Чтение 26–й страницы книги ~Собирающая стихии~

Вторая была явно самопальная, состряпанная в спешке:

Лаборатория прикладного садизма.

Киски Шрёдингера-Лейнстера.

- Профессор Лейнстер должен быть здесь, - сказал мне мой гид, юный
кабальеро дон Хесус де Лос Трес Монтаньос.

Я точно знал, что Колин здесь, поэтому поблагодарил юношу за заботу и
предложил ему идти по своим делам. Исполненный служебного рвения дон Хесус
изъявил готовность дождаться меня в вестибюле, однако я не допускающим
возражений тоном ответил, что собираюсь задержаться надолго. Дон Хесус тут же
стушевался. Всё-таки в репутации "крёстного отца" есть свои преимущества.

На мой звонок дверь открыл сам профессор Лейнстер.

- Ну, наконец-то! - произнёс он, жестом приглашая меня войти. - Всё-таки
соизволил проявить свой высочайший интерес к моей скромной деятельности. А я уж
и не смел надеяться.

Я подчистую проигнорировал иронический выпад Колина. Если всерьёз
воспринимать его тщеславие, замаскированное под самоуничижение, то так недолго
и нервный тик заработать. Когда в первый же день моего официального визита на
Астурию я не бросился стремглав осматривать его любимое детище, Институт
пространства и времени, Колин был не просто шокирован - он поверить в это не
мог. Он был искренне убеждён, что занятие наукой и, в особенности, физикой -
единственное стоящее дело, учёные - единственные счастливые люди на всём белом
свете, а все остальные, кто не посвятил себя науке, чувствуют себя несчастными
и ущербными и чёрной завистью завидуют учёным.

Мы миновали пустую приёмную (или как там она у них называется) и вошли в
такой же пустой кабинет.

- Присаживайся, - сказал Колин, указывая на кресло возле невысокого
столика с пепельницей, початой пачкой сигарет, какой-то книгой и компактным
кофейным автоматом. - У нас ещё есть несколько минут, пока маринуются кошки.
Затем мы посмотрим на них, а после прошвырнёмся по институту. Только не говори,
что у тебя времени в обрез.

- Не буду, - пообещал я. - Времени у меня навалом.

- Вот и чудненько, - Колин потёр руки в предвкушении увлекательной
экскурсии. Он обожал всё показывать и обо всём рассказывать; ему нравилось всех
учить. Я вовсе не отрицаю, что это хорошая черта; говорят, Колин отличный
педагог - но его беда в том, что он рвётся учить всех подряд, а не только тех,
кто этого хочет. - Кофе выпьешь?

- С удовольствием.

Колин ткнул всего одну кнопку, и автомат тотчас выдал две чашки горячего и
ароматного чёрного кофе.

- У нас с тобой, насколько я помню, схожие вкусы, - объяснил он, сажаясь в
соседнее кресло. - Поэтому я и не перенастраивал автомат.

Кофе действительно был как раз на мой вкус. Я сделал пару глотков, закурил
и мельком взглянул на лежавшую рядом с пепельницей книгу. С некоторым
удивлением я обнаружил, что это не научная монография, а хрестоматийный сборник
англо-американской космической фантастики конца XX - начала XXI веков.

- Ну и ну, - сказал я. - Вот уж не думал, что ты этим интересуешься.

- Это Кевин дал почитать, - ответил Колин. - Сказал, что будет забавно.

- И как?

- Я действительно позабавился. - Он прыснул смехом. - Американцы того
времени были страшные снобы и идеалисты. Считали, что только они единственные
сумеют заселить Галактику, а остальные народы либо перебьют друг друга, либо
погибнут вместе с умирающей Землёй.

Я тоже улыбнулся и кивнул. В настоящее время демографическая ситуация в
Галактике была такова, что свыше половины всего человечества представляли
четыре этнические группы - китайцы, индусы, славяне и испанцы. И это было
логическим следствием социально-экономической обстановки, сложившейся на Земле
в канун массового освоения Галактики.

Из всех больших наций американцы были самой благополучной в плане уровня
жизни. Они неизменно лидировали в области исследования космоса, но в плане
освоения дела у них шли очень туго. К звёздам рвались преимущественно лишь
учёные и искатели приключений (да ещё неудачники - но неудачники и в Африке
неудачники), а основная же масса американцев предпочитала оставаться на Земле -
как говорится, от добра добра не ищут.

Китай же и Индия, государства экономически мощные, но хронически
страдавшие от перенаселения, сразу вышли в лидеры по освоению пригодных для
жизни планет и неизменно лидировали на протяжении всего периода, названного
впоследствии Эпохой Освоения.

Славянские страны с общей численностью населения около миллиарда страдали
не столько от тесноты, сколько от невысокого (по сравнению с Западной Европой и
Северной Америкой) благополучия своих граждан. Славяне устремились к звёздам в
поисках лучшей жизни. Они считали, что эту самую лучшую жизнь легче будет
построить на новом месте, нежели перестраивать её на старом. И, как ни странно,
оказались правы. Далеко не последнюю роль в столь бурном заселении славянами
Галактики сыграла одна интересная особенность национального характера русских,
наибольшего из славянских народов: экспансия была для них не средством
достижения какой-то конкретной цели, а скорее самоцелью, естественной
приемлемой формой существования, развития и самоутверждения нации.

