Чтение 46–й страницы книги ~Воины преисподней~

путешествующего русича и везти его в сторону Апеннин, когда сеньор Андреас и
без того направлялся на восток? Вывод напрашивался сам собой: либо похитители
решили спрятать сеньора Андреаса на каком-нибудь острове, либо повезли его в
Италию, но за пределы Неаполитанского королевства. Судя по всему, эти люди
прокладывали путь строго к заветной цели, не особенно стесняясь применённых для
её достижения средств.

Едва барон поправился настолько, что смог ходить без посторонней помощи,
хотя всё ещё был сильно бледен после значительной потери крови, он щедро
вознаградил хозяина гостиницы за оказанные услуги, распрощался с Барселоной и
отправился на розыски попутчика.

В ходе поисков похищенного, Гаэтани непрерывно получал подтверждения того,
что идёт по верному следу. Для начала он отправился на Мальорку, но там о
быстроходной бригантине и слыхом не слыхивали. Зато рыбаки с северного
побережья соседней Менорки несколько дней тому видели на горизонте корабль,
который на всех парусах шёл на восток.

Гаэтани вернулся на Мальорку, разыскал судно, идущее к берегам Сардинии, а
оттуда в рыбачьей лодке перебрался на Корсику. Здесь ему вновь повезло:
бригантина подлых похитителей действительно проходила пролив Бонифачо и даже
пополнила во время короткой стоянки в одноимённом корсиканском порту запасы
пресной воды (кстати, всё это было проделано ночью, несмотря на опасность
маневрирования под покровом тьмы!).

Но на этом его везение кончилось, потому что никто не мог точно сказать,
куда направились похитители после Бонифачо. Если бы нашёлся прозорливец,
который мог узреть скрытые за горизонтом земли, и если бы этот прозорливец
поднялся, к примеру, на самую высокую точку любого островка из группы,
рассыпавшейся между Корсикой и Сардинией, его взору открылось бы всё западное
побережье Апеннинского полуострова. Совершенно невозможно было угадать, куда
уплыла проклятая бригантина! Под покровом ночи она могла с одинаковым успехом
взять курс и на Сицилию, лежащую на юге, и на север, чтобы пристать к берегам
Тосканы или Лигурии. Конечно, можно было порыскать по Корсике и Сардинии в
надежде обнаружить ещё одну стоянку этого корабля, но интуиция подсказывала
Гаэтани, что похитители придерживались прежнего направления, значит, бригантина
на всех парусах пошла прямиком к устью Тибра.

Дело в том, что в сети, умело раскинутой неаполитанским монархом по
Италии, зияла крупная дыра. Все княжества полуострова давно оказались под сенью
королевской власти, кроме Папской области вокруг Рима, которой управлял
святейший отец, живой наместник самого Господа Бога на этой грешной земле. И
как ни старался неаполитанец, залатать эту дырку ему не удавалось. В самом
деле, куда жалкому земному правителю тягаться с Повелителем Небесным... и даже
с Его здешним наместником!

Таким образом, если и было надёжное место на полуострове, где можно
спрятать похищенного русича при том условии, что он ни за что не должен попасть
в Неаполь, так местом этим был Рим и его окрестности. Если даже власть
неаполитанского короля кончалась у стен Вечного Города, то у Лоренцо Гаэтани
руки и подавно были коротки, чтобы дотянуться туда без риска потерять голову.

Опечаленный своей догадкой, молодой барон покинул Корсику и прибыл наконец
ко двору. Там он быстро стал центром всеобщего внимания как особа,
присутствовавшая при казни дикарского вождя Бату. Ему пришлось многократно
описывать эту процедуру во всех подробностях, в том числе на аудиенции у
принцессы Катарины...

- Друг мой, но почему не у короля? - мягко спросил Читрадрива, мгновенно
насторожившийся, едва речь зашла о женщине.

- Его величество сейчас в отъезде, - вскользь заметил Гаэтани. - Но не
перебивайте меня, сеньор Андреас, я как раз подхожу к истории вашего
освобождения из лап этого мерзавца Гартмана фон Гёте. Итак, на аудиенции у её
высочества...

Принцесса Катарина, сестра ныне царствующего Федериго Второго, приняла
молодого барона и с интересом выслушала историю об утоплении татарского хана. А
когда Гаэтани вышел из парадного зала, к нему приблизился слуга и передал, что
её высочество желает видеть синьора Гаэтани после ужина, чтобы наедине
поговорить с ним об одном важном деле. Сказав это, слуга исчез.

Лоренцо терялся в догадках. Он никак не мог понять, зачем её высочеству
понадобилось беседовать с ним с глазу на глаз. Вообще, в словах молодого
человека чувствовалась какая-то недосказанность, он отчаянно покраснел, что
было заметно даже в предрассветных сумерках. Ну а Читрадрива, который
по-прежнему не имел возможности читать его мысли, деликатно промолчал.

В общем, принцесса Катарина приняла Лоренцо без свидетелей в небольшой
комнатке. Она попросила барона присесть в кресло, поставленное напротив её
кресла, и для начала заставила повторить слышанный днём рассказ. (Читрадрива
отметил про себя вставленный мимоходом оборот "для начала", но вновь
промолчал.) После чего сказала: "Барон, вы выглядите не совсем здоровым. Что с
вами случилось? Может, вы больны?" Пришлось поведать также о ночном нападении в
портовой гостинице и вообще о возвращении домой со всеми подробностями. И тут
словно кто-то толкнул Гаэтани изнутри. Он ясно осознал, что надеяться больше не
на кого, что уж если принцесса или её венценосный брат не придумают
чего-нибудь, даже сам дьявол не вытащит похищенного русича из Рима. Тем более,
если не упоминать о спутнике, в его рассказе оставалось слишком много неясных
мест и недомолвок. Пришлось поведать также и о сеньоре Андреасе.

