вместе заглядывая в будущее. Радость встречи с Землей, с родным небом,
близким и любимым, и делом, которому ты служил. И горечь расставания с
людьми, которых ты тоже успел полюбить, и делом их, которое тоже стало
твоим. Что связывает бойцов, снова встречающихся в День Победы?
Воспоминания? Поиски прошлого? Или память о погибших друзьях? Нет,
пожалуй, счастье самой победы, добытой вместе, в одном строю. Я не могу,
не хочу уйти раньше.
завтра, ни спустя годы. Да я бы и не узнал тебя.
какой-то кинопроход: взглянули друг на друга в толпе и разошлись, не
вспомнив, не узнав.
Городе, как зовусь, где живу.
вообще, вероятно, даже лучше. Но сейчас не помню, не спрашивай. И не
спрашивай о заводе: я знаю его таким, каким его увидел и понял ты. А мое
личное бытие началось, как и в прежних встречах, в гуще красного киселя. В
первичной материи жизни, как говорит Зернов. Я еще разок хлебну этой
кашки, если все же придется встретиться.
надобность. Иди и не спрашивай.
широкой трубы, чувствуя шестым, или седьмым, или Бог знает каким чувством
на себе его пытливый, внимательный взгляд: не дубля - товарища. Но и это
ощущение исчезло. Туман вокруг густел, обтекая, подобно холодному
резиновому клею. Нечто вроде тончайшей, нерастворяющейся среды не
позволяло ему коснуться кожи. Я шел вслепую, ничего впереди не видя и не
стараясь оглянуться назад. Я даже помогал себе, разгребая руками этот
захлестывающий малиновый кисель, пока не ударил в глаза дневной свет и не
прозвучало в ушах полурадостное-полутревожное восклицание:
31. ЗАВТРАК НА БАСТИОНЕ СЕН-ЖЕРВЕ
вернувшегося из многолетней командировки. Потом огляделся. Помню, как-то в
детстве, впервые заглянув в церковь, я увидел на стене седовласого
Саваофа, восседающего, скрестив ноги, на прочно закрепленных облачных
комьях. Эти же комья клубились вокруг, замыкая Бога Отца в некий
межоблачный вакуум. В таком же розовом вакууме находились и мы, все трое,
ухитрившись довольно прочно стоять на загадочной стереометрической
поверхности. Объем нашего вакуума трудно было определить или измерить: то
он казался огромным, как ипподром, то замыкался вокруг нас, как розовая
артистическая уборная оперной примадонны. Только не было ни зеркал, ни
стола, ни брошенных на него принадлежностей туалета. Пустота. Солнечное
убежище Саваофа, пожелавшего отдохнуть вдали от беспокойной Земли.
оглядываемся - никого. Подумали: ты в стену и мы в стену! Блуждали,
блуждали - коридорам счет потеряли, нет тебя - испарился, растаял.
Остановились в этой скорлупе без яйца, а ты - как джинн из бутылки!
пропаду? Теперь мне предстояло рассказывать. Но я тянул. Честно говоря,
хотелось есть - с утра куска не перехватил. Зернов хоть грушу съел не то в
"Охотном ряду", не то в "лавке Снайдерса", - как еще назовешь эту кухню,
сквозь которую мы прошли, как очередной круг ада, даже ничего не успев
пощупать. А сейчас желудок неумолимо напоминал о себе. Я, глотая слюну,
тут же представил себе аппетитный кусок мяса с поджаристой корочкой и
гарниром из хрустящего на зубах картофеля. Представил и обомлел.
бифштексом. Он был именно таким, каким я его вообразил: поджаристым,
сочным, в венке из румяной соломки картофеля.
материализованную в лабиринте свечу. А бифштекс был уже повторением
пройденного. Но на моих друзей волшебное появление тарелки с мясом
произвело ошеломляющее впечатление. Мартин, онемев, воззрился на чудо, а
Зернов пробормотал:
посыпанным жареным луком. Зернов самодовольно посмеивался.
любое открытие может быть повторено в таких же лабораторных условиях. К
сведению Мартина, который таращит глаза на чудо. Это не чудо, а
элементарная материализация мысленной информации. Когда-нибудь мы с той же
легкостью будем творить такие же чудеса на Земле. Футурологи относят эту
возможность примерно к двадцать первому или двадцать второму веку. Ну а
здесь пораньше справились - вот и все.
Городе? Проще ведь, чем гнать грузовики и обогащать полицейских.
мыльные пузыри делают, и то пополам с мылом. А воспроизведение реальных
предметов, по существу, даже не новость. Скажем, в электронике монолитные
схемы для электронных приборов создают с помощью "намыления" атомов.
Процесс этот управляем, и управление полностью автоматизировано. Продолжим
мысленно линию развития и вместо схемы для прибора получим все, что
угодно.
лабиринте.
Мартином?
устройство не реагирует на "грязную" информацию. На информационную основу
ложатся посторонние наслоения: корова на лугу, официант из ресторана,
газовая конфорка. Я не знаю, что именно лезло в голову Мартина, но чистой
информации - бифштекса с его внешним видом и вкусом - не было.
скатерть-самобранка.
индивидуальных заказов. "Облака" предусмотрели все потребное человеку, но
в этом потребном далеко не все годится для поточного производства.
Бифштекс с луком или седло из барашка - это не сосиски или этикетки. Их
поточное производство не рационально и не экономично. Вот в этом цехе и
запрограммировано выполнение таких индивидуальных заказов. Наши
выполняются, потому что мы здесь; все остальное - по требованиям из
Города. Фактически это цех-репликатор, изготовляющий любой продукт, какой
только человек в состоянии пожелать или придумать. Материал - все
известные и неизвестные на Земле химические элементы, механизм
производства: уже давно знакомое нам розовое месиво, когда туман, когда
взвесь, когда кисель или желе. И мы не в вакууме и не в скорлупе, а у
пульта машины. Не знаю какой - биоэлектронной, биокибернетической, но -
машины.
процесс рождения гипотезы.
производство свелось бы к хаосу и бессмыслице. Какой же критерий позволит
достичь оптимума? Пожалуй, расход продуктов. Как раз это величина, легко
поддающаяся учету. И очень точному учету. А учет отпадает, потому что
расход продуктов - постоянная величина. Абсолютная нелепость. Переменная
величина стала стабильной. Искусственно стабилизированной.
прочно забыты. Зернов выводил теорию гигантского замысла пришельцев,
Конан-Дойль Артур
Березин Федор
Корнев Павел
Василенко Иван
Каменистый Артем
Кервуд Оливер Дж.