великий князь Киевский Данила Романович, ставший впоследствии королем
Руси, и татарский хан Бату заключили перемирие, разделив между собой сферы
влияния по линии Полоцк - Смоленск - Новгород-Северский - Северский Донец.
В первые сто лет перемирия, которое, несмотря на постоянные пограничные
стычки, соблюдалось вот уже более двухсот лет, русские короли объединили
находившиеся в сфере их влияния княжества в единое государство, а затем
утвердили власть Киева на Азове и в Северном Причерноморье. Так что в
середине XV века, когда происходили описываемые нами события, Русь
представляла собой могущественное государство на востоке Европы, равное по
территории двум Германиям и уж куда более сплоченное, чем весьма аморфный
союз немецких княжеств.
лет литовцы разделили с поляками Пруссию, изгнали ливонских рыцарей из
куршских, ливских и эстских земель, успешно противостояли своим северным
соседям, скандинавам, и даже было распространили свою власть на Карелию,
впрочем, ненадолго - вскорости им довелось вернуть ее новгородцам. После
падения вольной Новгородской республики северная часть Карелии досталась
шведам, а южная отошла к Московии - государству, которое возникло в
результате объединения славянских княжеств, оказавшихся в сфере влияния
Золотой Орды.
территориях, также как и русские короли частенько вспоминали о том, что в
былые времена северо-восточные княжества безоговорочно признавали
верховенство над собой киевского престола. Несколько лет назад король Руси
Роман II и великий князь Литовский Витовт IV решили, что настало время
восстановить историческую справедливость, и, подписав договор о "вечном
мире", начали активно готовиться к предстоящему освобождению своих, как не
уставал повторять русский король, "исконных территорий".
с себя татарское иго, в принципе не имели ничего против братской помощи со
стороны южного соседа, однако цена, запрашиваемая Киевом за эту помощь -
так называемое воссоединение, многим казалась непомерно высокой. И до
монголо-татарского нашествия восточные славяне, этот конгломерат из
множества разных племен, никогда не чувствовали себя единым народом, а
после раздела их шаткой общности - старокиевского государства,
северо-восточные русичи оказались в совершенно иных геополитических
условиях, нежели их сородичи на юге и юго-западе. Двухсотлетнее пребывание
под азиатским игом не могло не отразиться на их психологии, национальном
характере и культуре, жизненном укладе и, естественно, на самой форме
московской государственности, которая была по-азиатски деспотичной.
являлось духовенство, поскольку оно напрямую зависело от
Константинопольского патриаршего престола и большинство высших церковных
постов в Московской метрополии занимали либо греки, либо русские. Именно
епископы были единственными, кто безоговорочно поддержал идею Романа II об
объединении двух восточнославянских государств, а несколько позже (но с
существенными оговорками) и идею папы Павла VII о воссоединении двух
христианских церквей. Однако ни то, ни другое не нашло широкой поддержки
ни у простонародья (хотя его мнения никто не спрашивал), ни среди
московской знати. Жители северо-восточной Руси уже начинали осознавать
себя нацией, отдельным народом, и не хотели терять свою самобытность и
свою государственность, тем более что окончательное освобождение от татар
(с помощью Киева или без оной) было лишь вопросом времени.
на значительные уступки, предоставив Москве широкую автономию, и даже
признали за ее князем титул царя. Впоследствии татары надеялись ослабить
вышедшего из повиновения вассала, стравив его с Новгородом, но и тут
просчитались. Московские войска триумфально прошлись по новгородским
землям, присоединив их к своему государству, сам Великий Новгород был взят
осадой и измором, а его непокорные жители были почти поголовно вырезаны.
союзника в своем давнем противостоянии с литовцами, а взамен получила еще
более непредсказуемого и еще более несговорчивого соседа в лице окрепшей
Москвы. Такое положение дел никак не устраивало короля Романа, поэтому он,
не придя к согласию с московским царем в вопросе объединения всех русских
земель в одно государство, заключил вынужденный мир со своим извечным
соперником, великим князем Литовским, и пообещал не препятствовать
возврату Карелии под власть Литвы. И хотя, в отличие от литовцев, которые
напрямую собирались воевать с Москвой за Карелию, русский король затевал
грандиозный поход на Каспий, чтобы поразить Орду в самое сердце,
сомневаться не приходилось - главной его целью была и остается
северо-восточная Русь.
