Чтение 4–й страницы книги ~Против лома нет приема~

Желтая "шестерка", перевернутая взрывом, лежала вверх колесами и полыхала
дымным пламенем. Никого живого вокруг нее не просматривалось. Лежали
какие-то бесформенные ошметки, плавала в воздухе черная копоть. Наконец
Фима разглядел далеко в стороне от горящей машины нечто обгорелое и
дымящееся, совсем непохожее на человека, но на этом "нечто" через мощную
оптику телескопа хорошо просматривались обрывки коричневой
ткани-плащевки... Разглядел Фима и то, что осталось от бомжа. Красно-черные
клочья мяса и лохмотья от джинсов повисли на той самой рельсе, торчащей из
бугра.

- Обоих на куски... - брезгливо морщась от неаппетитного зрелища,
пробормотал Фима. - Ну что, валим отсюда? А то менты скоро приедут...

- На фига? - спокойно возразил Гришан. - Мы что кого-нибудь взрывали? Я
лично этого не помню. Может, ты, братан, о чем-то таком слышал? Так скажи,
облегчи душу...

Фима нервно заржал, уважая тонкий юмор старшего товарища.

Гришан посмотрел в окуляр телескопа, рассмотрел результаты работы и сказал
более серьезным тоном:

- Менты, конечно, приедут, ФСБ тоже приползет, ну и что? Посмотрят место
происшествия, разберутся, где чьи кишки валяются. Потом пройдут по дворам,
опросят, кто чего видел. Могут и к нам зайти побеседовать. А у нас что? У
нас ничего. Разберешь свой телескоп, положишь туда, где лежал. Сам по себе
он ни хрена не улика. Бомжа никто видеть не мог. Да если и видел, то
внимания не обратил. Бабки-соседки могли заметить, как он от нашего забора
шел. Ну и что? Может, он там всю ночь проспал, под этим забором? Но
разговор наш они не слыхали - сто процентов. Что слева, что справа - обе
глухие, как тетери. Меня они знают как твоего старого друга. Приехал помочь
огород копать - какие проблемы?!

- А с пятиэтажек наш двор, наверно, видеть могли... - опасливо заметил
Фима.

- Во-первых, корешок, пятиэтажки торцами к улице стоят, - напомнил Гришан
уверенным тоном. - А торцы у них глухие, без окон. Опять же они без
балконов, с боковых окон тех двух домов, что напротив нас, вообще ни черта
не увидишь. С тех, что подальше от нас, в самом крайнем случае можно только
машину увидеть.

- Ну, а ежели с той стороны оврага?

- Оттуда вообще ничего не видно, деревья мешают. Короче, разбирай телескоп
и укладывай на место. А я пойду лопаты доставать, начнем огород вскапывать.

- Не удивятся менты, что мы в такую холодрыгу за огород взялись?

- Чудак, это ж самое оно! Вскопаем в холод, а сажать-то попозже будем,
когда заморозки кончатся. Очень полезно, говорят. Сорняки померзнут... "Май
холодный - год плодородный!" Слыхал такую пословицу?

- Слыхал... - вздохнул Фима. - Только не очень в нее верится.

МОЛОДОЙ ПАПАША

"Та-та-та-а! Та-та-та-а! Та-та-та-а!" - пропел электронный рожок с
командной вышки дивизионного стрельбища, дав сигнал к открытию огня. Этот
звуковой сигнал еще с царских времен расшифровывался как: "По-па-ди-и!
По-па-ди-и! По-па-ди-и!", то есть как бы призывал солдат не тратить патроны
попусту.

Юрка Таран лежал на третьем направлении - в самой серединке, - приложив око
к резиновому наглазнику оптического прицела "СВД". Хорошая машина, мощная,
из нее за полтора километра можно уложить, если попадешь, конечно. Лихой
советский гибрид из лучшего российского стрелкового оружия последнего
столетия. Патрон 1908 года - от мосинской винтовки-трехлинейки, с которой
отвоевали все войны и конфликты, начиная с Китайского похода 1900 года,
автоматика перезаряжания - по типу "Калашникова", который в разных
модификациях тарахтел по всему миру всю вторую половину беспокойного XX
века.

