глаза. - Но...
ровня вам, и не тешусь никакими иллюзиями. Я не глупа... Но я дура! Я дура
и бесстыдница! Я все равно люблю вас... - Она прильнула к нему, коснулась
губами мочки его уха и страстно прошептала: - Я всегда буду любить вас.
Несмотря ни на что! И пусть моя душа вечно горит в аду...
ему набегает жгучая краска стыда. Он всегда испытывал стыд, когда ему
удавалось соблазнить женщину. Но всякий раз, когда он терпел поражение,
его разбирала досада.
меня.
Когда мы встретимся снова?
Ее поцелуй был таким невинным, таким неумелым и таким жарким, что Филипп
чуть не разрыдался от умиления.
приходите ко мне.
маленький дебош, Матильды там уже не было.
состояние умственной полудремы. - Оказывается, не перевелись еще на свете
женщины, способные противостоять чарам Филиппа.
проведенное при дворе Филиппа, в нем прочно укоренился вполне естественный
скептицизм в отношении такой женской добродетели, как стойкость.
Быстренько отделавшись от Симона, он разыскал д'Обиака, только что
сменившегося с дежурства, и поманил его к себе.
разговоры.
изображая оскорбленную невинность.
необычайно острый слух. Устраивает?
Я не понимаю...
дублонов[32].
гостиной зимних покоев дворца, но по случаю прибытия гасконских гостей она
собрала своих приближенных в зале, где обычно устраивались ею праздничные
вечеринки в сравнительно узком кругу присутствующих. Это было просторное,
изысканно меблированное помещение с высоким сводчатым потолком и широкими
окнами, на которых висели стянутые посередине золотыми шнурками тяжелые
шелковые шторы.
дворца на фоне угасающего вечернего неба. Поскольку в тот вечер танцев не
намечалось, ложа для музыкантов пустовала, а пол был сплошь устлан
андалузскими коврами. Чтобы придать обстановке некоторую интимность и даже
фривольность, обе глухие стены зала по личному распоряжению Маргариты были
в спешном порядке увешаны красочными гобеленами на темы античных мифов,
преимущественно эротического содержания.
и, склонив на бок белокурую головку, вполуха слушала пение менестреля. На
лице ее блуждало задумчивое выражение - скорее обеспокоенное, чем
мечтательное, а ясно-голубые глаза были подернуты дымкой грусти.
Наваррская, княжна[33] Бискайская - кареглазая шатенка двадцати лет,
которую, при всей ее привлекательности, трудно было назвать даже
хорошенькой. Ее фигура была нескладная, как у подростка, лицо не
отличалось правильностью черт и было по-детски простоватым, с чем резко
контрастировали чересчур чувственные губы. И тем не менее, во всем ее
облике было что-то необычайно притягательное для мужчин; но что именно -
так и оставалось загадкой. Жоанна держала в руках раскрытую книгу, не
читая ее, и со скучающим видом внимала болтовне своей кузины Елены Иверо,
лишь изредка отзываясь, чтобы сделать какое-нибудь несущественное
замечание.
противоположность кроткой и застенчивой Жоанне. Ей было семнадцать лет,
жизнь била из нее ключом, она не могла устоять на одном месте и порхала
вокруг кресла, словно мотылек, без устали тараторя и то и дело заливаясь
хохотом. Ее ничуть не волновало, как это смотрится со стороны, и что,
возможно, такая суетливость не к лицу принцессе королевской крови, которой
с малый лет надлежит выглядеть важной и степенной дамой. Впрочем, мало
находилось людей, которым хватало твердости хотя бы в мыслях порицать
Елену за ее поведение. Что бы ни делала эта зеленоглазая хохотунья с
пышной гривой волос цвета меди, она очаровывала всех своей
жизнерадостностью и какой-то детской непосредственностью. Одна ее улыбка
убивала в самом зародыше все возможные упреки в ее адрес. В присутствии
Елены совсем не хотелось брюзжать о хороших манерах и правилах поведения;
куда приятнее было просто любоваться ею и вместе с ней радоваться жизни.
мрачнела и хмурилась, смех ее становился немного натянутым, а в глазах
появлялась печальная нежность вперемежку с состраданием. Часа два назад
Рикард крепко поругался с Маргаритой и фактически получил у нее отставку.
Особенно же огорчало Елену то обстоятельство, что вскоре после такой
бурной ссоры, изобиловавшей взаимными упреками и крайне обидными
оскорблениями со стороны принцессы, Рикард, напрочь позабыв о мужской
гордости, покорно явился на прием и сейчас жалобно смотрел на Маргариту,
привлекая своим несчастным видом всеобщее внимание...
шахматным столиком Бланка Кастильская и Этьен де Монтини, которые с наглой
откровенностью обменивались влюбленными взглядами, а подчас и
соответствующего содержания репликами. Между делом они также играли в
шахматы, вернее, Бланка давала Этьену очередной урок, передвигая изящные
фигурки из яшмы и халцедона как за себя, так и за него. Кстати говоря, по
части шахмат Бланка не знала себе равных, пожалуй, во всех трех испанских
королевствах[34]. В бытность свою в Толедо Филипп чаще всего проигрывал
ей, изредка добивался ничьи, и лишь считанные разы ему удавалось обыграть
умницу-принцессу, что весьма болезненно задевало его самолюбие.
распахнулись, пропуская внутрь Филиппа с его друзьями - молодыми
гасконскими вельможами. Все разговоры мигом прекратились, и в наступившей
тишине герольд, который более получаса простоял у двери, ожидая этой
минуты, торжественно объявил:
Аквитанский, суверенный князь Беарна, верховный сюзерен Мальорки и
Минорки, граф Кантабрии и Андорры, гранд Кастилии и Леона, соправитель
Гаскони, пэр и первый принц Галлии, наследник престола... - герольд
перевел дыхание и скороговоркой докончил: - Рыцарь-защитник веры
Христовой, кавалер орденов Золотого Руна и Корнелия Великого, почетный
командор ордена Фернандо Святого, вице-магистр ордена Людовика
Освободителя!
просветлело, а на губах заиграла приветливая улыбка.
ему руку, которую Филипп вежливо поцеловал.
условности, сразу перешла в наступление:
покорившего за шесть дней все Байоннское графство.