -- на смятом грузовике мы могли и застрять.
Но при этом пусковую резко качнуло, мы с Бородой едва удержали оружие. Это
дало противнику несколько секунд, которыми он и воспользовался. Когда второй
грузовик полетел к ручью, кто-то из бандитов успел развернуть гранатомет и
выстрелить в борт нашей машины. Граната попала куда-то в приборы, маршевый
двигатель вроде не пострадал. Но через секунду из грузового отсека повалил
дым. Осколком перебило трубопровод, ведущий к АИПу, и загорелась солярка. У
нас было мало времени. Скоро огонь должен был добраться до трехсотлитрового
топливного бака, тогда пусковая вспыхнет как спичка. Но майор не тормозил.
Он знал, что за нами под обстрелом старается проскочить позиции противника
еще один экипаж. Если мы остановимся, Боцману с Артистом придется выбираться
из машины под сплошным огнем. Нужно было откатить еще хотя бы на полсотни
метров, и майор только поддал газу.

Мы успели сделать еще один поворот -- бак полыхнул, и машина
остановилась сама. Переборка, отделявшая кабину от ракетного отсека,
мгновенно раскалилась, но выдержала. В клубах черного солярного дыма мы
покинули пусковую. Рюкзаки пришлось оставить, взяли только оружие --
автоматы и почти бесполезные в горах помповики. Плохо было одно: мы
перекрыли дорогу и пусковая Боцмана, догнав нас через считанные секунды,
тоже вынуждена была остановиться. Артист, как и мы, выскочил налегке, а у
Боцмана за спиной все же болтался рюкзак. Боцман нес взрывчатку. Склон, по
которому пролегала дорога, упирался в немыслимую стену из свободно лежащего
камня. Оказаться прижатыми к такому препятствию для нас означало смерть. Я
махнул рукой вдоль ручья. Это был шанс отхода.

Мы рассеялись между стволами и наддали изо всех сил. До противника было
не больше двухсот метров, из-за частых деревьев с этой дистанции стрельба
была невозможна, так что вполне реально было оторваться. Но я побаивался,
что от устья ручья может подойти вражеское подкрепление. Слева от нас
простирался хорошо известный нам каменный склон, открытый и трудный для
быстрого передвижения. Рано или поздно нам нужно будет выйти на него,
подняться выше и по гребню выйти из зоны Горганов. Там можно будет
перевалить через Круглый Явирнык, спуститься с другой стороны и скрыться в
лесу. Но нам лучше бы было выйти на склон как можно позже, уже оторвавшись
от преследования.

Ущелье петляло, и, где это было возможно, мы срезали повороты. Мы почти
бежали, потому что настоящий бег по хаотически наваленным камням в принципе
невозможен. Но вот после очередного поворота ущелье раздалось, выпрямилось,
над ручьем, который стал шире, появился просвет. Вдалеке на фоне серого
камня и серебристой воды я отчетливо увидел камуфляжи. Ущелье оказалось
перекрытым снизу. И пришел тот самый неприятный последний момент, когда мы
были вынуждены покинуть лесистое ложе горного потока и выйти на голое место.

Хорошо спланированный отход экономит время, бережет здоровье и часто
сохраняет жизнь. На планирование у меня было несколько секунд. За Артиста и
Боцмана я не переживал -- они были профессионалы, умели прикрыть, перебежать
под прикрытием товарища и снова прикрыть. Но у меня в команде был пожилой
майор, не бывавший под пулями, и такой же необстрелянный Борода. Их-то и
надо было сейчас инструктировать.

-- Делимся на две группы, -- я говорил отрывисто. -- Мы трое и Боцман с
Артистом. Прикрывающая группа начинает отход только тогда, когда отходящая
группа залегла. Вы двое поднимаетесь вместе со мной. Ложитесь вместе со
мной. Друг к другу и ко мне не подходите ближе чем на десять метров. В
остальном слушаете мои команды. Ясно?

-- Так точно! -- ответил Борода.

-- Есть слушаться команд, -- не слишком охотно сказал майор. Но
деваться ему было некуда.

