Чтение 23–й страницы книги ~Петля~

кажется, быть не может. Эта женщина все время, каждую минуту, чего-то или
кого-то боится - мужа, свекрови, чужих людей, близкой, неминуемой беды,
нужды, наконец, которая уже затаилась в углах этого старого дома, впрочем,
не затаилась, она на виду.
- Где ваш муж, Анна Сергеевна? - спрашиваю я. - Он нам очень нужен.
- Нету его... - тихо отвечает она, опуская глаза.
- А за вещами его кто приходил? - неожиданно спрашивает Гриша.
- Да Иван.
- Ну, вот. Значит, он у Ивана.
- Нет, что вы, что вы!.. - почему-то пугается Анна Сергеевна. - Нету их
там...
- Ты, милая, разболталась чего-то, - сердито обрывает ее старуха. -
Ничего-то не варит глупая твоя башка.
- Так они же спрашивают...
- Мало ли чего они спросят. А у тебя у самой тут что, мякина? - старуха с
силой стукает женщину по лбу, и та в испуге отшатывается от нее. - Они
кто? Чужие люди, неведомые. А он тебе муж родной...
- Ну ладно, - вмешивается Гриша. - Вы, мамаша, не очень-то руки
распускайте. И язык, кстати, тоже. Не глупее вас Анна Сергеевна. И сама,
наверное, знает, что говорить и что не говорить. А вообще-то... - он
оглядывается по сторонам, - придется нам Федора обождать. Что ж, мы зря в
такую даль ехали? Да и Федька потом ругаться будет, что его не обождали,
как условились. Так, что ли?
Гриша смотрит на меня, и я киваю в ответ.
- Это докуда же вы ждать будете? - грозно спрашивает старуха, упираясь
кулаками в бока.
- Докуда придется. Хоть до утра.
- Да я тут сплю, ирод!
- Ну, тогда на кухне посидим. И условие, - строго предупреждает Гриша. -
Кто ни постучит, открывать будем мы. А то еще кого вместо Федьки принесет.
- Да ты кто такой, чтоб командовать? - взвизгивает старуха и грозно
надвигается всем своим тучным телом на Гришу. - Знать я тебя не знаю!
Тьфу, тьфу!
Невысокий, худощавый Гриша кажется рядом с ней мальчишкой, и хохолок на
затылке у него торчит тоже совсем по-мальчишечьи.
- Кончайте, мамаша, шуметь, - говорит Гриша. - Уже вот одиннадцать часов.
Спать вам пора... - И поворачивается к жене Мухина: - Вы нам разрешите
Федора обождать, Анна Сергеевна? Хотя бы на кухне. Мы вам не помешаем.
Он разговаривает с ней подчеркнуто уважительно и с оттенком явного
сочувствия и даже симпатии. И это, по-моему, особенно злит старуху.
Словом, мы располагаемся на кухне. В доме постепенно все замирает. В одной
комнате спит Анна Сергеевна с детьми, в другой - старуха. Злющая эта
старуха долго еще что-то яростно бормочет про себя, кряхтит и бранится. Но
наконец засыпает и она, клокочущий, громкий храп доносится из ее комнаты.
Мы не спим. Курим, пьем воду из крана и травим вполголоса всякие истории.
Чего только в эти тихие, настороженные ночные часы не поведаешь другу,
сидящему рядом. Я рассказываю Грише о Светке, о скорой нашей свадьбе и о
всяких проблемах, с этим связанных. А Гриша рассказывает, как ушла от него
жена в прошлом году. Первый раз поехала на курорт, в Крым, и там влюбилась
в какого-то летчика. Так домой и не явилась. Только письмо прислала:
прощай, мол, и вышли вещи в Николаев. А кроме вещей, между прочим,
остались две девочки, четыре годика и семь, первоклассница. К Грише после
этого приехала мать жены, живут они теперь вместе. А на письма дочери теща
не отвечает. Вот какой переплет. А девочки, между прочим, умненькие и
смышленые, и красивые тоже. Гриша с такой нежностью говорит о своих
дочках, что совсем по-другому приоткрывается мне вдруг этот человек.
- Нам бы часам к семи утра управиться, - вздыхает Гриша, - я бы Натку в
школу успел отвести перед работой. А то Мария Зиновьевна никак не
успевает. И Ниночка еще спит.
Я киваю. Да, неплохо бы к утру управиться.
Что ж, как ни неприятно в этом признаться, но, кажется, Кузьмич был прав.
Мухин конечно же не появится в доме. И старуха завтра разнесет по всей
округе весть о ночных гостях. Малоприятная перспектива. А если это дойдет
до Мухина, то он, чего доброго, вообще из Москвы удерет. Ищи тогда его. И
от этих беспокойных мыслей мне становится не по себе.
Бесконечно тянется эта проклятая ночь. Тихо в доме. Даже старуха перестала
храпеть. Слышно только, как капает из крана вода.
Мы уже потихоньку клюем носами. Я смотрю на часы. Три. Самое тяжелое
время, середина ночи. Надо сделать по кухне хоть несколько осторожных
шагов и встряхнуться. Гриша сонно следит за мной.
