ОЛЕГ АВРАМЕНКО

ЗВЕЗДНАЯ ДОРОГА.

Источник

книга 3

1. ЭРИК

Одевшись, я пару минут простоял, задумчиво глядя на шпагу. Нельзя сказать,
что я, подобно дяде Амадису, вообще избегаю носить оружие, но шпага,
доставшаяся мне от долговязого предка, слишком длинная для моего роста и чуть
ли не волочится по земле. Обычно я ношу с собой кинжал, тоже не простой,
волшебный, который после броска возвращается, как бумеранг, обратно мне в руку
- причём так стремительно, что за минуту я могу поразить с расстояния пяти
метров точно "в яблочко" добрый десяток мишеней, а иногда и больше. Мой личный
рекорд - шестнадцать.

После некоторых колебаний я всё же решил взять шпагу. Чем чёрт ни шутит,
вдруг Ладиславу приспичит вызвать меня на дуэль? А драться я предпочитал своей
Грейндал, чей клинок был закалён в Горниле Порядка. Некогда эта шпага
принадлежала моему деду, королю Утеру, потом перешла в собственность Амадиса
(который, кстати говоря, лишь считанные разы брал её в руки), а позже, когда на
престол Света взошёл мой отец, ему вместе с короной досталась и Грейндал.
Однако он, будучи адептом другой силы, предпочёл не связываться с оружием,
отмеченным Янь, а заказал себе новый клинок и освятил его в водах Источника.
Вот так Грейндал стала моей.

Впрочем, я сомневался, что Ладислав намерен драться со мной. Будь это так,
он прислал бы ко мне своих секундантов с формальным уведомлением о вызове на
дуэль - дети Дажа (как, собственно, и дети Света) обожают подобные ритуалы и
строго придерживаются их. И вообще, не такой уж Ладислав дурак, чтобы зазря
рисковать головой - или, в лучшем случае, задницей. Он прекрасно понимает, что
в честном поединке ему меня не одолеть, а пустить в ход коварство... нет, это
исключено. Дело даже не в том, что до того злополучного скандала трёхлетней
давности мы были добрыми приятелями. Речь шла о чести Дома, а, как известно,
вопросы чести, пусть и сомнительного свойства, нельзя решить бесчестным путём.

Я пристегнул к поясу шпагу в инкрустированных ножнах и подошёл к зеркалу.
Я был уверен, что со мной всё в порядке, просто не упустил случая лишний раз
полюбоваться собой. Конечно, в самолюбовании мне далеко до Нарцисса, но, буду
откровенен, что-то нарциссовское у меня есть. Я бы ни с кем не поменялся своей
внешностью - уж больно она мне нравится. У меня белокурые с рыжинкой волосы,
большие голубые глаза, красивое лицо с типично пендрагоновскими безупречно
правильными чертами и стройная фигура с идеальными для нормального мужчины (не
дистрофика и не культуриста) пропорциями. Даже мой невысокий по пендрагоновским
меркам рост - всего-то метр шестьдесят три - нисколько не портит общей картины.
Невесть почему меня считают опасным сердцеедом, но, честное слово, это не так.
Напротив, моя беда в том, что я слишком застенчив с женщинами. Возможно, я и
пасу глазами каждую встречную юбку, загораюсь при виде мало-мальски симпатичной
мордашки... но и только. Да и не очень-то прельщают меня лавры дяди Амадиса или
кузена Мела. Я уж не говорю об этом придурке Кевине, который, по-моему, совсем
спятил, коллекционируя голубоглазых блондинок. Мне достаточно одной,
единственной...

Где ты сейчас, моя единственная?..

Выйдя из своих покоев, я обнаружил, что коридор более людный, чем обычно.
Оказывается, минут десять назад, вследствие "мелкого сбоя" в компьютерной сети,
обслуживающей системы жизнеобеспечения дворца, все стёкла в окнах этого
коридора (и не только этого коридора) потеряли свои затемняющие свойства.
Пятеро техников из департамента бытовой магии занимались восстановлением
разрушенных чар; за их работой наблюдала группа праздношатающихся бездельников
и бьющих баклуши слуг.

Ослепительно-яркое белое солнце Царства Света заглядывало в незащищённые
окна и слепило глаза. В середине лета оно было просто невыносимым; в середине
лета весь Солнечный Град вымирал, впадая в летнюю спячку. Чтобы невзначай не
помешать техникам, я решил обойтись без колдовских штучек, а просто надел
весьма кстати прихваченные солнцезащитные очки и уверенным шагом направился к
ближайшему лифту.

Дорoгой я думал о том, что мой дед, покойный король Утер, отчасти был
прав, когда издал впоследствии отменённый Амадисом запрет на использование
компьютеров при дворе и в государственном аппарате. Не то, чтобы я был
противником прогресса, но слишком уж часто эти штуковины, по выражению Дианы,
"втыкали рога", и винить в происшедшем было некого, кроме неуловимых битов и
байтов и совсем уж непонятных "недопустимых инструкций". Последнее вообще
чёрт-те что. Если эти инструкции недопустимые, то зачем их, спрашивается,
допускают?.. Хотя, возможно, я несу полную чушь. Несмотря на тесную дружбу с
Дианой, я мало что смыслю в компьютерах и даже побаиваюсь их. Тётушка Бренда
постоянно журит меня, безалаберного, и приводит в пример умницу Кевина... Тьфу!
Тоже мне пример!

