оставили. Потом он вспомнил про Верму и Марка Проба. Придется их выдать. Но это
невозможно. Но как же... как же... неужели он вынесет пытки в застенках... он
не сможет...
выдумает. Уж на это он способен. Хотя бы на это. Он видел, будто во сне, низкую
арку ворот, просторный мрачный двор, однообразные ряды зарешеченных окон. Потом
коридоры. Исполнители в черном. Повсюду исполнители. Откуда их столько? Может
быть, на самом деле все жители Великого Рима подались в исполнители? И только
один Кумий ничего не исполняет... Или исполняет? Но что-то совершенно иное...
Почему он другой?.. Почему? Ему так хочется быть со всеми. Но он не может,
просто не может, и все.
потолком едва теплилась. Пахло мерзко. Латринами, давно не мытыми, загаженными.
Двое здоровяков открыли ему рот и влили мерзкую жирную вонючую жидкость.
волосы, припечатал к каменной кладке половиной лица.
сжался в комок. Внутри мерзко пульсировало. Тошнота подкатывала к горлу. Хорошо
бы его вырвало. Надо вызвать рвоту. Кумий засунул пальцы в рот. Долго давился и
кашлял. Наконец мерзкая горькая жидкость полилась изо рта.
бормотал Кумий.
все тело липкое, мокрое, вонючее... Отвращение к самому себе... Что может быть
страшнее отвращения к себе, к своему телу, к своей душе! Спасите! Кто-нибудь,
спасите! И тело, и душу!
сапогом.
до него не добраться.
столько времени...
выворачивает наизнанку кишки, можно назвать передышкой.
не обманешь. С Кумия градом лил пот. Зубы стучали.
рискуя? Кого Бенит не осмелится тронуть?
случае Кумий на это надеялся. Сквозь боль, сквозь ужас еще прорывались обрывки
мыслей, будто побег тополя сквозь слой дерьма... сравнение... откуда-то... им
придумано... записано? Или нет? Где записать?
полу со спущенными штанами. Из заднего прохода льется по ляжкам липкая вонючая
жидкость. Кумия рвет одной желчью. Исполнители фотографируют его. При каждой
вспышке камеры Кумий вздрагивает и припадает к покрытому нечистотами полу.
"Известный сочинитель Кумий во время очередной оргии". Но Кумию уже все равно.
помогите...
даже приносят какую-то белую жидкость в глиняной чашке. Рисовый отвар. Всего
несколько глотков. Какое блаженство... спасибо... спасибо...
кишечнике. Он сидел на горшке, когда дверь снова распахнулась.
представилось, что Неофрон смотрит сейчас на него и видит его унижения. У Кумия
сами собой потекли из глаз слезы.
Проба.
вестников пробраться на выборах в сенат. Но у Бенита и всех патриотов Рима
ответ прост: мы исполняем желания, мы воплощаем Мечту Империи. Это начинают
понимать во всех частях Империи. Испания и Галлия, поначалу активно
противодействующие диктатору Бениту, теперь начали активно его поддерживать.
Смелым помогает Фортуна - эта старая истина продемонстрирована наглядно:
яростный противник диктатора Бенита, председатель Большого Совета Бренн
скоропостижно скончался в Лютеции".
отозвался Проб.
арестованный не нарушал ни одного закона, ни одного эдикта, даже самого
последнего эдикта об оскорблении Величия императора. Макрину казалось, что
обвиняемый попросту хохочет ему в лицо, хотя Проб был абсолютно спокоен.
привести самые веские аргументы.
тело лишь тогда, когда бывший центурион потерял сознание. Исполнители вспотели
и устали от тяжких трудов и отправились выпить и перекусить.
открыть глаза. Но веки так опухли и заплыли, что он почти ничего не видел. Но
кто-то в камере был. Марк слышал негромкое натужное дыхание - кто-то пытался
стереть кровь с разбитой щеки. У неизвестного были липкие скользкие пальцы. Но
это почему-то не вызвало отвращения у Марка.
осколок зуба царапал язык. А на языке постоянно чувствовался привкус крови.
Продолжал сидеть подле - Проб по-прежнему слышал его дыхание.
собственного голоса.
попытался перевернуться с одного бока на другой и почувствовал нестерпимую боль
под ребрами.
следователей. - У тебя есть попить? - спросил он у неизвестного сокамерника.
каменному полу.
принять за обычное "на".
Глотнул. Фалерн... О подобном он не мог и мечтать. Пара глотков вина прибавила
сил, хотя и не заглушили вкус крови. Однако Проб смог подняться, держась за
стену. Боль в боку откликнулась тут же. Но он превозмог, стал осматривать
стены. Добрался до двери... Глупо. Не собирается ли он бежать?
спрашивает: "Можешь идти"?
пятно, похожее на рваную тряпку, заскользило по полу, потом по стене, по двери,
замерло возле замочной скважины, несколько секунд копошилось.... И - о чудо! -
дверь отворилась. Марк шагнул. Узкий коридор карцера был тускло освещен. В
конце коридора, заложив руки за спину и выгнув грудь колесом, стоял
исполнитель, преисполненный сознания важности своей миссии. Охранник не сразу
понял, что заключенный сам отворил дверь. Потом наконец до него что-то дошло.
Он рванулся к пленнику, на ходу расстегивая кобуру, но не добежал. Черная
тряпка подпрыгнула в воздух и облепила лицо человека. Напрасно исполнитель
вцепился в нее, напрасно рвал, силясь отодрать от лица, - ничего не выходило.