- Что ты! Мне никак бобылем нельзя. У меня знаешь какой план? Трех ребят
иметь! Это вроде как техминимум. Можно и больше. Так что я долго
примеряться не буду. Но хозяйка мне нужна на все сто, - он счастливо
смеется. - Вот фото в газете будет, тогда и поглядим. Ребята мне так и
пишут: "Готовься, Витек, округляй физию, загорай, чтобы в полной форме в
газете получиться. И желудок луди, обмывать это дело будем, как приедешь".
- Виктор неожиданно вздыхает. - Вот, понимаешь, дружат ведь черти, а не
уважают.
- Как так - не уважают?
- А так. Вот, к примеру, никуда не выбирают. Незрелый, говорят. Каким-то,
понимаешь, физоргом сделали.
- А тебе чего надо?
- Ну вот ты сам посуди, - Виктор вскакивает с кресла и снова начинает
разгуливать по комнате. - У нас в бригаде два депутата горсовета, так?
Делегат на областную конференцию, и еще один делегат... забыл куда. Еще.
Член бюро горкома комсомола. Член шахткома. Ты чуешь, какой состав?
Красное знамя держим.
- Вот и гордись.
- А я и горжусь. Но мне ж этого мало. Я, брат, впереди тоже хочу быть. А
вот ходу не дают. - Виктор энергично потирает руки. - Ладно. Я им еще
спину покажу. Сами меня в президиум выбирать будут, - он победоносно мне
подмигивает. - Увидишь. Следи за прессой.
- Ладно, будущий вождь, - говорю я, - давай ложиться. Вон часто который.
На этот раз свет мы гасим одновременно.
Я с наслаждением вытягиваюсь под легким одеялом, но заснуть быстро не
удается. С завистью прислушиваюсь я к сладкому посапыванию Виктора. Он
уснул, как только положил голову на подушку. Впервые за четыре дня
совместной жизни мы с ним так разговорились, и впервые мне так открылся
этот парень. Да, я думаю, еще не скоро его выберут депутатом или
делегатом, хотя парень он в общем-то неплохой. И знают его там, на шахте,
как облупленного.
А вот в Павле я только начинаю разбираться, даже не разбираться, а только
знакомиться с ним. Интересно, почему он тогда связался со шпаной? Хотел
порисоваться перед Верой? Самый, казалось бы, естественный вывод. Но
что-то мне мешает его сделать. Может быть, сама Вера? А если это была не
рисовка, то что же? Как он легко подошел к тем ребятам. И та песня... И
его слова насчет тюрьмы... Нет, что там ни говорите, а интересный эпизод
рассказал мне Виктор. Неужели этот Павел - портной, дамский портной?
Что-то тут не вяжется. А Веры все равно нет. Вера убита. Этим любителем
душевных песен и знатоком тюрьмы? Нет Веры...
Я беспокойно ворочаюсь и не могу уснуть. Это не первая такая ночь. Хоть
снотворное принимай.
И все-таки он приходит в конце концов, тяжелый сон, но, к счастью, без
всяких сновидений.
Утром мы с Виктором делаем зарядку.
- Эх, без тебя бы нипочем не делал! - признается он. - Уж больно лень.
А тут мы даже возимся с ним в узком пространстве между кроватями. Виктор
парень крепкий, и с ним не просто сладить. И мы добросовестно пыхтим минут
десять. А потом с наслаждением плещемся под краном.
После завтрака меня ждут всякие неприятности по медицинской линии.
Во-первых, выясняется, что завтра утром у меня должны взять на анализ
желудочный сок, для чего, оказывается, надо глотать какую-то кишку. Кроме
того, мне предстоит сдать кучу других анализов.
Нет, отсюда надо удирать как можно быстрее. Пока цел. Вот завтра Дагир все
узнает о Павле, и завтра же меня тут не будет. Но для этого уже сегодня
мне надо связаться с Москвой.
Придя к такому выводу, я после завтрака отправляюсь не на электрофорез,
как мне предписано, а в город.
Не спеша миновав несколько тихих, затененных густыми деревьями улиц
курортной зоны, я попадаю на суетливые, шумные, набитые магазинами и
учреждениями улицы деловой части города и вскоре, после беглых расспросов,
добираюсь до двухэтажного здания городского отдела внутренних дел.
Я знакомлюсь с дежурным, который обо мне знает и на случай моего звонка
или прихода уже проинструктирован.
Руководства отдела на месте не оказывается, так что представляться мне
некому. Дагира тоже в отделе нет. Ответив на мои вопросы, дежурный в свою
очередь вежливо осведомляется, никак не выражая своего отношения к
затронутому вопросу:
- Вы, кажется, не должны были к нам приходить?