Что же касается Северной Америки и Западной Европы, то для них освоение
Галактики было больше вопросом экономическим, чем социальным или
демографическим. На пригодных для жизни планетах американские и европейские
компании создавали предприятия по переработке полезных ископаемых, поскольку
недра Материнской Земли уже исчерпывали себя, а в качестве рабочей силы
привлекали в основном выходцев из Северной Африки и Латинской Америки. Именно
благодаря североамериканским компаниям испанцы (в большинстве своём - потомки
латиноамериканцев) стали четвёртой по численности этнической группой в
Галактике, а испанский язык - третьим по распространённости. Из-за того, что
славяне разговаривают на разных, хоть и очень похожих языках, самый
употребляемый из них, русский, занимал лишь пятое место, уступив четвёртое
место английскому, на котором, кроме потомков британцев, американцев и
австралийцев, говорила часть выходцев из Индии. Кроме того, свою лепту в
четвёртое место английского языка вносило и то обстоятельство, что в экономике
многих испанских планет по сей день немалое влияние имеет североамериканский
капитал.

Впрочем, к Астурии последнее не относится. Она была колонизирована
потомками европейских испанцев, а не латиноамереканцев, в качестве иностранного
здесь изучают китайский или хинди, и если заговорить с первым встречным
по-английски, то в девяти случаях из десяти он даже не поймёт, на каком языке к
нему обратились. А поскольку очень многие англичане (не совсем точное, но
распространённое в Галактике название англофонов) до сих пор не избавились от
снобизма своих предков и знать не хотят другого языка, кроме английского, то,
попадая на планеты, вроде Астурии, они оказываются в положении глухонемых. Я
вспомнил рассказ Анхелы, как страдала здесь бедняжка Дженнифер, пытаясь
объясняться с окружающими то на своём исковерканном английском, то на
сицилийском диалекте итальянского языка...

Я непроизвольно вздохнул. Бедная Дженнифер с ещё не родившимся ребёнком!
Бедный Эрик! И Морис - мой таинственный внук...

Где вы все? Что с вами?..

- Почему ты так помрачнел? - спросил Колин, закуривая сигарету.

- Думаю о наших детях, - сказал я. - И всё больше боюсь, что Александр не
клюнул на нашу хитрость. Эрика-то по-прежнему нет.

Колин нахмурился и сделал несколько затяжек подряд.

- Не спеши с выводами, Артур. - (Я так и не понял, кого он хотел ободрить,
себя или меня, но это получилось у него неубедительно.) - Прошло только полтора
месяца, а почём нам знать, как быстро бежит там время и как долго выветривается
эта отрава. Что же до хитрости, я уверен, что Александр на неё клюнул. Если
даже Янус не сумел раскусить наш блеф, то где уж там Александру.

- А вдруг он ничего не пронюхал?

- Пронюхал, пронюхал, можешь не беспокоиться. Я хорошо знаю Юнону. В
некотором смысле - гораздо лучше, чем ты, поскольку я объективен к ней. Без
сомнений, она сразу предупредила Александра о ловушке. Юнона осуждает его, но
она не может желать ему смерти. Предупредить об опасности - это её долг как
матери.

Наручные часы Колина коротко пропищали.

- Пора, - сказал он, вставая с кресла. - Пойдём, посмотришь на моих кошек.

Я тоже поднялся.

- Кстати, в чём суть твоего эксперимента?

- А разве девочки тебе ничего не рассказывали? - удивился Колин.

- Рассказывали, только в общих чертах. Говорили, что ты повторяешь
классический опыт Шрёдингера с кошками, но вместо ожидаемого статистического
разброса, получаешь строгую закономерность. Остальное они советовали посмотреть
своими глазами.

Колин кивнул:

- Да уж, действительно есть на что посмотреть. Правда, одно маленькое
уточнение: Шрёдингер никогда и нигде не проводил опытов с кошками. Он предложил
это, как мысленный эксперимент для демонстрации некоторых парадоксов квантовой
механики... Между прочим, проверь, можешь ли ты увидеть, что происходит в
соседней лаборатории.

Мы уже вышли из кабинета и остановились перед массивной раздвижной дверью.
Я проверил и сказал:

- Нет, не могу. Очень сильная защита. Чтобы заглянуть внутрь, нужно только
пробить её.

- Вот то-то же. Я максимально обеспечиваю чистоту эксперимента.

Колин нажал кнопку, и створки двери раздвинулись.

Мы вошли в просторное, ярко освещённое помещение, которое больше походило
не на лабораторию, а на какой-то супермодерный кинозал. Или на центр управления
полётами.

Почти всю противоположную стену занимал огромный прямоугольный экран, на
котором были изображены две плоские диаграммы, составленные из причудливо
извивающихся и меняющих толщину синих и красных полос. Обе диаграммы были
схожи, но не идентичны.