Присутствующие почтительно приветствовали меня и расступались, давая мне
пройти. Мне это нравилось. Я не люблю откровенного подобострастия и
лизоблюдства, но почтительность мне по душе. Всё-таки хорошо быть первым
принцем королевства, гораздо лучше, чем королём. У моего отца есть долг, есть
обязанности, навалом ответственности, а на меня приходится львиная доля
почтения к королевской власти. По правде говоря, я не хочу быть королём и вряд
ли им стану. Мой отец намерен царствовать не одну сотню лет, а я к тому
времени, когда он решит отойти от дел, если останусь жив, буду слишком умён,
чтобы принять корону. Дядя Амадис стал по-настоящему счастлив, лишь когда
отрёкся от светской власти. Его пример назидателен и вдохновляет меня - как
хорошо учиться на чужих ошибках! Кроме того, я не прочь унаследовать от Амадиса
титул верховного жреца. Но это не скоро, в далёком, очень далёком будущем. А
пока я довольствуюсь положением первого принца со всеми проистекающими отсюда
последствиями весьма приятного свойства. К примеру, достаточно мне намекнуть
любой приглянувшейся мне барышне... Но нет, вру! Всё не так просто. Как-то раз
(впрочем, это было давно, ещё во времена моего сопливого отрочества) я,
набравшись смелости, предложил одной очаровательной девушке провести со мной
ночь, но это получилось у меня так грубо и неуклюже, что она решила, будто я
считаю её шлюхой, и влепила мне пощёчину. Наверное, бедняжка затем целый месяц
тряслась, ожидая ареста за оскорбление королевского достоинства...

Возле самого лифта меня окликнул знакомый с детства голос:

- Эрик, постой!

Я с улыбкой обернулся. Я всегда улыбался при встрече с мамой, у меня это
получалось непроизвольно, вне зависимости от того, кстати было её появление или
нет. Сейчас я предпочёл бы уклониться от встречи с ней, но всё равно был рад её
видеть. Я всегда рад видеть мою мать Дану, королеву Света.

Когда-то её звали Бронвен, но тридцать лет назад, выйдя замуж за моего
отца и короновавшись, она приняла имя Дана. Почему - это совсем другая история.
И совсем неинтересная.

На маминой родине, Земле Артура, её по-прежнему зовут Бронвен - отчасти по
старой привычке, а отчасти затем, чтобы не путать с другой королевой Даной,
женой моего дяди Артура и моей двоюродной тёткой. Кстати сказать, в этом
совпадении имён нет ничего случайного. Но опять же - это совсем другая история.

Говорят, что раньше мама была дурнушкой, но мне с трудом в это верится.
Вернее, не верится вовсе. Для меня моя мама самая прекрасная женщина на всём
белом свете - и не только для меня. Я с детства привык к тому, что мужчины
смотрят на неё с восхищением, а женщины - с нескрываемой завистью. Они завидуют
её совершенной фигуре, приятному овалу лица, глазам цвета весеннего неба,
нежной белизне её кожи, роскошным золотым волосам. (Впрочем, когда я родился,
она была рыжей и зеленоглазой - но все равно прекрасной, - и оттого мои волосы
слегка отливаются медью, а глаза, когда я сердит или расстроен, каким-то
непостижимым образом становятся изумрудными). С лёгкой руки дяди Артура маму
частенько называют Снежной Королевой, с чем я решительно не согласен. По мне,
более нелепого, неподходящего прозвища придумать нельзя. Всякому ребёнку
известно, что Снежная Королева должна быть высокомерной, надменной и
неприступной; моя же мама напротив - очень мягкая и сердечная женщина. Она
дружелюбна, приветлива, непосредственна и не стесняется проявлять свои чувства
в присутствии посторонних. Вот и сейчас она обняла меня и поцеловала в щеку,
как это делала всегда, будь мы на людях или наедине.

- Доброе утро, сынок, - ласково сказала она. - Ты куда-то спешишь?

- Не очень, - уклончиво ответил я, надеясь, что этим её любопытство будет
удовлетворено. Однако ошибся.

- Если не возражаешь, зайдём ко мне, - предложила мать и тут же, не
сомневаясь в моём согласии, поддела руку под мой локоть и увлекла меня за
собой. - Я переправлю тебя в Тоннель из "ниши".

- Это было бы замечательно, - слегка сконфуженно произнёс я,
приноравливаясь к её энергичной походке.

Ещё бы! Я постоянно приставал к родителям с подобной просьбой и спускался
в Зал Перехода, расположенный на глубине полутора километров, лишь в
исключительных случаях, когда и отец и мать отсутствовали, либо были очень
заняты. Безусловно, матушка была удивлена тем, что я направился в подземелье,
не поговорив предварительно с ней. И не просто удивлена, но и озадачена.

- Сегодня ты при полном параде, - как бы между прочим заметила она, имея в
виду прежде всего мою Грейндал. - Что-то я не слышала ни о каких торжествах.
Или ты собрался на свидание? Решил произвести на девушку впечатление?

Я начал подозревать, что наша встреча произошла отнюдь не случайно; и если
это так, то мне оставалось лишь подивиться тому, с какой невероятной скоростью
распространяются по дворцу слухи. Не прошло и десяти минут, как я вышел из
своих покоев, а маме, судя по всему, уже доложили, что я куда-то собрался,
прихватив с собой дедовскую шпагу.

Вообще-то мама у меня молодчина. С тех пор как мне исполнилось
шестнадцать, она старалась не навязываться с чрезмерной родительской опекой,
вполне справедливо считая меня достаточно взрослым, чтобы иметь свои секреты,
достаточно самостоятельным, чтобы справляться с собственными проблемами, и
достаточно рассудительным, чтобы самому решать, когда и к кому обратиться за
помощью и советом. Однако тот факт, что я взял Грейндал и попытался покинуть