войны, так как первым коснулся земли, спрыгнув с корабля. Его юная вдова
умолила ботов вернуть Протесилая на три часа в царство живых и умерла в его
объятиях.
прижала к своему огромному животу, гладила по голове, сминая волосы, и
уговаривала:
и заснули в таблице Элия. А утром пришли клиенты. А мы спим голые на ковре,
укрытые его пурпурной тогой. До спальни можно добраться только через атрий. А в
атрии клиенты, - она смеялась и плакала одновременно. - Элий закатал меня в
свой халат и унес на плече в спальню. А я спала и ничего не чувствовала. Потом,
когда он рассказывал мне об этом, я так смеялась, так смеялась...
Что можно было вообще сделать? Ну разве что соорудить пышный кенотаф да таскать
туда цветы и венки, но этим не утешить боль в сердце.
Ариетты М. и читал мне ее вслух часа два или три. А я под конец едва не
заснула. Самое обидное - я не знаю, где эта книжка. И не помню ни единого
стиха. Каждый день ищу ее и ищу... и не могу найти... Все ищу... каждый день...
Вот и сегодня искала. Помню - стихи были красивые... но ни одной строчки, ни
одного слова не помню...
похож на Элия. Летиция замотала головой:
Она поднялась. - Не могу одна, - призналась Августа. - Надо все время, чтобы
кто-то был рядом. Тогда принуждаешь себя держаться. Тебе деньги не нужны?
Прислать чек?
сестерциев.
пойти поиграть в алеаториум*? Немножко. Тысяч пять-шесть взять с собой и
поиграть. Ты не знаешь, Элий был игроком?
кого не было денег, несли драгоценности. Норма подумывала, не создать ли банк
данных для подбора доноров костного мозга.
белой развевающейся столе.
Глядя на вас, я чувствую себя виноватой. Да, да, сейчас время рожать новых
солдатиков. Надо и мне срочно обрюхатиться!
секретари и кураторы. Руфин все еще был императором, и без его закорючки на
документе не могло решиться ни одно важное дело. Люди возникали в палате, как
боги из машины в греческих трагедиях, выкрикивали свои краткие реплики и тут же
исчезали. Оставалось лишь тихое жужжание кварцевых ламп, запах лекарств и боль.
Боль, которую не могли снять никакие лекарства. У Руфина не было близких
родственников, чтобы сделать пересадку костного мозга. А мозг, пересаженный от
постороннего донора, не прижился. Если бы Александр был жив, он мог бы спасти
отца. Пассивно, одним своим существованием, как и должен был все делать в жизни
- просто жить, и одним этим фактом заставлять двигаться огромную махину
Империи. Но Александра убили. И Руфин даже не знал, кто. А его дочь слишком
мала, чтобы послужить донором.
Почти все, кто был рядом с ним в тот день и кому не сделали пересадку, уже
умерли. Криспина приходила редко. В первые дни Руфин справлялся о ней,
требовал, потом звал, потом умолял, в телефонной трубке будто издалека звучал
ее голос, равнодушный и какой-то механический. Явилась Мелия, первая его
супруга, долго сидела у постели и молчала. В конце концов он прогнал ее. Мелия
постоянно говорила об Александре, и, глядя на нее, Руфин видел перистиль,
залитый зеленым светом, и пурпурные пятна крови на полу, и тело Цезаря,
изуродованное смертью, почти уже не человеческое, будто сломанное посередине.
отказаться. Он все еще император. Красивая, полнотелая, немного бледная, она
смотрела на Руфина пустыми глазами, и в них не было ни сочувствия, ни жалости -
одно равнодушие.
причину своего отдаления.
выталкивал из отекшей гортани слова.
смог ничего сделать! - В ее голосе звучал гнев.- Не смог даже назначить нашу
крошку своей наследницей! Она самый прекрасный, самый лучший ребенок в мире. А
ты...
лекарств, превратившись в отвратительную тошнотворную смесь.
ожидавших. Среди посетителей она узнала Сервилию Кар, поэта Кумия, проходимца
Силана, который высмеял ее и Руфина, переделав комедию Плавта.
вместе с подонками-актеришками и тем самым еще больше унизил Августа. Криспине
еще тогда, после спектакля хотелось расцарапать лицо Силану. Сейчас злость
вернулась с двойною силой. Криспина подошла к драматургу.
каждого гневным взглядом. А они пытались подавить улыбки, но напрасно.
Облученные, обожженные - они смешны? Они умирают - это смешно? - Ей уже и
вправду казалось, что ежедневно, стиснув руки и наполнив сердце мужеством, она
приходила сюда, чтобы провести долгие часы у постели умирающего мужа, как это
делали другие.
вдову еще больше. Криспина размахнулась, ткнула кулачком в ближайшее лицо.
Кто-то схватил ее за локти и отвел в сторону. Криспина обернулась, готовая
влепить пощечину. Перед ней был банкир Пизон.
Пизон. - Ступай, детка, мои люди тебя проводят.
бессовестно, но ему почему-то верили.
в темном платке, плотно обвязанном вокруг головы. А рядом с Нормой стояла
Летиция. Белая стола доходила молодой женщине до щиколотки. Сервилия не видела
дочери с тех пор, как она... Она прикидывала в уме и не могла сосчитать.
Сколько же дней они не виделись? Кажется, со дня свадьбы. Неужели со дня
свадьбы? Летти изменилась. Выросла еще немного. И повзрослела. Летиция
позвонила матери один только раз, когда родился Постум. "Мама, у меня сын", -
голос ее дрожал. "А мне все равно", - ответила Сервилия и повесила трубку.
Правда, она носила траур по человеку, которого никогда не любила. Как хорошо
носить траур и при этом не страдать. Тот траур дарил ей незабываемое чувство
превосходства. Все почитали ее несчастной, не подозревая, как она счастлива.
Правда, покойный успел сделать на прощание последнюю гадость: оставил почти все
свое состояние Летиции. Но этот факт давал Сервилии возможность проклинать его
еще изощреннее.
запах духов.
Молодая женщина уже привыкла к непримиримости и равнодушию Сервилии - и вдруг
такой сильный прилюдный порыв! Почти актерский. Юлия Кумекая стояла рядом и
одобрительно кивала. Как будто хотела сказать: хорошо сыграли, боголюбимые
матроны.
Норма Галликан. - Обязательно закрыть волосы и надеть маски. Не хочу, чтобы
радиоактивная грязь разносилась по Риму.
вернулся и почти бегом припустил за остальными - не мог пропустить столь важный
момент. Норма Галликан была уверена, что Пизона не приглашали, он пришел сам.
Но она не стала выпроваживать банкира.
Прозоров Александр
Куликов Роман
Березин Федор
Посняков Андрей
Ларссон Стиг
Сертаков Виталий