У нас была еще пара Запасных минут. Мы рассеялись по склону и начали
подъем. Чем выше мы успеем подняться до того, как противник или увидит нас
на камнях, или разгадает наш маневр, тем лучше. Мы успели подняться
достаточно высоко, чтобы не попасть под прямой огонь. Но вот из-за небольшой
каменной гряды высунулись первые камуфлированные фигурки. Боцман с Артистом
тут же залегли и согласованным прицельным огнем вполне надежно прикрыли нас.
Впрочем, другого я от них и не ожидал. Я отвел свою тройку выше метров на
сто и приказал всем залечь. Пока все складывалось удачно. Борода стрелял
зло, прицельно. Он упрямо не переводил переключатель огня на стрельбу
очередями. Это требовало определенного хладнокровия. Или отчаяния. Пока я не
знал, что именно движет Бородой. Майор бил короткими, но тоже прицельно, не
из-за камня. Так что и у нас прикрытие для ребят получалось неплохое.

И все же Боцман с Артистом не поднялись высоко -- они давали моей
тройке, как укомплектованной непрофессионалами, льготные условия отхода. За
такое вообще-то награждать положено, но такого права я не имел. Снова
перебежав тройкой, мы дали возможность переместиться двойке Боцмана.

И в это время от устья подоспел бандитский кордон. Они вышли цепью из
леса и открыли по нам шквальный огонь. Боцман с Артистом вжались в камни, не
отойдя от нас и тридцати метров. До каменной насыпи, которая могла бы
послужить нам относительным укрытием, было рукой подать, но мы и головы не
могли поднять -- пули звенели по камням, как молоточки по ксилофону в
полковом оркестре.

Организованный отход малым числом при перекрестном огне делался
невозможным. Я скомандовал:

-- Отходим каждый сам по себе! Три шага -- упал, откатился, выстрелил,
откатился, снова три шага!

То, что нужно откатываться, я сообщал исключительно для Бороды с
майором, мои ребята это знали не хуже меня. Я стрельнул, пробежал, упал,
откатился, снова стрельнул. Тут я заметил, что вражеский огонь как будто
немного утих. На всякий случай я глянул наверх, нет ли там каких-нибудь
сюрпризов. Но оказалось, что дело в майоре -- все-таки не послушался
ракетчик приказа. Он почти открылся и, не сходя с места, бил то в одну, то в
другую сторону длинными очередями. Еще несколько секунд, и у него кончатся
патроны в рожке, а пока он будет перезаряжать автомат, его обязательно
подстрелят. И даже один раз он все же успеет перезарядиться, на второй
перезарядке его пристрелят точно. Я отскочил еще немного вверх, ближе к
спасительной гряде, откатился и залег, чтобы прикрыть майора, пока он будет
менять магазин. Отходящий Боцман оглянулся на меня, но я махнул ему рукой, и
он стал карабкаться выше.

Майор расстрелял магазин и потянулся к подсумку. Я дал очередь вправо,
очередь влево и крикнул ему:

-- Майор, ты ранен?

-- Уходите, тараканы беременные! -- заорал майор. -- Копаетесь,
бл...дь! Я кого здесь прикрываю?!

Он вскинул автомат и застрочил по противнику. Пока он расстреливал еще
тридцать патронов, я подобрался почти к самой гряде и снова залег, чтобы он
мог перезарядить. Но второй раз перезарядить ему не дали. Пуля попала в
голову, сбила лихую наутюженную пилотку с кантом, с которой майор не
расставался ни на секунду; майор откинулся навзничь, и я увидел его лицо с
черной пробоиной на месте носа. Он еще хрипел какие-то ругательства, но руки
уже крючила предсмертная судорога. Не дохрипев последнего слова, он затих.

Я дал еще одну очередь и рванул к гряде, ребята уже добрались до нее и
оттуда прикрывали мой подъем. За грядой нам было полегче. Мы
рассредоточились цепью и поползли за камешками, приближаясь к склону
Круглого Явирныка. Впереди было еще одно открытое место, но небольшое, на
одну перебежку. Вчетвером, попеременно друг друга прикрывая, его можно
преодолеть с относительно небольшим риском. Первыми должны были идти мы с
Бородой, а потом прикрыть Артиста с Боцманом из-за склона горы. Там