сложилась для него обстановка. Все же нет истины, которая не может быть
обнаружена, если за это взяться как следует, конечно.
Последнее оперативное совещание по Горбачеву, в котором я участвую,
происходит в кабинете Кузьмича. И тут я вынужден несколько охладить
радость Саши Грачева по поводу моего открытия.
- Услышанное сообщение о смерти Веры, - говорю я, - и наличие у Горбачева
ее вещей маловато, чтобы доказать факт кражи. Это начальное и конечное
звенья, а середины-то нет.
- Это верно, - соглашается Саша. - Но логика...
- Ну, знаешь...
- Погоди! Логика подсказывает, что среднее звено есть, - с вызовом говорит
Саша. - Его только надо найти. Вот и все... - И, вздохнув, добавляет: -
Сам понимаю, что найти не просто.
- Ну-ну, - вмешивается Кузьмич. - Тебе все-таки проще, чем нам. У тебя,
милый, есть одна ниточка, за которую стоит потянуть.
Кузьмич неторопливо, даже с некоторой, как мне кажется, опаской достает из
ящика стола сигареты, и Петя Шухмин, предупредительно щелкая зажигалкой,
как всегда, отмечает:
- При нас уже вторая, Федор Кузьмич.
- Счетовод. Последнее удовольствие портишь, - тоже, как всегда, ворчит в
ответ Кузьмич и, разогнав рукой дым, продолжает: - Так вот, ниточка есть.
Давай рассуждать. Для начала ставим себя на место Горбачева в тот момент,
когда у него возникла мысль совершить кражу. Времени немного: утром отъезд.
- Поезд его ушел из Москвы в восемь сорок пять утра, - уточняю я. - Уже
установлено.
- Ну вот, - кивает Кузьмич. - Да и вообще ехать следовало немедленно. А
ночью какой транспорт? Такси. Или случайная машина, левак какой-нибудь.
Последний даже предпочтительней. Он и сам эту ездку скрыть постарается, да
и меньше в глаза бросается, чем такси. А ему ведь около Вериного дома
простоять надо было немало, пока этот прохвост управился в чужой комнате.
Это ведь не у себя. И потом предстояло на этой же машине все увезти, а по
дороге еще к тому водопроводчику заскочить. Хоть что-то через него
толкнуть. Вот какой был план.
- Как раз ночью там и стояла машина! - восклицаю я, не утерпев. - Гриша
Волович ею занимался, помните?
Все на минуту умолкают, когда я произношу это имя. Потом Кузьмич, хмурясь,
говорит:
- Про ту машину я и говорю. Ее надо будет непременно найти. Волович начал.
Нам кончать. И тогда цепь сомкнется.
- Да, надо найти, - соглашаются все.
- И можно найти, - добавляет Кузьмич. - Вы смотрите, что получается. В два
часа ночи, когда Горбачев кинулся домой, на площади перед вокзалом всегда
стоят такси. Скоро должны прийти сразу три дальних. И водители расписание
знают. Следовательно, если бы Горбачев туда прибежал, он, не задумываясь
уже, взял первую попавшуюся машину, и это было бы такси. Поэтому, скорей
всего, он поймал левака раньше, пока бежал к площади через пути, мимо
складов и разных служб. Значит, это не случайная машина. Она имеет
отношение к железной дороге, к этим службам. Кого-то она туда привезла в
это время. По срочному делу, конечно. Иначе чего бы это среди ночи
срываться Ясен тебе ход мыслей? - обращается Кузьмич к Саше Грачеву.
- Ясен, Федор Кузьмич, - кивает тот.
Кузьмич вздыхает и мнет в пепельнице недокуренную сигарету.
- Вот и Воловичу он был ясен...
Тем временем Саша Грачев делает какие-то торопливые пометки на листе
бумаги.
- Очень целесообразные рассуждения, - заключает он. - Машину эту мы
найдем. Ну, мне пора, товарищи.
Он складывает в папку свои бумаги, встает и по очереди жмет нам всем руки.
Когда за Сашей закрывается дверь, Кузьмич устало откидывается на спинку
кресла, снимает очки и, постукивая ими по столу, говорит:
- Ну, а теперь, милые мои, давайте-ка свои собственные итоги подводить.
Кажется мне, что у нас такой приятной перспективы, как у него, пока не
намечается.
- Что там ни говорите, а кое-чего мы все же достигли, если быть
объективными, - обижается Петя. - Версию с убийством Веры мы отработали.
Ее теперь спокойно отбросить можно. Остается...
- Неточно выражаешься, - укоризненно поправляет его Кузьмич. - Мы
отработали версию убийства с ограблением. И ее действительно можно
отбросить. Но версия убийства, допустим, из ревности или мести осталась.
