господина. Приглядевшись пристальнее, Брунгильда с восторгом узнала Клима
Кирилловича Коровкина!
крикнуть милому доктору о том, что она здесь, что не может выйти из своего
пыльного узилища! Но окно не поддавалось, и девушка безуспешно дергала
оконные шпингалеты и ручку.
маленьким кулачком по стеклу, но ни глухие удары изящной девичьей ручки, ни
ее отчаянные крики не долетали до сторожа и его собеседника через двойную
раму, между которой лежали плотные слои цветной ваты, такой грязной, что,
судя по всему, осталась она еще с прошедшей зимы.
слезы отчаяния и бессилия. Освобождение так возможно, так близко - но судьба
не внемлет ее мольбам...
и судорожно схватила его. Может быть, доктор Коровкин поймет световой сигнал
и обратит свой взор на окно - и в окне увидит ее? И спасет?
направить его на далекий объект. Сделать это ей удалось не сразу: рука ее
дрожала, она поставила локти на подоконник и ладонью левой руки схватилась
за правое запястье. Неужели он не поймет? Неужели он не увидит? Где его
интуиция?
минуту-другую, а затем отвернулся, полез в карман, протянул что-то сторожу,
постоял еще недолго и зашагал прочь - прочь от аптеки, прочь от нее...
Кирилловича. "Хорошо, что я не вышла за него замуж! - сердито подумала она.
- А теперь уж точно не выйду. Ни за что";
Нет, ее имя что-нибудь да значит - недаром папочка с мамочкой назвали ее
Брунгильдой, что в переводе с немецкого значит сильная, мужественная
женщина. Она не сдастся, она непременно выберется отсюда! И увидит Глеба
Тугарина!
аптеку напротив. Потом подняла руку и на пыльном стекле нарисовала
скрипичный ключ. А над ним инициалы - Г. Т.
завернулась в плед и предалась размышлениям. Появление доктора Коровкина у
аптеки не могло быть случайностью. Сторож все-таки позвонил. И папочка,
вероятно, догадался, о какой ученице идет речь, и смог узнать, откуда ему
телефонировали. Полиции домашние, скорее всего, не сообщили о ее
исчезновении, иначе здесь давно были бы представители закона, опрашивали
всех, осматривали окрестные здания. Брунгильда догадывалась, почему ее
родные не обратились к властям, она была рада их выдержке. На мгновение она
представила себе, что всю историю, случившуюся с ней, придется рассказывать
не только родителям, но и посторонним, полиции, подписывать протоколы. Ужас!
А если пронюхают газетчики? Какой скандал! Какой позор! Конец музыкальной
карьере!
Только бы появился сторож! Она постарается его уговорить!
лекции о Древнем Египте на своих курсах? Вряд ли. Не такой у ее сестры
характер, чтобы сидеть, сложа руки, когда . ее близкие в беде. Но может
быть, родители запретили выходить ей из дома, боясь, что и с ней что-нибудь
случится?
дочь профессора Муромцева, - уж она-то не попадет в такую глупейшую историю.
Впрочем, угревшаяся под пледом узница тут же выискала себе оправдание - если
бы не ослепившая ее любовь, если бы не роковая встреча с Глебом Тугариным, и
она была бы осмотрительней. Ее всегда уверяли, что она - девушка разумная,
рассудительная. Говорили даже, что чуть-чуть холодноватая, надменная,
высокомерная... Может быть... Но тогда она еще не любила Глеба Тугарина!
пианистки, которая вот уже три дня не имела возможности подойти к своему
инструменту - вместо подготовки к предстоящему концерту она обреталась в
какой-то пыльной гостиной, открытая дверь из которой вела в смежную комнату,
где еще недавно лежал умирающий князь Бельский! Когда его сообщники придут к
ней? Удастся ли их изобличить?.. Брунгильда решила, что пока она продолжит
покорно исполнять все требования злоумышленников. До удобного момента...
которой лежала вчерашняя провизия. Рядом с бутылкой сельтерской стоял
стакан. Старшая дочь профессора Муромцева достала носовой платок, аккуратно
накинула его на стакан и перенесла к дивану. Рассказ доктора Коровкина на ее
дне рождения о дактилоскопии не пропал даром. Отложив стакан на одну из
подушек, она освободила ридикюльчик от необходимых каждой девушке мелочей и
осторожно опустила завернутый в платок стакан в ридикюль, отчего тот сразу
стал пузатым. А вдруг на стакане есть отпечатки пальцев, которые пригодятся
полиции, если потребуется ее вмешательство? Конечно, желательно избежать
публичной огласки, но кто знает? Возможно, придется делать выбор между
спасением жизни и спасением репутации.