- Это мы вначале так решили, - отвечаю я. - Не знали, с какой обстановкой
столкнемся. Но теперь все стало ясно. Интересующий меня человек в вашем
городе не живет. А пришел я вот зачем. Нужна Москва.
И даю номер телефона Кузьмича.
А через несколько минут я уже слышу в трубке его знакомый, сиплый голос.
Сколько уже раз и откуда только, из каких только городов не слышал я в
трудные и счастливые минуты этот знакомый, спокойный голос. Он мне
выговаривал и ободрял, порой мне здорово доставалось, порой я только
успевал сказать "слушаюсь", получая короткий приказ. И уж совсем редко у
нас случались обычные разговоры обо всем. Но случались. Кузьмич понимал,
что мне порой необходимо хлебнуть порцию кислорода. Но сейчас... Как
говорить мне с ним сейчас?
Я в двух словах докладываю Кузьмичу ситуацию, прошу отозвать меня
подходящей телеграммой из санатория и разрешить лететь в город, где
проживает этот Павел.
- Какой город-то? - сдержанно осведомляется Кузьмич.
- К завтрашнему дню уточним. Сообщу отдельно. Вылет туда разрешите?
- А кому еще прикажешь лететь? Сам вот и лети.
- Как там Откаленко? - через силу спрашиваю я. - Перед моим отъездом он
уже шевелил пальцами.
Кузьмич хмыкает в трубку.
- Ему сейчас мозгами надо шевелить, а не пальцами. Пальцы, слава богу, в
порядке. А вот...
- Так он вернется к нам?! - бестактно перебиваю я. - Как вы думаете?
Возьмете его?
- С нашей стороны возражений нет. Как пожелает.
- Что за вопрос! Конечно, пожелает!
- Тогда все. Что У тебя еще?
- Мои вам звонили? - поколебавшись, все же спрашиваю я.
- А как же! И еще начальник мне тот звонил, из министерства, как его?..
- Меншутин?
- Во-во. Он самый. - Кузьмич неожиданно усмехается. - Жаловался на тебя.
Помощь общественности не принимаешь. Не опираешься. И, оказывается, вообще
не умеешь работать. Заменить тебя требовал.
- А он вам не объяснил, как надо работать? - весело спрашиваю я.
- Объяснил, как же иначе, - довольно рокочет Кузьмич. - И отчета о
проделанной работе тоже потребовал. Словом, вот так. А телеграмма придет
тебе завтра утром. Передай дежурному, чтобы сразу сообщил мне, куда ты
вылетишь. Ну, будь здоров.
Я вешаю трубку.
И некоторое время нахожусь в каком-то размягченном, счастливом состоянии.
Неужели мы с Кузьмичом помирились?
Этот день тянется невозможно долго. Так бывает всегда, когда считаешь часы
и минуты, когда тебя гложет нетерпение.
А под вечер в санатории появляется Дагир. Открыто появляется и разыскивает
меня. Он тоже позволил себе расшифровку. Мы уходим в дальний конец сада.
Здесь сейчас совсем пусто. К вечеру здорово похолодало. По-моему, вот-вот
пойдет снег. Здесь это, говорят, тоже случается.
Мы с Дагиром заходим в беседку.
- Ну, так вот, - говорит он. - С утра сижу у вас тут в канцелярии и в
архиве. Спина заболела. Курить тоже нельзя.
- Ты вообще-то обедал? - не выдерживаю я.
- Обязательно, - кивает Дагир. - И даже успел еще кое-какие справки
навести через Москву.
- Ого! Значит, нашел?
- Обязательно. Имя - Павел. Это верно. А фамилия - Постников. Место
жительства - Горький.
- Ну да?
- Конечно. Сам выбирал. Родители у него там. Мать.
- Что значит - сам выбирал?
- О! - Дагир многозначительно поднимает палец. - Вот об этом я и звонил в
Москву. Парень-то судимый. По части второй статьи двести шесть.
- Да-а... Злостное хулиганство?
- Обязательно. И еще побег.
- Вот это подарочек, - задумчиво говорю я. - А Вера бедная ничего,
конечно, не знала. Ну что ж. Завтра лечу в Горький.
В ГОСТЯХ У ТЕНИ
В Горьком все белым-бело от снега и царит собачий холод. Семнадцать
градусов ниже нуля. Если учесть, что всего три или четыре часа назад в
Тепловодске температура была плюс пять, то перепад получается
существенный. А тут еще метель, которая закрутила, не успел наш самолет
приземлиться. И нам еще повезло, мы, оказывается, попали в "окно" между
двумя метелями. Только поэтому Горький нас и принял, а все самолеты до нас
и, видимо, еще долго после нас будут отсылаться бог знает в какие города.
Семенова Мария
Дальский Алекс
Орлов Алекс
Прозоров Александр
Прозоров Александр
Суворов Виктор