Тут мы еще ничего не доказали. И осталась, конечно, версия самоубийства. А
здесь, как тебе известно, есть такая статья, как доведение до
самоубийства. Нет, милые мои, работы у нас еще с этим делом хватит, не
бойтесь... - И он досадливо трет ладонью седой ежик волос на затылке. -
Отчего эта девочка погибла, как погибла - вс" мы должны узнать до конца. И
закон это требует, и совесть, между прочим, тоже. А поэтому надо думать.
Сесть и думать, спокойно, не торопясь. А то у нас больше бегать любят, чем
думать.
- Надо искать человека, которого Вера любила, вот что, - решительно говорю
я - Ничего тут другого не придумаешь.
- Как зовут - не знаем, где живет - не знаем, кем работает - тоже не
знаем, - уныло перечисляет Петя. - Даже как выглядит, и то толком не
знаем. Фотография-то совсем мелкая.
- А теперь перечислим, что знаем, - усмехнувшись, предлагает Кузьмич. -
Может, веселее чуток станет.
- Что знаем? - переспрашивает Петя. - Можно считать, что ничего не знаем.
- А можно считать, что кое-что и знаем, - возражает Кузьмич и смотрит на
меня. - Ну-ка, Лосев, попробуй вспомнить, что мы все-таки о нем знаем, об
этом парне.
- Ну, что, - начинаю я без особого воодушевления. - Что он не москвич.
Раз. Что Вера его хоть и любила, но замуж за него выходить почему-то не
хотела. А он предлагал. Даже настаивал. Может, даже преследовал ее. Раз
она боялась летом с ним встретиться в санатории. Что еще известно?
Познакомились в Тепловодске, в санатории. Не этим летом, а прошлым.
Выходит, он тоже лечился.
- Не обязательно, - возражает Петя. - Он и работать там мог.
- Нет. Скорей всего, он лечился. Так скорее знакомства всякие и романы
завязываются. Знаешь, курортные романы?
- Знаю, знаю, - смеется Петя. - Только это ты не туда загнул. Курортные
романы - на двадцать шесть суток. Ну, иногда еще дорога. А тут - вон,
полтора года.
- Ладно. Ты не цепляйся. Я хочу сказать, что он тоже лечился. А у
работающего там человека - дом, семья, заботы. Он и с отдыхающими почти не
встречается. А уж тем более на экскурсии с ними не ездит.
- А этот мог поехать, - упорствует Петя. - Что ж такого? Молодой парень,
семьи нет, влюбился. И между прочим... - вдруг уже совсем другим тоном
добавляет Петя, чуть помедлив, - вот она боялась его, замуж идти не
хотела. Может, она и не любила его вовсе? А только боялась. Да так, что и
лечиться ехать не хотела. Может, это подлец какой-нибудь? Или бандит?
Влюбиться всякий может.
- Но осенью-то она решила ехать? - возражаю я.
- А может, он к этому времени ушел с работы или уехал из того города.
- М-да... - задумчиво произношу я. - И тогда здесь, скорей всего,
произошло убийство.
- Именно! - подхватывает Петя.
- Ну ладно, - вздохнув, заключает Кузьмич. - Подумали, теперь надо
начинать бегать, - и поворачивается ко мне: - Вывод вот какой. Придется
тебе, Лосев, отправиться в Тепловодск... - И, усмехнувшись, добавляет: -
На поправку здоровья.
- Как бы он там его не потерял, - угрюмо вставляет Петя. - Что-то не
нравится мне тот парень...
КУРОРТНАЯ ЖИЗНЬ
Итак, у меня впереди опять дальняя дорога, командировка. Что-то я уж
больно разъездился, вторая командировка за месяц. На этот раз в совершенно
новом для меня качестве, точнее - с необычным прикрытием: больной,
приехавший лечить язву желудка.
Мы с Кузьмичом долго обсуждали эту проблему. Можно, конечно, приехать по
командировке и поселиться в гостинице. Но в данном случае это только
осложнит мою задачу. Мне ведь надо попасть в санаторий не по служебному
удостоверению, не для официального расследования. Мне предстоит найти там
людей, которые помнят Веру или того парня в белой рубашке, найти среди
врачей, сестер, санитарок, официанток, среди больных, которые приезжают в
этот санаторий не первый год. И все эти люди должны быть со мной
откровенны не потому, что они сознательные граждане и готовы помочь
следствию, - эта форма, что ли, или вид откровенности мне будет
недостаточен. В этом случае человек ощущает невольную скованность,
повышенную ответственность за каждое слово, тут исчезают всякие
предположения, догадки, смешные или кажущиеся незначительными детали,
мелкие происшествия, а тем более всякие фантазии, сплетни, слушки, порой
построенные на каких-то реальных фактах. Все это можно вспомнить и
рассказать, только если перед тобой обыкновенный и случайный человек,
который ничего не выспрашивает, не записывает, и ты не обязан
контролировать каждое слово и нести за него ответственность. В этом случае
ничего лучше не придумать, чем стать таким же, как все, - лечиться,
отдыхать, заводить знакомства и беседовать со всеми и обо всем.