настойчивыми утверждениями о том, что северо-восточные русичи никакой не
народ, но лишь неотъемлемая часть единого русского народа, насильственно
оторванная от материнской груди - Киевской земли, московский царь спешно
отправил на запад представительную делегацию во главе с князем Николаем
Шуйским, целью которой было поелику возможно помешать сближению Руси и
Литвы с католическими государствами и постараться сорвать готовящееся
объединение церквей.
обстоятельств в то же самое время находился Филипп - после успешной
операции по захвату Байонны он приехал на несколько дней погостить у
своего дяди, короля Робера, и повидаться со своим братом, архиепископом
Марком.
приятным. На второй день после их приезда между ним и боярином из свиты
князя Шуйского вспыхнула ссора из-за одной барышни, фрейлины королевы
Марии. Боярин повел себя с девушкой самым недостойным образом: подарил ей
пару соболиных шкурок и потребовал, чтобы она тут же оплатила ему
"натурой". Однако девушка оказалась порядочной, она не хотела терять
невинность ради каких-то соболиных шкурок; но, с другой стороны, и со
шкурками ей было жаль расставаться. Боярин был неумолим:
защитнику женщин Филиппу. Тот принял ее заботы близко к сердцу: ему очень
понравилась девушка, к тому же его несказанно возмутила извращенность
боярина, который сделал подарок не в благодарность за любовь, а наоборот -
требовал любви в благодарность за подарок. В пылу праведного гнева Филипп
обозвал его жалкой утехой мужеложца - просто так обозвал, без всякой
задней мысли, в его лексиконе это было одним из самых язвительных
оскорблений, - и, что говорится, попал не в бровь, а в глаз. Как
выяснилось позже, боярин, хоть и не был от природы гомосексуальным, в
отроческие годы нежно дружил с юным царевичем, теперешним царем, чья
слабость к молоденьким мальчикам была общеизвестна.
того чтобы чинно вызвать Филиппа на поединок, он тут же выхватил из-за
пояса кинжал, явно собираясь прикончить обидчика на месте; его не
остановило даже то, что Филипп не имел при себе никакого оружия. Благо
рядом находился Габриель - он вступил со взбешенным боярином в схватку и,
пытаясь выбить из его рук кинжал, совершенно нечаянно проткнул его шпагой.
Удар Габриеля оказался для боярина смертельным, и тот скончался на месте.
усилий, чтобы помешать князю Шуйскому придать этому чисто бытовому
инциденту религиозную окраску. А архиепископ Тулузский свою очередную
воскресную проповедь целиком посвятил смертному греху сладострастия, где в
частности отметил, что ни католику, ни православному не дозволено
обращаться с благородной девицей, как с девкой продажной.
происшедшего, в качестве компенсации за нанесенный ей моральный ущерб, а
сама она, в знак благодарности за заступничество, подарила Филиппу свою
невинность, ничего не требуя взамен. В свою очередь Филипп, в
благодарность за спасение жизни, произвел Габриеля в рыцари и подарил ему
еще одно поместье, а позже, уже после возвращения в Тараскон, счел нужным
придать его владениям статус вице-графства, тем самым сделав своего
первого дворянина виконтом.
письмо, вновь приглашая их к себе, и скрепил его своей новой печатью с
графской короной, а внизу поставил подпись: "Ваш любящий сын Габриель де
Шеверни, виконт де Монтори". Правда, ответа он так и не дождался...
опередить всех своих конкурентов - разумеется, за исключением Рикарда
Иверо, который там жил.
кузеном, не столько тревожили Филиппа, сколько пробуждали в нем здоровый
дух соперничества.
тайной миссией и которому, похоже, через сестру удалось втереться в
доверие к принцессе, в своих секретных донесениях сообщал, что хотя
Маргарита влюблена в виконта Иверо, выходить за него замуж не собирается,
а все больше склоняется к мысли о необходимости брачного союза Наварры с
Гасконью. Благодаря Монтини, Филипп был в курсе всех событий при
наваррском дворе, но иногда его разбирала досада, что в отчетах Этьена
лишь вскользь упоминалось имя Бланки. Однако он не решался требовать
подробностей, боясь признаться себе, что Бланка по-прежнему дорога ему...
численность гасконской делегации сократилась почти на треть, -
обнаружилось, что Амелина беременна. При других обстоятельствах Симон де
Бигор только бы радовался этому известию, но сейчас его возможную радость
омрачали мучительные сомнения: от кого же у Амелины ребенок - от него или
от Филиппа? Он угрожал ей и на коленях умолял признаться, чье дитя она
Шилова Юлия
Распопов Дмитрий
Плотников Александр
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Посняков Андрей