Аркадий Григорьевич Адамов

Петля

Роман

--------------------------------------------------------------------------
Книга: А.Адамов. "Инспектор Лосев". Трилогия
Издательство "Советский писатель", Москва, 1985
Художник Евгений Адамов
--------------------------------------------------------------------------

Роман "Петля" удостоен премии Всесоюзного конкурса Союза писателей СССР и
Министерства внутренних дел СССР за 1975 год на лучшую книгу о милиции.
Трилогия "Инспектор Лосев" награждена Золотой медалью имени Героя
Советского Союза Н.Кузнецова за лучшее героико-приключенческое
произведение 1981 года, учрежденной СП РСФСР и ПО Уралмашзавод.

Оглавление

Глава I. Туман
Глава II. "Накопление тумана"
Глава III. Самые разные встречи, в том числе и опасные
Глава IV. Люди из двух разных версий
Глава V. Наши необычные похороны
Глава VI. Болевая точка души
Глава VII. Курортная жизнь
Глава VIII. Еще одна тень
Глава IX. В гостях у тени
Глава X. В тот страшный вечер...

Глава I

ТУМАН

Я иногда думаю, сколько человеческая голова способна вместить дел, забот,
неприятностей, неожиданностей и даже радостей? И должен вам сказать, что
предела не вижу. Сегодня, например, у меня, ни мало ни много, двенадцать
совершенно конкретных и неотложных дел, самых разных, которыми забита моя
голова, начиная от маминой просьбы забрать из мастерской пылесос (она уже
неделю меня об этом просит) и кончая занятием кружка текущей политики,
которым я с грехом пополам руковожу. А между ними - самое главное,
служебные дела: поездки, встречи, бумаги, которые нельзя отложить,
пропустить и не составить. Причем то и дело я выбиваюсь из графика,
который сам себе наметил, и тогда летит обед, непременный "контрольный"
звонок Светке и короткий визит в больницу к Игорю - визит, обычно
санкционированный, кстати, самим Кузьмичом. Так было, например, вчера.
Но сегодня я вроде бы движусь по графику. Ровно в час дня я приезжаю к
себе в отдел после нелегкого, но все-таки выигранного" мною свидания с
одним малоприятным и потенциально весьма опасным типом. На обратном пути я
еще успеваю заскочить в мастерскую и получить этот злосчастный пылесос и
сейчас загоняю его под свой стол, чтобы вечером захватить домой. А пока
что мне необходимо сесть за составление одной срочной бумаги, которую с
утра уже ждет Кузьмич. Вы себе даже представить не можете, в каком
находиться напряжении, когда Кузьмич от тебя что-то ждет. К счастью, я эту
бумагу уже мысленно составил по дороге, и сейчас надо только все это
записать.
Но в этот самый момент звонит телефон, и Кузьмич вызывает меня к себе.
Причем тон у него такой, что я понимаю: или он сейчас с меня снимет голову
за то, что проклятая бумага еще не у него на столе, либо случилось что-то
малоприятное, и Кузьмич собирается взвалить эту неприятность на меня. Ни
то, ни другое, естественно, меня не радует. И в то же время, представьте
себе, меня разбирает любопытство: а вдруг и в самом деле случилось что-то
необычное и загадочное и Кузьмич решил поручить это дело мне? Что-то такое
было в его тоне.
В кабинете Кузьмича я застаю небритого, хмурого человека в перепачканном
пальто и разбитых кирзовых сапогах. Редкие светлые волосы его свалялись, в
руках он теребит старенькую шапку-ушанку. На красном, задубленном ветром и
морозом лице маленькие, в морщинках глаза полны тревоги и возбуждения.
Кузьмич сидит насупленный и трет ладонью ежик седых волос на затылке.
Что-то случилось, не иначе.
Увидев меня, Кузьмич говорит сидящему напротив него человеку:
- Вот он с вами поедет. По дороге все ему расскажете... - И, обращаясь ко
мне, добавляет: - Возьми машину.
При постороннем неудобно уверять, что занят по горло, что нервы и так
дрожат, потому что ничего не успеваешь, что срочная бумага еще не готова и
что можно поручить эту поездку кому-нибудь другому. Впрочем, и без
постороннего человека я бы все это сказать Кузьмичу никогда не решился.