Вдруг чуть слышно скрипит кухонная дверь, приоткрывается. На пороге стоит
Анна Сергеевна. Поверх ночной рубашки она накинула пальто. Лицо у нее
совсем бледное и губы дрожат. Одной рукой она стягивает на груди края
пальто.
Анна Сергеевна останавливается в дверях и тихо, еле слышно спрашивает:
- Вы правду скажите, вы не из милиции?
Гриша серьезно и сочувственно смотрит на нее и тоже тихо отвечает:
- Да, мы из милиции, Анна Сергеевна.
Женщина вдруг прижимает свободную руку ко рту и молча плачет, еле слышно
всхлипывая и втягивая ртом катящиеся по щеке слезы.
- Ну что вы, Анна Сергеевна... Ну что вы... Ну, успокойтесь, - наперебой
говорим мы, вскочив со своих табуреток.
Гриша придвигает ей свою:
- Да вы садитесь...
Анна Сергеевна неловко опускается на табуретку, стараясь запахнуть полы
пальто.
- Вы... забрать его... пришли?.. - давясь слезами, спрашивает она.
Ладонь ее уже не прижата ко рту, она опустилась ниже и обхватила горло,
словно пытаясь помешать рвущимся оттуда словам.
- Нет, - отвечает Гриша. - Пока нам надо только поговорить.
Но она в отчаянии трясет головой.
- Что вы! С ним нельзя говорить! Это зверь. Он и слов-то не понимает!..
Простых слов!.. Я же... я в ногах у него валялась. Я умоляла... не пей, не
пей! Семья же у тебя, дети... Как он измывается над ними, надо мной... вы
бы видели только... Заберите!.. Христом-богом прошу, заберите... сил моих
больше нет так жить...
- Успокойтесь, Анна Сергеевна, - волнуясь, говорит Гриша. - Я вас прошу,
успокойтесь. Нельзя так.
Я поспешно протягиваю ей стакан воды.
- Выпейте...
Но она ничего не видит, ничего не слышит, она словно в бреду и не может
остановиться.
- Я бы уже давно... но как без отца? Два мальчика ведь... И эта ведьма
еще... кружит, кружит... А мне он опостылел, ну совсем... со страхом жду
его каждую ночь, с жутью... пьяный, грязный лезет в постель... скотина
чище, ласковей... трясусь вся... Я вас прошу... - Она вдруг соскальзывает
с табурета на пол и тянет к нам руки. - Ну, люди вы или нет?.. И дети же...
Гриша кидается ее поднимать.
Но в этот момент дверь кухни с треском распахивается и вбегает старуха.
Она подскакивает к Анне Сергеевне и наотмашь бьет ее по лицу раз, другой...
- А-а, сука!.. На мужа родного!.. - вопит она. - Да я тебя... убью!..
Своей рукой убью!.. Морду искровеню!..
Тут уже вмешиваемся мы. Но скрутить старуху оказывается не так-то просто,
она вырывается, кидается во все стороны, плюется, кусается и изрыгает
площадную ругань. По мне, так лучше любой пьяный хулиган, чем вот такая
фурия.
Анна Сергеевна забилась в угол и оттуда испуганно наблюдает за безобразной
сценой.
А когда уже нам удается угомонить старуху, из-за стенки раздается тонкий
детский плач, а другой голос, постарше, к тому же хриплый спросонья,
недовольно басит:
- Мам, опять эта стерва на тебя гавкает? Зарежу я ее, увидишь...
- Тише, Юрочка, тише, - давясь слезами, отвечает Анна Сергеевна. - Спи,
ради бога.
- Этот, что ли, припер? - продолжает допрашивать детский голос.
- Не пришел, не пришел. Спи.
- Ну и ладно... - засыпая, бормочет за стенкой мальчик. - Пусть только
придет...
Старуху мы отводим в ее комнату, и она со стоном и руганью валится на
тахту.
Потом мы возвращаемся в кухню, и я говорю Анне Сергеевне:
- Но где же он, Федор? Как до него добраться? Без этого ведь ничего нельзя
предпринять.
- Он тут... Он недалеко... - еле слышно шепчет она. - В сарае... там... -
Анна Сергеевна делает слабый жест рукой.
Я низко склоняюсь, чтобы уловить эти тихие, шелестящие слова, и в этот
момент раздается осторожный стук в окно.
Гриша мгновенно гасит свет, и я раздвигаю плотные занавески. За окном
непроглядная темень. Но когда привыкают глаза, я начинаю различать возле
дома чьи-то неясные тени, двух или даже трех человек.
- Я открою форточку, - говорю я Анне Сергеевне, - а вы спросите, что им
надо.
И толкаю форточку.
- Чего надо? - громко, звенящим голосом спрашивает Анна Сергеевна.
- Здесь Лосев? Или Волович? - кричит со двора чей-то знакомый голос.
Свои! Уж не прислал ли кого-нибудь за нами Кузьмич? Так или иначе, но это
свои. И я громко откликаюсь:
- Здесь мы. Это кто?
- Володя! И Константин Прокофьевич тоже здесь. Выходите. Дело есть.
- Сейчас!