порядок и себя - снова с помощью сельтерской воды и, на этот раз, салфетки.
Причесалась, попудрилась... и почувствовала себя увереннее. Кое-как засунула
в ридикюльчик деньги и разбросанные мелочи...
пледом, ожидать в холодной комнате решения своей печальной участи. Мысли
пленницы вскоре устремились к тому, кто лишил ее покоя. К тому, кто при
первой же встрече пробудил в ней чувство, неизвестное доселе...
ее девичьи мечтания, в комнате все еще было довольно светло. Видно, она
задремала, но ненадолго. Который сейчас был час, оставалось только
догадываться, - пыльные часы в гостиной давно никем не заводились, и тусклый
желтый маятник их стоял неподвижно в нижней точке предназначенной для него
амплитуды.
царила тишина. Казалось, во время ее краткого дневного сна ничего не
изменилось, но стоило узнице встать, как эта иллюзия рассеялась. Бросив
взгляд на фарфоровую ночную вазу у двери, способную послужить подтверждением
того, что сторож появлялся, Брунгильда Николаевна, к своему удивлению,
увидела, что ваза-то на месте, но створка двери, ведущей в коридор,
распахнута настежь.
была заперта. Пленница крадучись, медленно, стараясь не производить шума,
выбралась из-под пледа и надела сброшенные раньше ботинки. Потом пошарила по
дивану и, обнаружив пузатый ридикюльчик, зажала его в руке и направилась к
выходу из своей тюрьмы. Выглянув за дверь, она прислушалась. Тихо. Сделав
еще один шажок и оглядевшись по сторонам, девушка почувствовала, что сердце
ее бешено забилось. В коридоре не было ни единой живой души! Слабо мерцала
керосиновая лампа.
ней? Не подвергнется ли она нападению? Брунгильда крепче сжала шнуровку
ридикюльчика, готовая при малейшей опасности обрушить его на голову злодея.
Осторожно ступая, девушка направилась по коридору к входным дверям. От
каждого звука скрипнувшей половицы она умирала от страха, но никто на нее не
бросался, и она благополучно добралась до входных дверей.
себя - дверь легко подалась ей навстречу. Оставалось сделать еще шаг и
отворить входную дверь.
толкнула вторую дверь - и... К ее изумлению, та открылась, и перед взором
измученной барышни предстала широкая лестница с потертыми деревянными
перилами.
Брунгильда Николаевна продолжала прислушиваться. А вдруг сейчас раздадутся
шаги ее мучителей? Куда бежать? Опять в проклятую пыльную гостиную или
вверх, на третий этаж? Но ничто не нарушало лестничной тишины, пахнущей
прохладной каменной плесенью. И Брунгильда решилась. Она, преодолевая страх,
вернулась в прихожую, схватила с вешалки свою пелеринку, шляпку, искоса
глянула на себя в мутное зеркало - в слабом свете керосиновой лампы
выглядела она довольно прилично.
ридикюльчик, она ощущала, как дрожат ее колени, как замирает сердце. Еще
одна ступень, еще, еще, последняя... Несколько шагов по площадке, мощенной
метлахской плиткой, и вот главное препятствие - тяжелая дубовая дверь,
ведущая на воздух, в жизнь, к освобождению. Неужели она заперта?
позволило девушке упасть в обморок, когда она оказалась за пределами здания,
в котором провела трое суток. Она огляделась по сторонам - за спиной ее была
проклятая пыльная тюрьма, перед ней, между фасадом здания и тротуаром,
небольшой пустырь, засаженный кустарником и поросший пожухлой уже травой,
которую кое-где пересекали протоптанные тропинки.
лайковые перчатки, поспешно снятые перед свиданием с умирающим отцом, и
натянула их на руки. Что делать? Срочно искать извозчика и мчаться домой!
Или нет, лучше найти телефон и сначала позвонить: еще раз, самой, сказать
милой мамочке и папочке, что она жива, что все в порядке... Телефон есть в
аптеке напротив, но она закрыта, да у Брунгильды имелись основания не
доверять хозяйке.