- На Курский вокзал.
- Не-не. Бутылку-то вы сначала выпили, так?
- Ясное дело.
- Ну вот. Забрели вы на какую-то темную улочку. Да?
- Ага...
- Верно, Иван, верно. Вижу, ты меня не обманываешь. Потому что на этой
улочке вагончик рабочий стоит, около стройки. Не заметил? И оттуда, из
этого вагончика один парень вас видел, тебя и Федьку.
- Ну, и я его видел, - неожиданно объявляет Зинченко. - Длинный такой, в
ушанке.
- Точно. Его Сергей зовут. Но это пока неважно. Пойдем дальше. Значит,
выпили вы там эту бутылку. Что потом?
- Потом?..
Напряженная работа мысли отражается в маленьких рыжеватых его глазках,
глубоко запрятанных в глазницах, под бровями, отчего временами и не
уследишь за его быстрым взглядом. Но сейчас они сосредоточены и
неподвижны. Словно Зинченко чувствует, как затягивается вокруг него петля,
и пытается отыскать, разглядеть выход, лазейку, щелочку какую-нибудь.
- Потом?.. - повторяет Зинченко, и я улавливаю чуть заметное облегчение в
его голосе. - Потом, значит, и поехали.
- А где вы ее выпили? - осторожно и многозначительно спрашиваю я. - Где
именно? Где точно?
Зинченко рывком поднимает голову и впивается в меня взглядом. В нем
откровенный страх, один только страх, и больше ничего. Он все понял.
- Точно?.. - хрипло переспрашивает он и осторожно откашливается, боясь
неловко дернуть головой. - Я тебе вот что скажу, начальник. Точно будет,
когда Федьку поймаете. А пока можешь мертвым меня отсюда вынести, я тебе
все равно ничего не скажу. Так и знай.
И я чувствую, что он действительно больше не скажет ни слова. Поэтому,
помолчав, я спокойно говорю, хотя это спокойствие дается мне совсем не
просто:
- Хорошо, Иван. Федька скоро будет тут. Тогда мы с тобой снова встретимся.
И я тебе твои слова напомню.
Сегодня вечером в Москву возвращается Петр Горбачев. Мы знаем, в каком
поезде находится его вагон-ресторан, и внимательно вот уже вторые сутки
следим за его продвижением к столице из Средней Азии. Следим мы, конечно,
не только за движением самого поезда, а главным образом за поведением
директора вагона-ресторана. По нашей просьбе работники уголовного розыска
железнодорожной милиции, а когда требуется, то и крупных городов, мимо
которых проходит поезд, внимательно наблюдают за Горбачевым и людьми, с
которыми он в дороге общается. Нам уже известны кое-какие небезынтересные
результаты этих наблюдений.
В частности, нам сообщили о случившемся вчера вечером в вагоне-ресторане
ЧП: с признаками отравления снята с поезда и отправлена в больницу
официантка, и вместо нее Горбачев поспешно принял другую. Эта другая была
ему рекомендована директором местного вокзального ресторана по просьбе
наших товарищей там. На хитрость надо порой тоже, как вы понимаете,
прибегать к хитрости. Если Горбачев честен и добросовестен, это не
принесет ему вреда. Однако кое-какие его коммерческие операции и плутни,
зафиксированные еще до болезни официантки, отнюдь не свидетельствуют о его
непорочности и даже элементарной порядочности. Кроме систематических
"недовложений" продуктов в ресторанные блюда, отмечена спекуляция
продуктами, а также прихваченными, видимо из Москвы, промтоварами. Кроме
того, обнаружена его связь с местными спекулянтами и тайный, при этом,
естественно, не безвозмездный, провоз их товаров в различные города по
пути следования поезда, а возможно, и в Москву, в чем мы постараемся
убедиться сегодня вечером.
Словом, Горбачев - личность достаточно грязная. А последние сутки пути до
Москвы, я уверен, дадут нам еще более очевидные тому доказательства.
Впрочем, и без этого Горбачева предстоит арестовать за уже выявленные
преступления. Но это не наша задача, и мы все материалы передадим в
железнодорожную милицию, если, конечно, Горбачев не представит
специального интереса для нас в связи с делом Веры Топилиной.
Вот в этом последнем я, признаться, пока что сильно сомневаюсь. Каким бы
прохвостом и жуликом ни был Горбачев, но грабить соседку, с которой
столько лет живешь бок о бок, а тем более выследить, подкараулить и убить
ее, - в это поверить невозможно. Да к тому же и поезд, в составе которого
находился вагон-ресторан Горбачева, пришел в тот вечер в Москву, как мы
установили, по крайней мере, час спустя после смерти Веры. Значит, не
только принять участие в убийстве, но и узнать о нем Горбачев никак не
мог. Ну, а заскочив среди ночи часа на два-три домой, чтобы, допустим,
убедиться, что все там в порядке, помыться, взять чистое белье или
какие-то другие вещи, Горбачев не мог даже предположить, что Веры нет
дома, что она не спит у себя в комнате и тем более что ее уже нет в живых.
Кажется, убедительно?
И, однако, Жилкин указал на Горбачева.
