первых минут этой странной встречи. Не те манеры, не тот разговор, не те
интонации. Можно спрятать глаза, но нельзя спрятать выделяющейся, как пот,
вульгарности. Можно сыграть искренность, но нельзя сыграть врожденного
обаяния. Об этом наконец догадалась и Янина из бара. Когда псевдо-Рослов
устал и раскрылся вдруг, как раскрывается подчас на ринге слишком
расслабившийся боксер, она увидела чужие глаза. Хищные, злые,
бесцеремонные.
Янине, даже облегченно вздохнул. - Значит, представление окончилось.
Гамлет и Офелия снимают грим и подсчитывают заработок.
нечего.
специализирующееся на электронике особого рода. Оплата немедленно.
толкнула ее на место.
машина.
вас представлю как пациентку, сбежавшую из моей частной клиники.
Документов у вас нет, опровергнуть не сможете.
моих личных качествах, а о сумме вашего гонорара. Три тысячи.
алчности к деньгам, присущей большей части прекрасного пола. К сожалению,
для вас оба они не сработали. Остается третий.
ее отчужденная мысль, - я бы сделала точно так же". Но псевдо-Рослов даже
не стер кофе с лица, он просто повернул ее за плечи и взглянул ей прямо в
глаза. Взгляды их встретились: один - как удар электротока, другой -
отброшенный и погасший.
отхлынувшей от лица кровью, в каталептической напряженности. Выдающий себя
за Рослова, все еще не отводя глаз, продолжал так же тихо:
отверткой.
костюме такого же неопределенного цвета. Ни один даже самый наблюдательный
полицейский не смог бы дать его исчерпывающий словесный портрет.
пересъемка. Те же две-три минуты на возвращение объекта на место.
любопытное в создавшейся ситуации. Теоретически любому ученому,
занимающемуся исследованиями активности мозга, связанной с формами
поведения, известно, что есть гипносон. Никаких признаков естественного
сна в нем не обнаруживается. Все ассоциативные связи и все хранилища
информации остаются нетронутыми, а контакт этих структур с внешним миром
ограничивается только одним путем, который и выбирает гипнотизер. Все это
можно наблюдать на любом сеансе гипноза, и трезвая мысль Янины ничего
нового для себя не вынесла. Но она проникла в непознанное - в гипносон с
точки зрения гипнотизируемого. Она ясно воспринимала приказы гипнотизера,
вызывавшие в сознании спящей Янины импульсы подчиненности, покорности,
рабства, ясно оценивала эти патологические искажения сознания, все знала,
все помнила и ничего не могла изменить. Глазами спящей Янины она видела и
псевдо-Рослова, и себя, сидевшую перед ним в гипнотической неподвижности.
Сейчас он ее разбудит. Как скоро бы ни окончилась затеянная им операция,
даже недолго держать человека под гипнозом в общественном месте рискованно
и опасно.
искомый доклад. Тогда вспоминай и казнись. Вот так.
за неподкупность. Полчаса он провел за болтовней о пустяках, вновь выдавая
себя за Рослова. И подавленная психика Янины-второй не могла различить
обмана, отвергнуть его и вернуть свободу мысли и воли. Нетопырь знал, что
делал. Он ждал. И когда его агент молча вручил ему шестнадцать
типографских страничек, он улыбнулся и вручил их Янине.
сами или вернуть профессору любым другим способом. Конечно, мы смогли бы
сделать это за вас, а вы - прочно забыть о случившемся, но мы не хотим
лишать вас памяти о бескорыстном участии в нашей маленькой операции.
восстановление утраченной памяти отразилось бы в глазах Янины трагедией
шекспировского накала. А так - просто расширились зрачки и что-то
мелькнуло в них и погасло. "Надсознание" Янины сразу же подсказало
психиатрический термин: "адреналиновая тоска" - избыток адреналина в
синапсах мозга. А душевное состояние Янины, которой внезапное возвращение
памяти открыло всю глубину совершенного ею предательства, можно было
назвать, не прибегая к научной терминологии, истошным криком души. "Моя
подлость. Мое предательство. Нет ни оправдания, ни снисхождения. Нет даже
смягчающих обстоятельств. Гипноз бессилен, если ему сопротивляются. А я
сопротивлялась? Нет. Могла бы крикнуть, привлечь внимание, плюнуть в его
бесстыжие бельмы... Тварь. Я тварь. Я хуже его. Это его работа. Пусть
грязная, но работа. А я глупая курица, которую ощипали, не зарезав. Мне
плюнет в глаза Мак-Кэрри. Большего я не стою. А как жить с плевком в душе?
Может быть, из окна гостиницы вниз?"
Отчужденная мысль ее холодно прочла их, оценила и запомнила. Мало того,
она знала, что происходившее в баре не происходит в действительности, не
происходило и никогда, вероятно, не произойдет. Знала, что все это лишь
дурной сон необыкновенной реальности, возможно, гипногаллюцинация с
неизвестным источником внушения. Но крик души этой глупышки из бара,
истошный крик ее обманутой совести не пролетел мимо. У них было одно
сердце, одно дыхание, одни руки, судорожно ломавшие пальцы. И вся эта
боль, и стыд, и страх дошли до Янины с "белого острова" такой же
невыносимой мукой.
нераздвоенное, единственное "я".
слюну. Даже рассказывать о пережитом было непереносимо...
передернуло.
ему стоило?
подонку из Аризоны. Я никогда не видел его раньше. Даже не слыхал о нем.
это будут тридцать три сказки для первокурсников. При соприкосновении с
наукой - аннигиляция. Потому что, сэр Роберт, ни в одну земную науку это
"варево" не влезает.
сообщают о цели опытов. А мы люди. Хочешь контакта - веди себя прилично!
Спрашивают - отвечай! Ну?
океана прогибал стенки палатки. Нестерпимо белел разогретый солнцем
коралл.