чистого поля не хотелось никому. Решили ночевать на хуторке. Бывшие в авангарде
вступили туда и сразу же затеяли то, что... ну...
Эдана, с неприязненным видом слушавшая рассказ мужа. Как и все порядочные
хозяйки, она крайне отрицательно относилась к военным традициям.
оправдываясь. - Так заведено. Победителей не судят.
традиции! Мало вам, солдафонам, было денег, полученных с короля Орфетана.
кое-что... В общем, хватит обсуждать, - наконец одёрнул её Векольд. - Я-то о
другом речь веду, я о гандзаках. Дело ведь вот как обернулось: авангард вступил
в хутор, солдаты принялись ломиться в дома, требовать выпивки, еды, места под
крышей на ночь. А эти нечестивые колдуны взяли да заупрямились!
промолчала. А Читрадрива слушал очень внимательно, стараясь не пропустить ни
слова. И дело было не только в том, что имя напустившей на светлейшего князя
порчу "колдуньи" совпадало с именем его матери. Была и другая причина. Ведь он
родился как раз после проигранной Орфетаном войны у девушки-анхи, обесчещенной
солдатом-гохи. И Читрадрива вдруг понял, что негодяй-насильник, ставший его
отцом, как раз мог находиться в княжеском войске. Разумеется, он мог быть
солдатом любой из трёх армий, чего на войне церемониться, тем паче с проклятыми
гандзаками... Хотя стоп!
которого вы тогда не дошли? - спросил он с безучастным видом.
тот напрягся, ожидая ответа, хоть и не мог знать, какой ответ считать верным.
Где было, где было... О боги, дайте вспомнить...
Ну разумеется! Там ещё озеро есть. Большое такое озеро.
действительно там.
затянулась. - Наши солдаты потребовали всего, что полагается победителям по
неписаным законам войны, а гандзаки заупрямились. Они кричали, что не дадут
ничего, что не принимают никакого участия в войне, как и во всех других делах
людей. Понятно, наши вспылили и принялись требовать всего в двойном, потом в
тройном размере, потом пригрозили, что в случае неповиновения они перережут
глотки всем мужчинам, женщин заберут себе... - старый оруженосец замялся,
виновато посмотрел на жену и докончил: - ...а детей насадят на копья и изжарят
на кострах.
забрали на долгие годы, - процедила сквозь зубы Эдана и отвернулась, всем своим
видом выражая полнейшее презрение.
впереди других! - воскликнула старая женщина.
выпад жены.
готовы были начать повальную резню. Гандзаки сбились в кучу, точно стадо
баранов перед засучившими рукава и наточившими ножи мясниками, но отступать не
собирались. И неизвестно, чем бы всё это кончилось, как тут явилась Ханая.
Воистину, она была хороша! Молодая, стройная, гибкая как лозинка, в ярко-алом
платье с широкой юбкой, тугие чёрные косы змеятся по плечам, вишнёвые губки
приоткрыты, а глаза так и пылают гневом...
умерла молодой. Она тоже носила толстенные косы, только прятала их под платок,
как и полагалось опозоренной девушке. Однажды она сильно рассердилась на
какую-то старуху, которая обозвала маленького Читрадриву ублюдком, и её
светло-серые глаза, необычные для жгучей брюнетки, тоже вспыхнули гневом так,
что всем сделалось страшно. Но губы у неё уже поблекли, да и вообще она прямо
на глазах старилась...
полупьяные разгорячённые перебранкой солдаты, злые как черти, готовые на всё, а
она стала перед князем да как крикнет: "Эй, гохи, ты здесь главный, как я
погляжу. Ты что ж это позволяешь своим людям?! Или мы враги вам? Или мы воевали
с вами, что нас надо истребить? Конечно, легко справиться с беззащитными
людьми, которым запрещено носить оружие. Как же они будут сражаться?! Вот в
каких битвах ты завоёвываешь славу! Ничего себе вояки!" И при этом её серые
глаза как-то нехорошо сверкнули...
совершенно невозможная вещь - а вдруг его мать обесчестил... сам князь
Люжтенский! Тогда, в ту проклятую ночь. А почему нет?! Что невероятного в таком
предположении? Да, сейчас это милейший старик, собиратель редкостей,
гостеприимный хозяин и знаток южной кухни, но что из того...
перед ним женщина и бросает прямо в лицо такие оскорбительные слова.
он схватил плеть, которой погонял лошадь, замахнулся да как хлестнёт нахалку!
Но она вытянула вперёд руку, на лету поймала конец плети, сжала в кулак и стала
как каменная. Верно, ужас как больно ей было, только она и виду не подала. И
тут проклятая колдунья что-то сделала с князем, потому как он тоже замер и
уставился на неё вытаращенными глазами...
стоили друг друга, что со стороны казалось: вот подходящая пара... Однако
Читрадрива не слышал его. Всё смешалось у него в голове, перед глазами плясали
разноцветные пятна, но из их светящегося роя с завидным упорством утопающего
выныривало одно видение - левая ладонь матери, которую пересекал белёсый, с
лиловой окантовкой широкий шрам.
страшную тайну - отцом Читрадривы был не кто иной как князь Люжтенский,
благородный выродок и грязный насильник, а ныне милый старичок, привечающий в
своём змеином кубле усталых путников.
сказал Читрадрива.
смотрели на него непонимающе, Карсидар вглядывался в его лицо пристально и
обеспокоенно, Пеменхат уставился на сомкнутые пальцы с безразличным видом, и
только блестевшая на лбу испарина выдавала его внутреннее напряжение.
непринуждённее, хотя слегка изменившийся голос выдавал его ярость.
рассказывал про то, как мой господин соскочил с коня, точно очарованный подошёл
к ней, а она обвила его шею руками, вся прилепилась к нему и...
людское море, наши уже мечи выхватывали, чтобы изрубить гандзаков в капусту...
тобой. Ведь ничего страшного не было, не считая того, что Ханая околдовала
моего господина. Потому как в перерыве между поцелуями вдруг сказала: "Если
твои люди уничтожат нас, пусть они убьют меня первую, ведь я презренная
анха..." И тогда князь сделал величайшую глупость, на какую способен только
околдованный человек. Он оттолкнул Ханаю, бросился между солдатами и гандзаками
да как гаркнет: "Эй, вы, стадо скотов!" Все подумали было, что он к колдунам
обращается, но только стоял князь спиной к ним, а лицом к солдатам. Когда до
них наконец дошло, все оторопели от изумления. А князь дальше орёт: "Вы что ж
это делаете? Собираетесь убивать безоружных? Чтобы потом весь Орфетан хохотал у
меня за спиной да приговаривал, что люжтенцы только с беззащитными храбры? Меня
позорить?! Не бывать тому! Кто хоть пальцем тронет этих нечестивцев, будет
иметь дело со мной. А уйдём отсюда по-хорошему - пять золотых каждому!"
сказание об некой Астор, спасшей однажды их народ от поголовного истребления.
Астор была женой царя Хашроша, и когда тот задумал чёрное дело, сказала то же
самое: если хочешь уничтожить анхем, начни с меня. Читрадрива всегда любил
мать, теперь же, после всего услышанного, она представлялась ему чуть ли не
святой.
разозлённых солдат! Легче остановить мчащийся галопом отряд всадников.
Солдаты-то расходились не на шутку, могли и убить его, даром что правитель. Но
и пять золотых - деньги нешуточные. Ясное дело, людям познатнее этого маловато,
но главное было успокоить разбушевавшееся стадо, а с вожаками князь мог
договориться отдельно. И он таки добился своего. Пара-тройка расквашенных носов
да несколько реквизированных кур не в счёт, а так ушли мирно. А князь увёз
Ханаю в седле впереди себя.
собой. Силой или нет - в данном случае не имеет значения. Ханая подчинялась не
силе человека, но давлению внешних обстоятельств, необходимости спасти хуторян
от смерти. Святая, как Астор!