Её высочество приняла услышанное неожиданно близко к сердцу, особенно
узнав, что сеньор Андреас непосредственно участвовал в обороне Киева и был
приставлен самим королём Данилой к опасному пленнику. Она так расчувствовалась,
что наконец воскликнула: "Ах, синьор Лоренцо! Судьба этого чужеземца тронула
меня до глубины души, и я постараюсь помочь ему в меру возможностей". Это было
именно то, на что втайне надеялся Гаэтани, а потому молодой барон поспешил
выразить свою искреннюю благодарность и удалился, окрылённый надеждой.

Результат превзошёл все ожидания. Спустя неделю с небольшим через того же
слугу принцесса назначила новую тайную встречу. Согласно собранным сведениям,
похищенный русич действительно содержался в загородном доме в окрестностях
Рима. В распоряжение Лоренцо Гаэтани её высочество намерена была предоставить
пару десятков отчаянных рубак, три повозки и несколько смен лошадей, лишь бы
узник был освобождён. Она также дала барону брошь, служившую своеобразным
пропуском на территории королевства. Но в то же время сочла необходимым честно
предупредить Лоренцо, что его случайного попутчика похитил сам Гартман фон
Гёте.

- Да кто он такой, этот ваш... - начал Читрадрива, но тут же прикусил
язык.

Гартман фон Гёте! Тройное имя!.. Так и есть, как раз о деяниях его рыцарей
он столько слышал, путешествуя Европе, а в Германии это имя вообще боялись
произнести вслух, потому что даже тамошний император был жалкой букашкой по
сравнению с могущественным гроссмейстером.

Между тем Лоренцо тоже решил поведать Читрадриве об этом человеке. Отпрыск
одного из древнейших, благороднейших родов, который когда-либо существовал в
германских землях, он тем не менее не мог похвастаться большой семьёй,
поскольку все его родные скоропостижно скончались. Злые языки утверждали даже,
что слишком скоропостижно. Молва приписывала обрушившуюся на род фон Гёте
напасть тем обстоятельством, что в уплату за невиданное могущество Гартман фон
Гёте продал дьяволу не только свою душу, но также души всей своей родни.

Может быть именно поэтому Гартман фон Гёте сам себе создал некое подобие
семьи, основав орден воинов Христовых, который беспрерывно пополнялся всё
новыми членами, разрастался прямо на глазах. Кроме того, он слыл правой рукой
святейшего отца и давно уже сделался своим человеком при паском дворе. Был он
также мастаком на всевозможные гнусности и особенно сильно враждовал с
неаполитанским королём. Правда, его величество Федериго в долгу не оставался,
но в данном случае важно было то, что попытка освободить сеньора Андреаса из
рук Гартмана фон Гёте могла закончиться чем угодно - и удачей, и полным
поражением. В последнем случае участь молодого барона была бы весьма
незавидной.

И всё же Гаэтани не колебался ни минуты. Он был исполнен решимости
освободить пленника и...

- И вот, мой дорогой сеньор Андреас, я с огромным удовольствием говорю,
что выполнил как своё намерение, так и поручение её высочества.

После этого Лоренцо углубился в описание подробностей штурма "тюрьмы",
поведав Читрадриве, как несколько воинов, вооружённых одними кинжалами,
перебрались через первую стену, сняли расставленных там часовых и открыли
внешние ворота, как затем выломали ворота внутренние, ворвались в садик...

Однако Читрадрива уже погрузился в свои мысли и лишь изредка рассеянно
кивал, дабы создать видимость внимательного отношения к монологу барона. В
рассказе Гаэтани было несколько подозрительных моментов. Прежде всего бросалось
в глаза то обстоятельство, что принцесса Катарина с поразительной точностью
угадала неполноту официальной версии путешествия Лоренцо Гаэтани. Также
настораживало слишком горячее участие в судьбе пленника, которого она никогда в
глаза не видела. Потом, как понимать "внутреннее побуждение" рассказать о
судьбе Читрадривы, овладевшее молодым человеком во время тайной аудиенции? Да
ещё изящная брошь, без сомнения обладающая магическими свойствами... И это при
всеобщем недоверчивом, скорее даже враждебном отношении к колдовству!

А кроме того, Читрадрива никак не мог понять, почему сеньор Лоренцо столь
рьяно взялся за его дело. Неужели из простого дружеского расположения к
чужаку-русичу Гаэтани был способен рискнуть головой, вступив в борьбу со столь
могучим соперником?! Это противоречило здравому смыслу. Оставалось
предположить, что у барона были какие-то свои счёты с Гартманом фон Гёте. Но
тогда почему он прямо не сказал об этом? Подозрительно, очень подозрительно...

Глава XIV

ПОКОРЕНИЕ ТАНГКУТ-САРАЯ

Татарская кобыла, названная на орфетанский манер Желмой, неплохо слушалась
повода, и тем не менее Карсидар всё равно грустил о верном Ристо. Рана на ноге
затянулась. Правда, шрамики так и остались, словно напоминая, что со
сверхъестественными способностями у Карсидара отныне не всё в порядке. Но
хорошо уж и то, что теперь он почти не хромал, а когда бывал занят каким-либо