Первыми поднялись две ростовые на пятистах метрах. Бах! - Юрка достал одну
первым же выстрелом, переместил ствол вправо и повалил вторую. Ну, в такие
"коровы" грех не попасть. Интересно, что следующим покажут? Поясные на
триста или головную на двести метров? Головную еще увидеть надо. Она не
больше тарелки по размеру. Зимой, на фоне снега, ее намного лучше видно,
особенно в солнечные дни, хоть и была эта фанерная башка покрашена в белый
цвет. А сейчас, когда травка зеленеет, но солнышка нет и погода серая,
разглядеть туго. Хотя Таран стрелял тут не первый раз и знал примерно, где
эта головная должна выставиться, все же переживал слегка. Он ведь сегодня в
первый раз стрелял из "СВД" вместе с "бойцами", а не с "курсантами". Тут
требования повыше, тем более что его в "бойцы" перевели еще не
окончательно, а с испытательным сроком на один месяц. Капитан Ляпунов,
когда Таран ему представлялся, прямо сказал: "В течении месяца все стрельбы
должен отстрелять на "отлично" по нашим нормативам. Если будет хоть одна
четверка - иди доучивайся, отчислим без пощады!" А чтоб заслужить "отлично"
у "бойцов", надо валить все, что покажут, в том числе и головную. А именно
в эту головную, будучи "курсантом". Таран попадал не каждый раз.

Показали поясные. Это означало, что голова появится под самый финиш. По
сторонам от Тарана грохали одиночные выстрелы, на соседних направлениях
начали палить по своим мишеням. Там лежали настоящие "бойцы",
профессионалы. Краем левого глаза, прежде чем снова зажмурить его, Юрка
увидел, что на четвертом и пятом направлениях они уже повалили по одной
мишени. А поясные стоят всего десять секунд. Так что надо скорее с ними
разделываться. Правда, потом они еще раз подымутся, но уже на пять секунд,
и завалить за это время обе почти невозможно.

Бах! - одна легла. Бах! - а вот во вторую Юрка не попал, и она спокойно
опустилась сама по себе.

По идее несбитая поясная на трехстах метрах должна была подняться снова. Но
вместо нее на Юркином направлении, как и у всех других, поднялась "голова"!
Таран едва успел навести на нее прицел и вдарил. "Башка" ушла вниз. Потом
поднялась поясная. Юрка долбанул и ее.

Рожок пропел "отбой", и Таран услышал из мегафона с вышки:

- Все пять направлений - "отлично"! Разряжай! Магазины отсоединить!
Контрольный спуск! Оружие на предохранитель! Встать! На исходную, шагом
марш!

За линией белых флажков Юрка передал "СВД" среднему бойцу в пятерке, а
магазин с четырьмя патронами сдал сержанту Быкову, своему нынешнему
командиру отделения (точнее, "боевой группы", как именовали здесь такие
подразделения). Те, что уходили стрелять, несли с собой полные, с десятью
патронами каждый, магазины, а магазины отстрелявшейся пятерки стали
доснаряжать. Как уже понял Таран по прошлым стрельбам, у "бойцов" эта
процедура носила как бы характер неофициального подведения итогов.

В прошлый раз, когда они стреляли из "АКС-74" и Юрка сдал пять патронов из
пятнадцати, повалив все мишени и заслужив "отлично", Быков сказал
снисходительно:"Для мотострелка - очень неплохо!" Сие означало - по крайней
мере, Таран это так понял, - что для "бойца" Юрка стрелял так себе. То есть
завалить все мишени и отстрелять на "отлично" каждый "боец" был
просто-напросто обязан, о четверке тут и речи не было. Здесь она
рассматривалась как двойка у "курсантов". Здесь качества стрелка
оценивались по числу сданных патронов. В случае с автоматом Быков пожурил
одного из старых "бойцов", который сдал только семь патронов из пятнадцати,
дескать, "мартышка к старости слаба глазами стала". А тот очень смущенно
пробормотал, что-де палец задержал пару раз и вместо двух патронов в
очередь ушло по три-четыре. Тому, который, свалив три мишени, сдал
двенадцать штук, Быков отпустил сдержанную похвалу: "Это по-нашему, один
патрон - один басмач".

Сейчас все "бойцы" из группы, с которой стрелял Таран, сдали по пять
патронов, а он - только четыре.

- Ну что, - сказал Быков, - вполне прилично. Не боги горшки обжигают.

Голос у него звучал по-прежнему снисходительно, но не без ободряющего
оптимизма. Дескать, когда-нибудь научишьcя работать как положено, задатки
есть.

Когда отстрелялась следующая пятерка - она была последней во взводе, где
числился теперь Таран, - появился лейтенант Дударев (некоторые "бойцы" его
за глаза именовали Дудаевым) и построил свое войско для раздачи замечаний и
поощрений.