похожи. А вреда никакого. Один туман. Трусишка ты, вот что.
он, - я чуть с ума не сошел, когда они стадо удвоили.
подслушать, тихо прибавил:
и мы с тобой. Эти чертовы "облака" заинтересовались его стадом,
спикировали на коров, а наш храбрый ковбой полез их отгонять. И тут
началось нечто совсем уже непонятное. Один из розовых огурцов подплыл к
нему, повис над головой и приказал отойти. Не словами, конечно, а как
гипнотизер на ярмарке, - отойти назад и сесть на лошадь. Митч
рассказывает, что не мог ни ослушаться, ни сбежать. Не сопротивляясь, он
отошел к лошади и вскочил в седло. Я думаю, что им на этот раз всадник
понадобился: пеших-то они набрали достаточно, целую коллекцию. Ну а дальше
все как по маслу: красный туман, полная неподвижность, ни рукой, ни ногой
не шевельнуть, а тебя будто насквозь просматривают. Словом, картина
знакомая. А когда туман рассеялся и парень в себя пришел, глазам не
поверил: стадо вдвое увеличилось, а в сторонке на лошади точно такой же
Митчелл сидел. И лошадь та же, и сам он как в зеркале.
было. С ним то же: помчался, куда ветер понес, лишь бы дальше от
наваждения. А потом остановился: стадо не свое, хозяйское, отвечать ему же
придется. Подумал и вернулся, а там все по-прежнему, как до появления
розовых "облаков": ни лишних коров, ни двойника на лошади. Ну и решил
парень: либо мираж, либо он с ума сошел. Стадо в загон, а сам в город, к
хозяину.
успокоить парня, как сам запсиховал: вижу, летят стайкой вдоль дороги,
этак бреющим полетом идут. Совсем диснеевские поросята, как сказал тогда
наш радист из Мак-Мердо, и на огурцы не похожи. Тут и Митчелл их увидел.
Слышу: замолк. Только дышит, как запыхавшийся.
нашем первом воздушном "бою". Но на этот раз они даже не снизились, а
просто пронеслись со скоростью звука, как розовые молнии в сиреневом небе.
меченый.
оставалось не больше мили, но я почему-то не узнал его: таким странным он
мне показался в сиреневой дымке, как мираж в этих сыпучих желтых песках.
До города по крайней мере десяток миль, а он уже виден.
зонтики. Может быть, тоже мираж?
Митчелл. - Ведь он в миле от города.
голос: "В мире все стало с ног на голову. Дон. Я уже начинаю верить в
Бога". Кажется, пора начать верить в Бога и мне. Я вижу удивительные и
необъяснимые чудеса. Джонсон, обычно встречавший все проезжавшие мимо
машины на каменной лесенке своего дома-гостиницы, бесследно исчез. Это уже
само по себе было чудом: ни разу за все годы работы на авиабазе я не
проезжал здесь, не узрев на ступеньках старого ангела с ключами от города.
Еще большим чудом было исчезновение его гостиницы. Мы не могли проехать
ее, а даже признаков строения у дороги не было видно.
дымке перестал быть миражем.
другой дороги въезжаем?
тот же плакат на столбах, с огромными буквами поперек улицы: "Самые сочные
бифштексы только в Сэнд-Сити", ту же колонку с алюминиевой
башенкой-счетчиком. Даже сам Фрич в белом халате, как всегда, стоял у
разбитого молнией дуба с лучезарной улыбкой-вопросом: обслужить вас, сэр?
Масло? Бензин?
14. ГОРОД ОБОРОТНЕЙ
бензоколонок.
расторопности он шагнул к нам, шагнул как-то неуверенно, словно человек,
вошедший в ярко освещенную комнату из ночной темноты. Еще более поразили
меня его глаза: неподвижные, будто мертвые, они смотрели не на нас, а
сквозь нас. Он остановился, не дойдя до машины.
вам угодно, сэр?
улыбкой, но до того искусственной, что мне на миг стало страшно, прибавил:
- Вас обслужить, сэр? Масло? Бензин?
провожая нас холодными, застывшими глазами покойника.
бродило в нем - нечеловеческое.
обслужить, сэр. Что вам угодно, сэр".
предчувствия чего-то недоброго. Слишком много непонятных случайностей,
хуже, чем тогда в Антарктике. Признаться, даже хотелось повернуть назад,
да в город другой дороги не было. Не на базу же возвращаться.
тормозить незачем.
коттеджиков, одинаково желтых, как вылупившиеся цыплята. Пешеходов не было
видно, здесь пешком не ходили, а ездили на "понтиаках" и "бьюиках", но
"понтиаки" и "бьюики" уже отвезли хозяев на работу, а хозяйки еще
потягивались в постелях или завтракали в своих электрифицированных кухнях.
Хозяин Митчелла завтракал в клубе, а клуб помещался в переулке, выходившем
на главную улицу, или Стейт-стрит, - улицу Штата, как она здесь
называлась. Мне было уже стыдно своих неосознанных страхов - синее небо,
никаких розовых "облаков" над головой, расплавленный солнцем асфальт,
горячий ветер, гнавший по мостовой обрывки газет, в которых, наверное,
говорилось о том, что розовые "облака" - это просто выдумка психов
нью-йоркцев, а Сэнд-Сити полностью застрахован от любого космического
нашествия, - все это возвращало к реальности тихого сонного города, каким
он и должен быть в это знойное утро.
иллюзия, Юри. В городе не было утра, и он совсем не дремал и не спал. Мы
сразу увидели это, свернув на Стейт-стрит.
мысли о сонном городе.
перекрестке. Но это была не утренняя толпа, и окружал нас не утренний
город. Светило солнце, но электрические фонари на улице продолжали гореть,
как будто вчерашний вечер еще не кончился. Неоновые огни сверкали на
витринах и вывесках. За стеклянными дверями кино гремели выстрелы:
неустрашимый Джеймс Бонд осуществлял свое право на убийство. Щелкали шары
на зеленых столах бильярдных, грохотал поездом джаз в окнах ресторана
"Селена", и стучали сбитые кегли в настежь открытых дверях кегельбанов. А
по тротуарам фланировали прохожие, именно фланировали, прогуливались, а не
спешили на работу, потому что работа давно закончилась, и город жил не
утренней, а вечерней, предночной жизнью. Будто вместе с электрическими
фонарями на улице люди решили обмануть время.
осторожно спросил у завитой продавщицы: