Чтение 7–й страницы книги ~Нирвана~

- ...

- Пожалуйста, конкретно.

Засохин развел руками с искренним огорчением.

- Боюсь, я не смогу вам ответить.

- Вам не кажется, что сейчас не стоит напускать туману?

- Дело не в том, что я не стану говорить. Просто вы меня не услышите.
На уровне подсознания нужен иной слух, иной язык...

- То есть, вы считаете, что у меня с этим непорядок? Странно, но
раньше я этого не замечал.

- Ни один врач не может быть абсолютно уверен, что его диагноз -
истинный. Если это действительно врач. - Засохин все так же прямо смотрел
в глаза майору. Строкач невольно отвел взгляд. Ему начало казаться, что
нечто подобное он уже слышал сегодня.

- Кого вы имеете в виду, Иван Петрович? Меня? Но я вовсе не врач.

- Я готов ответить на любой вопрос. Главное - услышать.

- Что ж, рад. - Строкач говорил вполне искренне.

А Засохин и не стремился что-либо скрыть или уклониться. Об этом
можно было судить и по его странноватым ответам на вопросы следователя.

- Иван Петрович, речь идет об убийстве. Нравятся или не нравятся вам
мои вопросы, но ответы на них вы должны дать.

- Я никогда не лгу. И не лгал, потому что за свои поступки несу
ответственность перед высокой инстанцией. Верьте и вы мне. Недоверие -
ваша профессиональная болезнь, вы пропускаете через себя огромные массы
лжи, и у вас повреждена духовная основа. Подобно тому, как сапожник,
протягивая через передние зубы дратву, с годами теряет их. Я всегда
стараюсь думать о светлом, потому что, думая о черном, люди влекут к себе
силы зла. Страх и зло неразделимы, потому что сознание, напитанное
страхом, создает образы, которые получают воплощение, начинают жить.
Образ, как и слово, - материален, и с его помощью можно исцелять и
умерщвлять, возвышать и втаптывать в грязь...

Строкачу было любопытно, но в то же время необходимо было направить
разговор к вещам конкретным. Засохин же, похоже, был убежден, что говорит
нечто предельно точное и определенное, то есть то, что требуется майору.

- Даже слепой видит жизнь. По-настоящему слеп лишь тот, кто
отказывается видеть.

- То есть как это? - спросил Строкач.

- Если видят те, кто рядом с тобой, - видишь и ты. Если чувствуют -
чувствуешь и ты.

- Вам не пришлось сегодня посетить городскую квартиру? Я имею в виду
ваше материальное тело.

- Я вас понимаю. Нет, отсюда я не выезжал. Если нужны подтверждения -
поговорите с ребятами. Со вчерашнего вечера никто из нас никуда не
отлучался...

- Как поездка, Павел Михайлович? - Родюков позевывал, глаза у него
слипались.

- Так себе. Побеседовали. В поселке Засохина и его команду знают,
относятся с уважением, но, как бы это поточнее, - побаиваются. Даже бабки,
которых хлебом не корми - дай язык почесать, на вопросы отвечают только
"да" и "нет".

- А, может, все проще, Павел Михайлович? Алиби это стопроцентное...
По-иному посмотреть - шайка, черт-те чем занимающаяся, подтверждает, что
их главарь никуда не отлучался...

- Погоди, Игорь. Так далеко забираться мы можем только в
предположениях. Во всяком случае, не установлено, что в убийстве замешан
кто-то еще кроме Усольцева. Всего лишь версия, и довольно шаткая,
основывающаяся на анализе поведения Усольцева. Нет ни мотивов действий, ни
факта чьего-либо присутствия. Откуда он взялся, куда делся, что, наконец,
конкретно сделал? Убил ли, и если убил, то кого именно? Кстати, что там по
этим восьми страничкам?

- Семи, Павел Михайлович.

- Восьми, - Строкач посмотрел на лейтенанта, слегка прищурившись,
потер подбородок. - Восьмая страница существует, и о ней забывать не
следует. Так что там?

- Все - и ничего.

Строкачу были предъявлены три супружеские измены, два разоблачения
вероломных деловых партнеров, одна операция по охране и еще расследование
по подозрению в слежке, оказавшейся плодом расстроенного воображения
задерганного бизнесмена.

- Довольно-таки подозрительный тип. Хотя и имеет легальное прикрытие.
Копнуть бы там поглубже, - заметил лейтенант.

- И это кое-что. В сфере деятельности Усольцева появился сомнительный
фигурант, и это необходимо отработать до конца. Как ты разобрался в
записях? Насколько я помню, ни адресов, ни фамилий там нет. Шифр?

