видимо, давно в нее влюблен. Это должно разжечь ее любопытство.
вполне искренне. - Я ужасно рад нашей встрече. А вы?
влюбленного, каким я ей, конечно, кажусь. Во-вторых, ее скорее удивишь
отсутствием этих двух качеств.
мне пальчиком. - Виталик, вы слишком торопитесь.
ей нисколько тут не помеха. Поэтому я слежу за тем, чтобы наши отношения
остались интригующе неясными.
погодя.
нашей встрече. Никто не должен, Эллочка. Хорошо?
говорю я. - Как только это узнают другие, козырь сразу переходит к ним.
Зачем играть в поддавки?
поддавки не играю. Ни с кем, - она хитро улыбается.
я ей не даю.
неприятностей.
новом знакомстве. Что ж, не каждое приключение должно кончаться
благополучно, уважаемая Элеонора Михайловна.
надейтесь.
Семена Парфентьевича.
это так здорово, что ключ висит в квартире Худыша. Вероятно, другие краденые
вещи у него не задерживаются. Преподнося ключ, Мушанский, естественно, не
указал источник его приобретения. Это ведь был не предмет сделки двух
жуликов, это как-никак подарок даме. Какой просчет! Да, жулику опасно
проявлять эдакую широту, ему все опасно, что делают честные люди.
руку, и прощальный взгляд ее должен обречь меня на самые безумные мечты.
Положительно она решила вскружить мне голову. Теперь я окончательно спокоен,
никто не узнает о нашей встрече. Такого рода секреты она хранить умеет
отлично.
Все-таки версия "Плющиха" себя оправдала, и ее можно считать отработанной.
улице становится заметно меньше. До чего же мерзкая погода! Я возвращаюсь на
Плющиху, рассказываю ребятам о результатах встречи, выслушиваю немалую
порцию шутливых намеков в свой адрес на тему о превратностях любви и
случайных знакомствах и отпускаю всех по домам. Авдеенко страшно горд своей
идеей.
беспокойством начинаю припоминать все свои возможные ошибки и оплошности.
Ничего вспомнить, однако, не удается. И я лишь втайне надеюсь, что наши
успехи авось компенсируют какие-то неведомые мне пока неприятности.
свое беспокойство. Ну и денек выдался.
Ноги у меня давно промокли. Зябко и холодно.
прочитанных книг. И это, я вам скажу, довольно одностороннее представление.
Там все выглядит ужасно интересно, даже захватывающе. События неизбежно
сбиты в напряженный сюжет, и куда-то уходит вся будничная сторона нашей
работы, ее как будто даже не существует. Я понимаю, о ней действительно
скучно писать и скучно читать. В лучшем случае автор скажет: "Так шли дни"
или: "Прошло пять дней напряженного поиска", потом бегло обрисует эти дни и
с облегчением переходит к тому, что же в результате было найдено. А ведь нам
эти пять дней надо прожить, от начала и до конца, все часы и минуты, вот в
чем штука. И это я еще говорю о добросовестных книгах, а в других авторы
такие героические приключения наворачивают, что диву просто даешься и не
знаешь, из какого пальца они все это высосали. И о том, что я промочил ноги
и начинаю довольно противно кашлять, они, конечно, не напишут.
дождем шлепаю по лужам через улицу и, кивнув дежурному, поднимаюсь на второй
этаж. В кабинете Кузьмича я застаю Игоря, только что приехавшего из
Ленинграда, и двух ребят из его группы. Страшно накурено. Видно, они давно
сидят. Меня почему-то мутит от табачного дыма. И здорово болит голова.
Неужели я свалюсь? Только этого мне еще не хватает.
мокрый плащ и усаживаюсь на свободный стул возле Игоря.
было в его тоне, что меня насторожило. Значит, это касается не нас и не
нашей версии. Может быть, что-то новое возникло у Игоря?
обоим ленинградским эпизодам, а также по трем харьковским проходят приметы
Мушанского. Игорь зачитал нам соответствующие места из привезенных
протоколов допроса свидетелей. Да, все они видели Мушанского, тут спутать
невозможно.
он появляется в Москве. Ну а о своем прибытии он достаточно громко нам
сообщает.
мои.
голова. Меня захватили новые идеи и точный психологический расчет.
чтобы теперь уйти от нас.
столовой, где мы обедаем, - обычный немолодой мужчина, высокий, чуть
сутулый, в мешковатом старомодном костюме, ежик седеющих волос, простое,
ничем не запоминающееся лицо. Вот только взгляд... Но его можно и не
заметить. Взгляд у Кузьмича внимательный, вдумчивый какой-то. Когда он на
тебя смотрит, возникает ощущение полного доверия к этому человеку, кажется,
все ему можно в случае чего рассказать, все он поймет как надо. Это,
конечно, избитые слова, но в данном случае точнее не скажешь. Вот такой
взгляд. Но, повторяю, его можно и не заметить. И тогда впечатление от
Кузьмича остается самое что ни на есть заурядное, просто никакого
впечатления, я бы так сказал.
поймете, что за человек перед вами. Совсем другой человек, чем вы себе
представляли. Мне иногда даже хочется записать ход его рассуждений. Вот как
сейчас, например, когда мы обсуждаем дело Мушанского.
всегда вначале старается разбудить фантазию у других, заставить думать,
искать, предлагать что-то. И он так при этом заинтересованно слушает, что мы
неизменно втягиваемся в спор, совершенно невольно как-то. А уж потом Кузьмич
начинает рассуждать сам, думать вслух. И тогда он раскрывается до конца, и
тогда я начинаю им восхищаться и забываю про его старомодный костюм и про
все остальное, над чем мы с Игорем иной раз между собой подтруниваем, и
чувствую себя рядом с ним мальчишкой, честное слово.
как-то задумчиво:
этого артиста, когда он приедет в Москву. Целых три места. Согласны?