СЕРГЕЙ АБРАМОВ
ПОТОМУ ЧТО ПОТОМУ
дюралевую треногу этюдника и только вгляделся, сощурившись,
в редкий ельничек впереди, в тропинку, чуть видную в траве,
перевитую для крепости жилистыми корнями деревьев, еще во
что-то вгляделся - не суть важно! - фотографируя увиденное в
памяти, в этот момент они и появились: возможно, передовой
их отряд, разведчики-следопыты. Тогда Вадим особо их не
рассматривал: мало ли кто интересуется бродячим художником.
Привычное дело: по улицам слона водили... Они встали за спи-
ной Вадима, молчали, ждали. Тонким и ломким углем Вадим наб-
расывал на картон контуры будущего этюда, готовил его под
краски. Он любил писать сразу набело - почти набело, потому
что потом, если работа удавалась, он еще до-олго возился с
ней в мастерской, отглаживал, "обсасывал", как сам говорил.
Но именно с ней самой. Хотя, бывало, ему казалось, что кар-
тон слаб для этой натуры, и тогда он брал холст или - с не-
давних пор - лист оргалита, удобный для его подробной и
гладкой манеры письма, и писал заново, отталкиваясь и от
картона, но больше от памяти. Она и вправду была у него фо-
тографической: гордился ею и не перегружал ненужным.
вался, не фиксировал их, только сетовал про себя: неужто по-
лезут с вопросами?..
скрылись, будто растаяли, растворились в зелени - столь же
незаметно для Вадима, как и ранее возникли.
пасмурный, сероватый, удобный по свету: солнце облаками
прикрыто, не режет натуру, не меняет освещения, двигаясь,
как и положено, с востока на запад. Поэтому Вадим не
очень-то любил солнце, особенно полдневное, непоседливое -
не поспевал за ним, и, помнится, кто-то ругнул его в прессе
- после персональной выставки в зальчике на Горького: за
"мрачноватость палитры, отсутствие радости в природе". Как
будто вся радость - в солнце...
чивал уже, доводил картон до ума, когда опять появились они.
Удобнее, пожалуй, далее именовать их так - Они, с заглавной
буквы, ибо для Вадима Они были одним целым, многоруким, мно-
гоглазым, вездесущим существом, своего рода излюбленным фан-
тастами сообществом - _клоном_, где отдельные особи не игра-
ют большой роли, но вот все вместе, в единении.
тут ни при чем.
ла.
"вякнул". Продолжал работать, зная прекрасно, что вступать в
спор с невеждами бессмысленно и опасно. Да и что ему до не-
вежд?..
чать, молчать...
четверо. Трое парней и девица. Два парня - лет четырнадца-
ти-пятнадцати (Вадим не умел определять детский возраст),
третий - куда помладше, пятиклашка какой-нибудь. Те двое,
похоже, близнецы: в фирменных джинсах, в адидасовских крос-
совках, в адидасовских же синих, с белым трилистником на
груди маечках, одинаково стриженные - или нестриженые? -
черноволосые, долговязые, худощавые, хотя и широкоплечие.
Физкультурники. Третий попроще: в отечественной ковбоечке, в
спортивных шароварах, мощно оттянутых на коленях. Через всю
щеку - свежая царапина: наткнулся на что-то, на ветку или на
проволоку - не от бритвы же... Девица - честно отметил про
себя Вадим - выглядела вполне удачно. На четыре с плюсом.
Легкий широкий сарафан-размахайка, шлепки-вьетнамки. Ноги
длинные, от ушей растут, как в народе молвится. Загорелая. А
волосы, волосы - мама родная! - царские волосы: тяжелые, ог-
ненно-рыжие, цвета каленой меди, прямые, не заплетенные в
косу, но, зажатые, аптечной резиночкой, небрежно переброшены
на грудь, чуть не до колен достают.
все детали, не прошел и мимо этой: томности в ней, в девице
длинноволосой, было многовато, ленивой волоокости, взгляд
больно отрешенный, этакий неземной. Как правило, самоуверен-
но считал Вадим, такой взгляд должен прикрывать всякое от-
сутствие мыслительной деятельности. Да и откуда бы взяться
подобной деятельности у сей юной и - честно! - весьма прив-
лекательной особы, еще, как кажется, и школы-то не окончив-
шей? А может, и окончившей - кто ее, дылду, разберет... Хотя
что она в таком случае делает в компании всезнающих молоко-
сосов, серийно выпущенных известной фирмой "Адидас"?
мотр неопознанных объектов не мешал Вадиму злиться, пря-
мо-таки наливаться злостью. Терпеть он не мог знатоков липо-
вых, лезущих во все дыры со своим оригинальным мнением, во-
обще соглядатаев не любил.
пимым, - шли бы вы...
посмотрели на Вадима, будто только-только заметили его рядом
с этюдником, будто он до сих пор оставался невидимым. Этакий
фантом, внезапно материализовавшийся из Ничего. Удивительно,
конечно, но случается, судя по спокойному любопытству при-
шельцев.
них с братцем и голоса похожими оказались. - Здесь дама и,
заметьте, ребенок.
ным интересом, перебирала пальцами волосы, скручивала их в
золотые колечки. А ребенок обиженно глянул на фирменного
друга: он-то сам себя ребенком явно не числил.
ребенка и дуйте отсюда пулей. И чтобы я вас больше не видел.
Понятно объясняю?
уйдем. Сейчас. Мы уважаем творчество. В данный момент. Но
момент, как вам должно быть известно, течет. А нас много. И
мы разные. Вообще.
ком не считал: рост - метр восемьдесят, руки-ноги на месте,
в юности самбо всерьез занимался, да и сейчас в форме. Угро-
зы ему - семечки, он от них еще больше зверел, бывало - дав-
ным-давно, в дворовых драках - даже контроль над собой те-
рял, если кто ненароком вмазывал ему по-больному...
бессмысленную сейчас кисть.
нечно, а только не желая драки с пожилым - для них! - психо-
патом, шли, покачиваясь на длинных ломких ногах, выпрямив
плоские спины, и соплячок в ковбойке в меру сил подражал их
походке, а девица плыла впереди, волосы на спину вернула, и
они мотались конским хвостом в такт шагам, и Вадим, остывая,
невольно залюбовался "великолепной четверкой", улыбнулся да-
же.
ворчивый у них - все-таки оглянулся, бросил на ходу:
конце концов, не ронять достоинство, с годами утвержденное.
Однако, грамотные, негодяи... Пальца в рот не клади: оттяпа-
ют без стеснения.
нал: а он каким был в их годы?
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Орлов Алекс
Пехов Алексей
Шилова Юлия