- Тайнопись, но простенькая, на дилетантов, - Родюков слегка
напыжился, гордясь проявленной сметкой. Строкач улыбнулся. - Молоком
писал. Нагрели - проявилось: телефоны и адреса, на пяти страницах -
фамилии фигурантов, на трех - имена. Конечно, побегать пришлось, да и не
очень-то всем им хотелось делиться сведениями.

Строкач уже не слушал. Он листал страницы тетради, лишь на мгновение
задерживаясь на каждой, впитывая расплывающиеся записи. На деле же его
интересовало одно - восьмая, и только привычка к порядку удерживала его от
того, чтобы начать именно с нее.

Вот и она. Знакомая единица с четырьмя нулями, а справа - коричневая
пометка: "Валерия". И - уже известный адрес.

Этот небольшой уютный магазинчик в центре города Строкач хорошо знал.
Полгода назад заштатный гастроном перешел на какую-то новую форму работы,
не то арендную, не то подрядную, - в детали майор не вдавался, - и с
товарами стало полегче. Цены, конечно, стремительно взлетели, и оттого
посетители больше толпились возле изобильных прилавков, чем покупали.
Сливочное масло, однако понемногу брали - куда деваться. Румяная
продавщица работала споро, с ловкостью фокусника, и довольно неохотно
откликнулась на просьбу майора отвлечься на минуту.

- Дмитрий Дмитриевич? Как же, вчера брал масло. Ну, кто его у нас не
знает! Знаменитость. Он у меня свекровь лечил от нервов, да я и сама к
нему хожу. - Она залилась свекольным румянцем. - Худею... Он такой умный,
Дмитрий Дмитриевич, так говорит!.. "Золотые иглы из храма Лотоса"...

Продавщица мечтательно вздохнула, но довольно быстро вернулась к
будничной прозе.

- А вот в котором часу - не упомню. После открытия торговли уже около
часу, - значит, в начале десятого... И ведь я его всегда примечаю - он еще
сказал что-то такое... Подождите! - встрепенулась толстуха. - Точно, про
участкового нашего. От него, говорит, иду. Подрайон-то рядом... Участковый
у нас умница - участок знает как свои пять пальцев, память - компьютер! Он
сам совершенно точно скажет, когда Дмитрий Дмитриевич был...

Вывеска подрайона виднелась буквально в двадцати метрах от магазина,
и участковый оказался на месте. Солидный, начинающий полнеть капитан
Самохвалов стремительно поднялся навстречу коллеге из угрозыска.

- Павел Михайлович, рад видеть! Как у вас? Что-нибудь выяснилось с
этим детективом?

- Работаем. С этим и к вам. Кто еще так знает район!

- Верно, верно, - довольно пророкотал капитан. - Усольцева я, правда,
знал неважно, но в его "агентстве" как-то побывал. Любопытно стало, каково
это нынче - частным порядком с преступностью бороться.

Как бы подчеркивая контраст, капитан широким жестом обвел просторную
комнату - одну из трех в подрайоне, - давая возможность оценить два
телефонных аппарата, большой сейф в углу, дюжину вымпелов и грамот на
стене, и бархатное знамя на мощном древке за шкафом.

- А с Хотынцевым-Ландой, целителем, вы тоже знакомы?

Участковый как бы даже и возмутился:

- Дмитрий Дмитриевич? О чем речь! Гордость наша. Блестящий врач, а
какой человек!

- Но ведь тоже своего рода частник? - съязвил Строкач.

- Ну-у, скажете... Между прочим, он заходил вчера. Утром, где-то без
двадцати девять. Я тоже только что прибыл, мы у дверей столкнулись.
Побеседовать с Дмитрием Дмитриевичем - одно удовольствие, от него такая
энергия исходит, потом целый день легко дышится.

- И долго вы заряжались?

- Не понял, - удивленно вскинул седую голову Самохвалов.

- Сколько вы беседовали с Хотынцевым-Ландой?

- Это проще простого, - участковый ткнул кургузым пальцем в черный
раструб радиоточки. - Как раз "Маяк" девять пропикал, он и заспешил.
Занятой человек.

- Значит, в девять?

- В четверть десятого - мы с ним уже на ходу потолковали кое о чем. А
в чем, собственно, дело?

- Павел Михайлович, вы это серьезно насчет целителя? - в голосе
Родюкова слышалось такое наивное удивление, что Строкач расхохотался.

- Ну, Игорь, ты у нас прост. Я лично вполне допускаю, что все
действующие лица уже на том свете.

- Ну, Минская, во всяком случае, оборонялась...

- И потому выхватила из кармана халата "вальтер", которого у
законопослушного гражданина быть не может? Пистолет был наготове - на
ткани следы смазки, на оружии - ворсинки.

- Тогда, может, она выстрелила сначала...