с неподдельным интересом разглядывал одного из тех, о которых ему
рассказывали Капитан и Библ, вернувшиеся из экспедиции в мире зеленого
солнца.
поклясться, что он удивлен. Еще бы: прозвище космонавта никак не
соответствовало его внешности, а такое несоответствие было трудно понять
не обладающему чувством юмора гедонийцу.
исключают имя.
ирония, шутка. А кто ты в Аоре, вольный или подражатель?
показалось.
очень понятно ответил:
вчерашнего школьника. Ничего особенного ни во внешности, ни в поведении.
Даже одежда не изменилась. Значит, информация накапливалась за счет других
качеств и, вероятно, никому не угрожающих. Да и в голосе ксора не было
страха. И никто не обращал внимания на их столик, никто не пытался
незаметно ускользнуть, как получасом ранее, когда в лепо резвились маги.
сущность. Тот сидел нагнув голову и полуприкрыв глаза, словно слушал
неслышное ни Капитану, ни его собеседникам. Потом встал, чем-то
озабоченный.
терять времени. - Он посмотрел на ксора: - Ты тоже пойдешь с нами, будешь
нужен. - И добавил торопливо: - Один, один, без корпорантов. Нас и так
слишком много.
люди, посидели, ушли. Что тут удивительного?
протянул руку Малышу:
снова вышли в городе, в каком-то "третьем порядке", который ничем не
отличался от тех "порядков", какие они видели на открытых плоскостях Аоры.
Та же ровная, чуть поблескивающая крыша-улица, та же замысловатая игра
красок на стенах домов-туннелей, те же голубые площади внизу. И только не
было тишины, привычной уже в Аоре, насыщенной шуршанием платьев женщин,
всегда более изобретательных в одежде, мягкой поступью никуда не спешащих
прохожих, еле слышным дыханием соседа рядом - тишины, чуть звенящей, как в
летний полдень над полем клевера.
да еще зрители на крышах, - гудела угрожающе и сердито мощным пчелиным
ульем. А присмотревшись, можно было увидеть, что толпа не однородна, а
разделена на две группы, медленно сближающиеся - стенка на стенку. И
мелькали в сжатых кулаках матовые рукоятки "хлыстов", гаечные ключи
"парализаторов" и дубинки-разрядники, черные и пружинящие, как и та, что
висела на поясе у Капитана. Все походили друг на друга, как близнецы,
отличаясь только одеждой. Женщины были чуть стройнее и тоньше и не столь
атлетичные, как мужчины. Но и они не выделялись в толпе - так же
вооруженные, одинаково яростные. Только гортанные выкрики выдавали эту
ярость, и было непонятно, кто кричал, женщины или мужчины.
черный "огурец" с воронкой на конце, послал вслед торопливый приказ: - Не
упускать нас из виду.
нуль-переход за какую-то долю секунды. За ним последовали и его спутники,
в том числе и земляне, уже привыкшие к этому сказочному передвижению. Их
было пятеро против пятидесяти, а те даже не заметили их появления.
природой.
перекройки. Насилие над природой - нарушение циклического равновесия,
когда объект уже нельзя перекроить из-за нарушенной фактуры.
срежут - фактура нарушена. А это бывает? - спросил он у Стойкого.
фактуры - максимум информации. - Он повернул рычажок на черной поверхности
"огурца", и лепестки-воронки засветились голубоватым светом. - Отстегни
дубинку и не лезь в драку сам. Наблюдай за мной. Когда надо, скажу.
бессмысленной. Кто-то должен был начать: половчее ударить "хлыстом" или
парализовать выбранную наугад жертву и запустить механизм всеобщей драки,
хорошо налаженной, бесперебойной. Драться здесь, видимо, умели и любили.
толпе, и пошла пляска голубых молний, словно длинных и гибких фехтовальных
клинков. А потом к ним присоединились парализаторы. Драчуны начали
валиться, как игрушечные солдатики, все смешалось в свалке - и победители
и побежденные, если только можно было их различить.
на дерущихся - ленивый и равнодушный зритель; но вдруг напрягся, как
сжатая пружина, и нырнул в толпу. Он пробирался сквозь нее, не обращая
внимания на удары "хлыстов", ловко уклоняясь от лучей парализаторов,
устремленный к долговязому гедонийцу с черной пиратской повязкой на глазу
и каким-то рыжим "бруском" в руке. Должно быть, именно этот "брусок" и мог
совершить насилие над природой, предотвратить которое обязан был Стойкий.
Мог, но не совершил. Открытый раствор "огурца" извергнул струю синеватого
газа, и гедониец сразу обмяк, тут же подхваченный Стойким. Тот вынес его,
сбросил к расписанной стенке туннеля и потер щеку, на которой вспухал
багровый рубец.
рыжий "брусок". - Электронный нож. Легко режет любую ткань. Интересно, где
он его достал.
подумав, кому. Здесь еще один с ножом.
нож?
шестой, а не пятый, но вольного увидел. Тот уверенно действовал "хлыстом",
зажатым в правой руке, а левую засунул в прорезь черной рубашки.
встречных ударов, боднул кого-то в живот, вовремя заметил руку с
"хлыстом", направленным на него, ударил ребром ладони по этой руке, успел
подхватить рукоятку "хлыста" и с оттяжкой, словно "хлыст" был нейлоновый,
а не электронный, полоснул по надвинувшимся лицам, рукам, шеям. Кто-то
взвыл от боли, кто-то упал, и Малыш продвинулся еще метров на пять. Он уже
мог достать "хлыстом" вольного в черном, но не спешил: в конце концов,
дубинка вернее, а не дубинка, так кулак не подведет. И вдруг что-то
сверкнувшее обожгло ему плечи. Он зашатался от боли, перед глазами
завертелись огненные колеса: попали, гады!
черное пятно. И когда оно вдруг выросло перед ним, превратившись в
сетку-шнуровку на загорелой спине вольного, он не задумываясь хлестнул
дубинкой по этой спине - с размаху, изо всех сил. Гедониец охнул и осел, а
Малыш подхватил его на плечи и, пошатываясь, двинулся назад, - так же как
и Стойкий прикрываясь от ударов безжизненным телом - пусть хлещут: все
равно на перекройку пойдет. Так он выбрался из толпы, сбросил обмякшее
тело на полированный пластик площади и, пошарив за бортом черной шнуровки,
Никитин Юрий
Куликов Роман
Перумов Ник
Корнев Павел
Суворов Виктор
Апраксина Татьяна