Глаша.
хозяйка.
Николаевну, земляк наш, родом из новгородских краев.
Кириллович! Вы готовы?
или пальто доктору.
Николай Николаевич и в нетерпении встал перед запертой дверь, дожидаясь
Клима Кирилловича.
было написано: Муромцеву Н. Н.
побледнел, покачнулся и упал бы, не подхвати его Клим Кириллович. Мура
подняла выпавший из рук отца листок и прочла вслух: "Если хочешь получить
дочь живой, готовь 10 тысяч рублей".
Глава 11
сутки сидела взаперти в незнакомой ей, просторной комнате. Полной
уверенности, что ей удастся отсюда благополучно выбраться, у нее не было.
Никто из близких и родных не знал и даже не мог догадываться, где она.
которые, возможно, лгали ей на протяжении всей ее жизни. Вечером, в день ее
рождения, ласковый женский голос сообщил ей по телефону, что она - неродная
дочь профессора Муромцева, что ее настоящий отец умирает и хотел бы видеть
свою единственную дочь у своего смертного одра.
вечера и ночь она провела, как в тумане: не обращала внимания на суету
вокруг того, кого она привыкла считать отцом, не могла заснуть почти всю
ночь, ощущая на себе сочувственные взгляды той, которую еще недавно звала
младшей сестрой. Это была вторая бессонная ночь в ее жизни, но если первую
она провела в сладких мечтах, то эту - в тягостных сомнениях.
жизнь. Как много явного она не замечала прежде!
почему, почему ее православные родители, русские потомственные дворяне, дали
своей старшей дочери имя, не значившееся в святцах? И по праву ли она носит
на своей груди православный крест? В какой церкви ее крестили: в
протестантской, католической, православной? Что за тайну хранят столько лет
Муромцевы, возможно, воспитывавшие чужого ребенка?
сходство могло появиться потому, что так называемая мать лепила беззащитную
и ничего не знающую девочку по своему образу и подобию, и маленькая девочка
переняла мягкость и плавность движений, спокойную и уверенную грацию
движений у той, кому бесконечно доверяла. А может быть, она. Брунгильда,
действительно дочь Елизаветы Викентьевны, но незаконнорожденная? А Николай
Николаевич, благородный человек, удочерил внебрачного ребенка своей
возлюбленной? Порывистая темноволосая Мура - вот настоящая дочь Николая
Николаевича! У них и мимика одинаковая: когда сердятся, подергивают одной
бровью, хотя поводить бровями, тем более одной бровью, совершенно
неприлично.
и совершенства жестов, движений! А у нее эта пластика - врожденная. И только
у нее, у Брунгильды, единственной из всех Муромцевых, есть и признанный
всеми музыкальный дар, абсолютный слух, артистизм!
Как она могла оказаться в чужой семье, в результате каких несчастий и
бедствий, постигших ее истинных родителей? И где находился ее настоящий отец
в течение двадцати лет? Почему он не предпринимал попыток вернуть дочь?
Тысячи вопросов кружились в воспаленной голове Брунгильды, но вместо ответов
являлись ей лишь сюжеты незамысловатых романов о подкидышах.
хотелось прояснить все до конца, иначе она никогда не сможет открыто
посмотреть в чуть раскосые, карие глаза, если ей еще доведется встретиться с
Глебом Тугариным...
размышлениями, твердо решила отправиться на назначенное свидание и раскрыть
тайну своего рождения. Никого в известность о своих планах она не поставила.
Пророни она хоть слово, ей, несомненно, не дали бы возможности выйти из
дома, стали бы препятствовать и снова - лгать, лгать и лгать. Другой родни
Муромцевых в городе нет, обратиться за разъяснениями не к кому. А она имеет
право узнать, кто ее настоящий отец! Быть может, он хочет попросить прощения
у несчастной дочери, увидеть перед неминуемой смертью ее прекрасное лицо!
Викентьевне и Муре, что едет к профессору Гляссеру и скоро вернется. Но сама
отправилась в Литейную часть, на встречу с женщиной, вчера обещавшей
привести ее к несчастному отцу.
раньше: поставить свечу Казанской Божьей матери, которую всегда почитала. А
потом, уже выйдя из храма, прошла несколько раз вдоль ограды, пересчитала
бронзовые стволы трофейных турецких пушек (сто два), пересчитала гранитные
постаменты, на каждом из которых было установлено по три ствола, - тридцать
четыре. Нехитрая математика помогала ей успокоиться. Она остановилась у
калитки, выходящей на Манежный переулок, где к ней и подошла молодая женщина
скромного вида - почти богомольного: в черном шерстяном платье, в приличном
длинном еже, голову ее покрывала черная кружевная косынка. Она представилась
как Варвара Никитична Плошкина, экономка в доме ее настоящего отца.
ей пришлось раскрыть Брунгильде печальную тайну ее рождения. Женщина
сознавала, что неожиданное известие явилась тяжелым ударом для барышни, но
дело не терпит отлагательства в силу чрезвычайных обстоятельств: князь
Бельский при смерти.
глаза на бесцветные бледные губы посланницы, на ее бледное лицо, и в голове
девушки кружились суматошные мысли: кажется, Бельские - род древний, из
Рюриковичей или Гедиминовичей, о чем, наверное, знает Мура! Значит, она
урожденная княжна Бельская! Брунгильда Бельская, знаменитая пианистка,
звучит, пожалуй, красиво. А вдруг ее отец сказочно богат и хочет перед
смертью признать ее права на наследство? Как отнесется Глеб Гугарин к
превращению профессорской дочери в богатую княжну?
умирающего князя Бельского.
грудами песка и щебня и в конце концов свернули с аккуратному трехэтажному
особнячку, стоящему чуть в глубине квартала. Женщина подвела Брунгильду к
незапертой парадной, они торопливо поднялась по широкой лестнице с потертыми
деревянными перилами на второй этаж, где женщина открыла своим ключом
массивную дубовую дверь. В полутемной передней, освещенной керосиновой
лампой, женщина предложила Брунгильде снять верхнюю одежду. Явственно
ощущался смешанный запах лекарств и печного дыма.
Брунгильда следом за провожатой прошла в просторную гостиную.
резными подлокотниками. Сердце ее бешено колотилось, губы пересохли.
Она легонько сжала плечо Брунгильды и, оставив девушку, направилась к
высокой белой двери, находящейся в левом углу. Открыв ее, она еще раз
оглянулась на Брунгильду и исчезла, плотно притворив створку.
взволнованность, она не могла не отметить некоторую запущенность гостиной,
ее почти нежилой вид. Пахло в гостиной затхлостью. Брунгильда провела
пальчиком по резному подлокотнику - видимо, пыль давно никто не стирал,
тусклый паркет был также подернут серой пеленой.
женщина в черном пригласила ее войти в апартаменты, где умирающий отец
ожидал свою дочь.
темно-зеленые шторы не пропускали дневного света, отчего стены в комнате
казались почти черными У изголовья просторного ложа, размещенного в тесном
алькове за плотной темно-зеленой же, почти черной занавесью, горели высокие
свечи, пристроенные на столик с круглой столешницей. На постели, под
шелковым покрывалом, того же цвета, что и занавеси, лежал неизвестный
Брунгильде старик - его седые пышные волосы, выпроставшись из-под ночного
колпака, разметались по белоснежной подушке. На грудь его спускалась седая
борода. Поверх покрывала покоились крупные, видимо, не утратившие былой
силы, руки с кривоватыми пальцами, на безымянном слабо поблескивал
оправленный в золото крупный алмаз. Старик сохранял неподвижность, глаза его
были закрыты, из груди вырывалось порывистое хриплое дыхание.