Конечно, этого мало, чтобы обвинить Горбачева и тем более заставить его в
чем-то признаться. Да он просто откажется от того костюма, если даже и в
самом деле отдал его Жилкину для продажи. И я тут ничего не смогу
доказать. Впрочем, над этим стоит поразмышлять.
Допустим, что Горбачев каким-то образом узнал, что Вера убита, и проник с
целью грабежа в ее комнату. Допустим. Он взял там много вещей, нам
известен длинный их список. Но только один костюм он дал для продажи
Жилкину. Что это означает? Во-первых, его намерение немедленно избавиться
от краденого. И это вполне логично. Во-вторых, что он не решился нести
вещи в комиссионный магазин или в скупку. И это тоже логично. Наконец,
в-третьих, самое главное, что все другие вещи остались у него. Вряд ли
Горбачев каждому знакомому дал по вещи на продажу, кроме всего прочего,
для этого потребовалось бы иметь больше тридцати таких знакомых вроде
Жилкина. В то же время у него, видимо, нет в Москве какого-либо скупщика
краденого; которому можно было бы выгодно и безопасно сбыть сразу все
вещи. Иначе Горбачев не отдал бы дорогой костюм Жилкину. Итак, все
остальные вещи должны были остаться на руках у Горбачева, если, повторяю,
допустить, что он совершил эту нелепую и рискованную кражу. Что же он
будет в этом случае делать с оставшимися вещами? Жене он их тоже конечно,
не осмелится подарить, хотя та, по словам Нины, и умирала от зависти при
виде их. Что же остается предположить? По всей вероятности, только одно:
он должен был взять их с собой в поездку и попытаться сбыть по дороге. Это
для него не составило бы трудностей. Он же связан со многими спекулянтами
в других городах. И конечно, легкий и выгодный сбыт может толкнуть такого
человека на кражу.
Да, все получается очень стройно и убедительно. Остается сущий пустяк:
доказать, что Горбачев эту кражу совершил. И если Горбачев, то... Вот я и
вернулся к исходной точке.
Итак, кто же совершил эту кражу? Первая версия - Горбачев - весьма
сомнительная. Вторая - те, кто убил Веру. При этом они почему-то не взяли
ключи от ее квартиры. Это тоже слабая версия. Наконец, третья - убийство
Веры или, точнее, ее смерть и ограбление ее комнаты - случайное
совпадение. Преступники, совершившие ограбление, могли приехать на той
самой темной "Волге" и действовать, допустим, "на стук", путем подбора
ключей, а проникнув в квартиру, они убедились, что комната Горбачева
закрыта на замок, и даже не один, в комнате Полины Ивановны кто-то спит, и
только комната Веры открыта и в ней никого нет. Это версия самая простая,
возражений пока не вызывающая, но в случае ошибки уводящая далеко в
сторону от истинных событий.
Все эти соображения я и выкладываю в конце дня Кузьмичу вместе с отчетом о
безрезультатном допросе Зинченко.
Помолчав, Кузьмич досадливо заключает:
- Ты рано кончил допрос.
- Но он же больше не ответил бы ни на один вопрос! Он так и сказал. Я вам
точно передаю.
- Почему же не ответил бы? Он ведь отвечал до этого. И как хорошо
отвечал-то. Вот они разгрузили машину, получили бутылку водки, пошли по
той улице, дошли до стройки, увидели паренька рабочего, наконец, распили
свою бутылку. Ну, а дальше-то что было?
- А дальше была Вера! Дальше он как раз и не захотел ничего говорить.
- Не захотел? А ты бы перепрыгнул через то место и пошел дальше. Распили
они, значит, бутылку. И куда потом поехали? Они ведь домой в ту ночь не
пришли. И это была первая такая ночь. Где же они были, что делали? Вот это
он тебе, может быть, и сказал бы.
- Сомнительно, - качаю я головой. - Скорей всего, соврал бы.
- Не обязательно. И даже вряд ли, - усмехнувшись, возражает Кузьмич, вертя
в руках очки. - Прими в расчет вот что. Он же, этот Зинченко, видел, что
ты о том вечере знаешь, все знаешь, кроме главного - что они делали или
видели у котлована. Поэтому ему выгодно было бы и дальше продолжать
говорить тебе правду, которая к тому же ему ничем не грозит. Так
инстинктивно поступает любой преступник, стремясь вызвать доверие к своим
словам, стремясь потопить в этом потоке правдивых слов крупицу неправды,
миг преступления. Улавливаешь?
- Улавливаю.
- И еще учти. Правду говорить всегда легче, приятней, чем врать. И
преступнику тоже. Он просто не знаю как радуется, когда может сказать
правду. И Зинченко с удовольствием еще что-нибудь рассказал, если бы ты
перепрыгнул через ту опасную точку. Ну ладно. Теперь давай продумаем
тактику завтрашнего допроса Горбачева. Мы потом с Исаевым ее уточним, если
успеем. Но пока хотя бы вчерне надо продумать.
- А может, его сразу же Допросить, сегодня еще?
- Что ж, ты хочешь его сразу с поезда снять?
- Ну да. Принцип неожиданности сработает.