вставил Смайли.
Ван-Хирн, и вели себя с ним как с карателем и убийцей. А Боб, узнав вас,
епископ, мучился от бессилия помешать капитану. В этом эксперименте
главным участником был Смайли, самый сильный и самый из нас решительный, а
целью эксперимента была фиксация его эмоциональных реакций на ощущение
физической беспомощности. Насколько я знаю, вопрос этот дебатируется в
кругах западноевропейских и американских психологов, только их методы
наивны и неточны, а результаты недостаточны и разбросанны. У Селесты же
совершенны и методы и результаты. Много веков в копилке его знаний не
хватало главного - человека. Скоро он будет знать его лучше, чем мы себя.
Где и когда человек раскрывается наиболее полно? В нестандартных аварийных
условиях. И Селеста ставит его в такие условия. Ему нужны мотивы,
побуждающие человека к безрассудному героизму, - и вот некий журналист
Грин лезет на стену под пули солдат генерала Уэрты. Ему интересно изучить
приспособляемость человека к абсолютно незнакомым условиям - и мы с вами
гуляем по улицам Монтгомери в штате Алабама в середине прошлого века,
кстати говоря, ничуть не отягощенные ни сознанием, ни привычками, ни
делами своих перцепиентов. Возможно, этот термин не очень подходит здесь,
но другого я пока не нашел. Довольствуюсь телепатией: индуктор и
перцепиент. Они присутствуют во всех опытах Селесты, и не важно, в какой
степени один подавляет другого. Селесту интересует только "это" индуктора,
его сознательное и подсознательное "я": как ведет себя это "я"; как оно
реагирует на заданную обстановку, будучи ограничено характером
эксперимента; как оно, наконец, вольно или невольно меняет свое
мировоззрение, открывая в себе черты, доселе не проявившиеся и не
раскрытые. Это я о вас, епископ Джонсон.
назад вы ревностно убеждали меня в несправедливости всех и всяческих войн.
Я не удивлялся: иначе вам и рассуждать было бы трудно, ведь ваши взгляды
формировались христианской моралью, ведь вы не задумываясь были готовы
подставить под удар правую щеку, если вас хлопнули по левой. История
человечества опрокинула много церковных догм, не пощадила она и эту.
Селеста показал вам три коротких эпизода из трех войн, какие по праву
можно считать справедливыми. Три эпизода - чему они могли научить? Ничему,
скажете вы. А ведь это вы, ваше преосвященство, в первом случае призывали
солдат не стрелять, но уже в последнем фактически санкционировали расстрел
головорезов капитана Ван-Хирна. Значит, кое-чему вы все-таки научились,
кое о чем призадумались, кое в чем усомнились. Помните, я сказал вам, что
наш спор все-таки будет закончен в скором времени, притом не в вашу
пользу. Так не кривите душой, повторяю, он уже закончен, и почти с
разгромным счетом. Три - ноль. Ведь так?
жалости, но в каждом слове была правда, и епископ знал это; возразить
противнику он не мог.
спектакль, не возобновлялся.
действительности, - сказал он, взглянув на часы. - Все спокойно. Занавес
не подымается вновь, оркестр молчит, да и суфлера не слышно.
Воспользуемся-ка, друзья, предоставленным нам антрактом. В гостях хорошо,
говорит наша пословица, а дома лучше.
тихого уединения бухточки на капризный океанский простор. Таинственный
остров все уменьшался и уменьшался, пока не превратился в белую точку на
карте, поставленную художником без всякого намека на чудеса.
18. ДОСЬЕ СЕЛЕСТЫ
с неба до берега. Только где-то у едва различимого в этой синеве горизонта
пестрели белые горошины парусов рыбачьих баркасов и шлюпок. Внутри
резиденция напоминала обычный кабинет нью-йоркского бизнесмена, втиснутый
в белую игрушечную коробочку колониального бунгало с широким тропическим
окном во всю стену, с козырьком парусинового тента, обязательными
кондиционерами и антимоскитными оконными сетками, выдвигающимися на ночь,
а снаружи вписывалась в окружающий пейзаж традиционной белой виллочкой с
цветниками по бокам дорожки и медной решеткой ограды. Только над плоской
крышей высились гигантские буквы из стеклянных трубок, почти незаметные
днем, а ночью образующие издалека видное в черном небе неоновое слово:
"СЕЛЕСТА". Рослов ехидно заметил: "Новый бар открыли". А проезжающие по
вечерам действительно останавливались и, заинтересованные, подходили к
калитке. Но тотчас же разочарованно поворачивали назад: над калиткой
загоралось выписанное тем же неоном слово "ПРАЙВИТ" [частное владение (от
англ. privat)] - цербер капиталистической законности, оберегающей частную
собственность. Днем надпись не появлялась, и любопытные доходили до двери,
на которой могли прочесть: "Роберт Смайли, директор-администратор
международного научного института "Селеста". Далее появлялся черноглазый
креол-привратник, он же ночной вахтер и вечерний бармен, и вежливо
объявлял, что директор не принимает.