Ладно уж, поеду. Несколько утешают меня слова, которые Кузьмич говорит мне
уже вдогонку:
- Ты не очень там задерживайся. Дело-то, видимо, ясное.
Тем не менее я улавливаю в его голосе и какие-то нотки сомнения.
Мы молча идем с моим спутником по коридору к моей комнате. И тут я успеваю
рассмотреть его уже внимательнее. На пальто следы кирпичной пыли, на
сапогах застывшие брызги цемента. Словом, строитель, не иначе. А на
стройках бывают разные любопытные находки. Иначе чего бы это он прибежал к
нам? С обычной дракой или несчастным случаем к нам не бегут.
Я открываю ключом дверь комнаты, мы заходим и наконец знакомимся. Человек
называется Григорием Трофимовичем, фамилия Сизых, он бригадир на стройке.
- Что же у вас стряслось? - спрашиваю я. - Вы пока хоть в двух словах
скажите.
- А в двух словах только и скажешь, - разводит руками Сизых и вздыхает. -
Женщину, значит, нашли. Мертвую, конечно.
- Когда?
- Да вот, считай, час назад. С вечера котлован снежком припорошило. Издали
ничего не видать. А как ребят на работу повыгонял...
- Это час-то назад?
- Ну, два. Что, я смотрел на часы, по-вашему? - начинает сердиться Сизых.
- Как из управления приехал, так и повыгонял.
Я машу рукой:
- Ладно. Вы там ничего не трогали?
- Не. Что же, я книг не читаю? А ребята и подавно. Охраняют, значит, пока
я тут.
- Тогда поехали, - решительно объявляю я. - Остальное по дороге доскажете.
Мы торопливо спускаемся по лестнице, минуем дежурного и выходим на улицу.
Погода отвратительная. Грязь, ветер и знобящий, сырой холод. Снег виден
только на крышах домов и кое-где во дворах. Из-под колес машин веером
разлетается жидкая грязь. С низкого, серого неба сыплют редкие снежинки,
крутятся и, подхватываемые ветром, летят в лица прохожим.
Я нахожу нашу машину, и сильный ветер прямо-таки вдувает нас в ее холодное
нутро. Сизых говорит водителю адрес, и машина, слегка забуксовав в
глубокой грязи, срывается с места.
Ехать, оказывается, недалеко. Вот почему Сизых прибежал к нам, а не в
местное отделение милиции. Вскоре я уже вижу длинный, местами покосившийся
забор, наклонную стрелу крана за ним, а у ворот зеленый обшарпанный
вагончик, на котором прибит лист фанеры с неровными буквами и цифрами,
указывающими, какое именно строительное управление и какого московского
треста ведет тут работы.
Мы подъезжаем ближе. Створки ворот наполовину распахнуты и увязли в
глубокой грязи. За воротами по одну сторону видны штабели серых
железобетонных ригелей, плит, колонн, по другую - гора целых и битых
кирпичей. А прямо и чуть подальше высятся горы отваленной земли, за
которыми угадывается глубокий котлован. Из него-то и торчит ажурная стрела
крана. В стороне, за горой кирпича, притулились у забора несколько молодых
деревцев.
Проехать в ворота нам не удается. Тяжелые грузовые машины пробили здесь
такие глубокие колеи, что наша "Волга" тут неминуемо сядет на брюхо.
- Завтра вот плиты бетонные набросаем, - смущенно хрипит Сизых, - тогда
милости просим. Все не было плит-то. А теперь автокран не допросишься. Ну,
да уж завтра точно.
Говорит он это таким тоном, что даже мне ясно, что никаких плит он завтра
не набросает и никакого автокрана у него не будет.
Мы вылезаем из машины и, обходя самые глубокие лужи, пробираемся по двору,
затем с трудом карабкаемся на высокий земляной отвал, где нас поджидают
двое рабочих в брезентовых штанах и куртках.
Через минуту я уже стою рядом с ними и смотрю вниз. Ох, каким же глубоким
кажется отсюда этот котлован! Я не сразу различаю на дне его, среди битых
кирпичей, возле тяжеленной бетонной плиты в виде шестигранника, косо
врезавшейся в землю, словно сорвавшейся откуда-то сверху, тело женщины.
Одна рука ее неестественно подвернута под спину, другая как будто
вцепилась в край серой бетонной плиты, длинные светлые волосы рассыпались
по осколкам кирпича, прилипли к застывшему, словно мраморному лицу. Пальто
расстегнуто, ноги судорожно поджаты, как для прыжка, на ногах длинные
модные сапожки.