сквозь огонь. Молодчина.
сказал Пеменхат, подразумевая слова старинной песни.
бы ещё шляпу найти, обронил где-то...
дрожащую Нанему, смотревшую на них выпученными глазами.
наутёк, жалобно причитая:
Читрадрива.
привели или она шла, как я приказывал ей через Сола?
сбрую. - Уходить нам надо. Пока все верят в нашу гибель, время для этого есть.
такое слово из уст чужака, хотя он прекрасно знал, что действительно немолод.
мастеров!
мальчишка?
на свете.
вне закона. Герцогские прихвостни его поймают - не поздоровится мальчонке. А
так... исчезнет вместе со всеми.
оставалось за ним, как за организатором похода.
неизвестность. Но прав и Пеменхат. Нельзя бросать Сола на произвол судьбы. Так
что пока прихватим с собой и его, а там посмотрим.
потерявший всё свое имущество и нисколько не жалевший об этом. Улыбнулся то ли
просто так, то ли вспомнив собственное нелёгкое детство.
Орфетанского края удушающий зной не был таким уж необычным делом. Скорее
наоборот, если спросить насчёт погоды кого-нибудь из местных старожилов, он бы,
запрокинув голову, уставился в выцвевшее бледно-голубое небо, потянул носом
раскалённый воздух и глубокомысленно изрёк: "Эт'что! Вот лет десять назад
та-акое было! Да-а, было..."
бездельничать? Сейчас крестьяне все, как один, находились в поле. Работали от
зари до зари, трудились, не покладая рук, не разгибая спины.
цепочка которого растянулась на желтовато-зелёном выгоревшем бархате луга,
пересекая его с северо-востока на юго-запад. Кругом ни холмика, ни
какого-нибудь жалкого лесочка, одна гладкая, как сковородка, степь. И трава,
хоть густая, но не слишком высокая, чтобы можно было незаметно залечь и,
притаившись, подстерегать путников. А если вдобавок никого из крестьян (либо
людей, переодетых в крестьян) поблизости не видно, значит, никакой угрозы нет и
можно слегка расслабиться. Остаётся одно: не поддаваться жаре, не позволять,
чтобы тебя разморило на солнышке, не укачало в седле под мерный перестук копыт.
Иначе уснёшь и, чего доброго, свалишься всем на потеху. А уж о вывихах и
переломах лучше вообще не поминать, чтобы беду не накликать.
для того, чтобы не уснуть. Хотя "пел" - это, пожалуй, слишком мягко сказано. На
самом деле человек во всё горло орал нечто совершенно несуразное, немелодичное
и дикое, какой-то нерифмованный набор слов. Определённый стихотворный размер в
этом наборе напрочь отсутствовал - так же, как и рифма. Весь ритм песни (если
эту жуть можно было назвать песней) заключался в том, что за двумя длинными
строчками следовала более короткая третья, завершающаяся четвёртой, состоящей
вообще из одного-двух слов. Вот что примерно вопил маленький бородач:
своего состояния. Однако по всему было видно, что данное обстоятельство его
нисколько не огорчало. Даже наоборот - радовало. Несмотря на окладистую
патриархальную бороду, достигавшую солнечного сплетения, казалось, что
экс-трактирщик помолодел. Он уверенно сидел на белоснежном муле и правил им с
удивительной лёгкостью, перебирая и подёргивая тоненькую уздечку всего лишь
тремя пальцами левой руки и совершенно не прибегая к помощи шпор или хлыста.
Чувствовалось, что Пеменхат провёл в седле приличную часть жизни. Следующие
слова дикой голосянки, которую он неустанно выкрикивал с утра до вечера, вполне
соответствовали нынешнему его положению:
коня, меч и верного товарища. Точнее, мула (по старой привычке он предпочитал
походить более на человека приличного сословия, нежели на голодранца), целых
три громадных ножа из категории "мясницких", которые размещались в спинных
ножнах под плащом, да в придачу полторы дюжины метательных ножичков под полами
дорожного кафтана, и к тому же не одного товарища, а сразу двух. Да ещё
мальчишку. Впрочем, двух ли?..
Кого-кого, а гандзака Пеменхат в друзья зачислять не торопился. Хотя по поводу
необходимости Читрадривы в их маленьком отряде уже не спорил. Ещё бы, ведь
после незабываемого взрыва в горящем трактире на них четверых приходился один
конь - Ристо. Какой уж тут поход?! Именно Читрадрива с помощью загадочного
колдовства сумел послать весточку своему соплеменнику, такому же колдуну,
Шиману, - и на следующее утро у них была ещё одна лошадь и тот самый белый мул,
на котором Пеменхат сейчас разъезжал. Разумеется, возражать после этого против
участия в предприятии Читрадривы было бы с его стороны, мягко говоря,
непростительной глупостью. И всё же...
показывал этого явно. Причина его недовольства была до смешного проста и
называлась одним словом: колдовство.