художников и подрядчиков, но все строительные работы администрации
будущего института ограничивались даже не проектами, а только схемами и
набросками грандиозных замыслов вроде научного городка с институтами и
лабораториями. Шпагин из любопытства составил огромный список
исследовательских секций, которые могли бы обрабатывать результаты
контактов с Селестой. И список, и строительные проекты Смайли легли в
основу досье, в котором собиралась вся информация, связанная с бермудским
чудом. Здесь хранились протоколы первых бесед и магнитные записи Шпагина -
фанатика магнитофонного сервиса, начатые рассказом Смэтса, совместными
гаданиями и первой пресс-конференцией, открывшей миру запечатленную память
Селесты. Сюда же вошли и первые газетные отклики, прибывшие на следующий
день с утренней почтой из США и продолжающие прибывать, пока волна их не
выросла до масштабов цунами. Но это произошло уже позже, когда
директор-администратор института был официально признан и учеными, и
прессой.
Мак-Кэрри, адресованная четырем друзьям, ожидающим его в Гамильтоне: за
время своего пребывания в Лондоне он извещал о делах и сопутствовавших им
замыслах только телеграммами, порой довольно пространными.
считаю необходимым подобрать человека, который бы мог взять на себя
подготовительную работу на месте. Такого человека мы знаем. Это Роберт
Смайли, коего я вижу административным директором будущего научного
объединения. Мои русские друзья и мисс Яна, не сомневаюсь, разделят мое
искреннее убеждение в его энергии и способностях. В случае согласия прошу
Смайли связаться с отделением лондонского банка в Гамильтоне, где на его
имя будет открыт текущий счет. Денег у него не так много, но вполне
достаточно для начала. Построить колыбель для младенца не так дорого, а
когда он подрастет, к нашим услугам будут любые государственные и частные
капиталы. К сожалению, пока Рослов прав: в Англии больше архаистов, чем
новаторов, и скептиков, чем протагонистов. Но я уверен в победе. Состав
научной комиссии ЮНЕСКО уже обсуждается и скоро будет утвержден и
опубликован. Ждите дальнейших телеграмм".
деньжата.
съязвил Рослов.
коттеджей, собственные пляжи и собственный Кони-Айленд [район развлечений
в Нью-Йорке], благо кругом островов до черта. И это только для
развлечения, не считая науки и бизнеса. Вы думаете, информацию из Селесты
будут извлекать только ученые? А банки, биржа, акционерные общества?
Скажете: Селеста не оракул. Верно. Но на основании того, что уже всем
известно, он подберет, как вы говорите, оптимальный вариант. Не забывайте
и о побочных золотых приисках: гостиницы и рестораны тоже приносят доход.
Здесь каждый цент может обернуться даже не долларом, а бруском золота из
казначейских подвалов. Как в орлянке, когда у вас на руках беспроигрышная
монета с двумя орлами. И не я один это вижу: есть и другие провидцы. Тоже
не дремлют.
москитных укусов. Саркастические намеки Корнхилла и Барнса он просто
пропускал мимо ушей. Но и не медлил. На другой же день после телеграммы
Мак-Кэрри он приобрел на складе "Альгамбры" оборудование для пляжного кафе
человек на тридцать: дюжину пластмассовых столиков и соответствующий
ассортимент соломенных кресел и ресторанной посуды. Все это он с двумя
напуганными насмерть мулатами - репутация острова еще не приобрела
кричащей заманчивости - перевез на белый коралловый риф, тут же соорудил
причал и лесенку на берег, а вместо палатки натянул парусиновый тент на