Чтение 25–й страницы книги ~Мечта империи~

друга. Во время падения Элий ударился головой и потерял сознание. Теперь он
постепенно начал приходить в себя. И в обычное время пловец из Элия был
никудышный, а сейчас он наглотался речной воды и все время захлебывался и
кашлял.

Река была неширокой, но быстрой, и выгребать одной рукой к берегу было не
просто. Вер позволил воде нести их по течению, пока впереди не показалась
песчаная отмель. Вскоре ноги коснулись дна. Друзья сбросили мокрые тряпки и
легли животом на горячий песок. Обоих била дрожь.

- Никогда не думал, что оставаться в живых так приятно, - заметил Вер.

- Несомненно, это местечко куда лучше Элизия*,- отозвался Элий.

* Элизии - рай.

Они лежали на берегу, в том месте, где река делала поворот. В тени огромной
раскидистой ивы прятался маленький мраморный храм Нимфы. Не похоже, что
кто-нибудь часто посещал это место - ступени храма поросли зеленым мхом.

- Жаль, что у меня нет с собой благовоний, чтобы поблагодарить хозяйку
реки, - сказал Элий. - Но обещаю, что вернусь сюда и принесу побольше фимиама.

- Лучше пообещал бы мне бутылку столетнего фалерна, - хмуро сказал Вер. -
За то, что я тебя вытащил. Или сенатор благодарит только богов?

- Прости, - сказал Элий. - Но фалерна у меня сейчас нет точно так же, как и
фимиама.

План Элия полностью провалился. Гений удрал, пока друзья барахтались в
воде, и даже не попытался им помочь. Но гении всегда были эгоистами.

Теперь друзьям нужно было где-то затаиться, пока их преследователи рыщут по
дорогам и караулят возле префектур вигилов. У них был шанс ускользнуть. Машина
затонула гораздо выше по течению вместе с телом водителя.

Бедняга Гай... У него остались жена и двое детей. И старики-родители. Он
хотел открыть книжный магазин, но никак не мог собрать нужную суму. Элий дал ему
денег на первый взнос и посоветовал взять кредит в банке. Но вместо магазина Гай
купил клеймо на игры. Он поставил на Варрона. И вот человек умер, а мечту свою
не осуществил...

Горячий песок пощипывал кожу, напоминая: ты жив, жив, жив.

- Ты понимаешь, почему нас хотели убить? - поинтересовался Вер. - Нет? Я
тоже ничего не понимаю. Может, гении хотели прикончить своего собрата,
покровителя кухни, за то, что он питается земной пищей. А мы неудачно
подвернулись под руку.

Элий не ответил, находя остроумие Вера неуместным.

Вскоре они отыскали проходящую в зарослях тропинку, которая с
расторопностью императорского посыльного привела их к мощеной дороге. Вдали
голубизну неба причудливо исчертили зубцы Альбанских гор, ниже темная зелень
покрытых виноградниками холмов переходила в пестрый ковер полей овощей и цветов,
разделенных серебристыми полосами оливковых деревьев.

Дорога была пустынна. Навстречу попался лишь какой-то крестьянин, толкавший
тележку с овощами, да проехала старая машина с пурпурной полосой и надписью
"Императорская почта".

Невдалеке сквозь зелень проглядывала белая стена одноэтажной постройки. Меж
грядок с петрушкой и тмином пролегала мощенная серыми вулканическими плитами
дорожка. Судя по ширине, она предназначалась исключительно для пешеходов.
Недолго думая, друзья свернули на тропинку.

- Не похоже, чтобы здесь особенно радовались гостям,- Элий оглядел солидную
калитку из потемневшего дерева, которая не пожелала отвориться под напором его
тела.

- Эй, есть кто-нибудь! - Вер изо всей силы грохнул по доскам.

- Чего ломишься, я здесь, - раздался голос рядом с ними.

В тени огромного дуба на траве полулежал человек в синей тунике и сером
плебейском плаще. Человек был бос. Спутанные длинные волосы неопределенного
цвета спускались на плечи. В тощей, неровно подстриженной бородке застряли
крошки.

- Приветствую тебя, доминус, - сказал Элий.

- Привет, собака... - отвечал незнакомец. Вер недоуменно посмотрел на
незнакомца, а Элий сразу сообразил, в чем дело.

- Это киник, - шепнул он на ухо приятелю. - Думаю, что это Марий
Антиохский. Но, возможно, я ошибаюсь.

- Не ошибаешься, - отозвался киник, - перед тобой Марий собственной
персоной. Если хочешь поступить ко мне в ученики, собака, то ты опоздал. Все
места заняты.

- Я и не надеялся быть удостоенным такой чести, - отвечал Элий. - Все, что
нам нужно, - это приют на ночь. И желательно, чтобы никто не знал о нашем
присутствии.

- Если у тебя нелады с законом, то мне все равно. Я равнодушен к законам
Империи. Хотя, если судить по твоим одеяниям, этого нельзя сказать о тебе.

- Я - сенатор Элий Деций, - представился патриций. - И мы не опасаемся
властей. Сегодня нас пытались убить. Так что наше присутствие небезопасно. Ты
дашь нам приют?

Марий нахмурился.

- Я подумаю. И мой ответ будет зависеть от твоих ответов. А что за собака
следует за тобой?

Вер, не привыкший к подобным обращениям, нахмурился и положил руку на
рукоять меча.

- Это мой друг, гладиатор, - отвечал Элий.

- А, исполнитель желаний. Нелепее занятие трудно придумать. Ты даруешь
мечту одному и отнимаешь надежду у другого. Гораздо проще не потакать частным
прихотям, а исполнить одно-единственное желание - сделать сердца людей чистыми и
открытыми добру.

Совсем недавно Вер слышал вариации на эту тему в таверне Субуры. Тот
разговор ему не понравился. Этот тоже не вызвал восторга. Наверное, это ошибка
всех философов - пытаться предоставить счастье одним махом.

Но Элий не воспринял пожелание киника всерьез и заметил с улыбкой:

- Ни один гений не передаст такое желание богам, потому что это желание
бога, а не человека.

Марий на минуту задумался. Он оценил ум Элия, но еще больше оценил его
лесть.

- Твое замечание не лишено смысла. И, пожалуй, я дам тебе приют.

Марий поднялся и подошел, чтобы отпереть калитку. Элий с трудом сумел
сохранить бесстрастное выражение лица, а Вер брезгливо сморщился: от Мария несло
застарелым потом. Всем известно, что Диоген жил в бочке, но это не означает, что
киники любят посещать бани.

- А, вам не нравится мой запах! -- заорал Марий. - Но, клянусь собакой, от
политиков в Риме пахнет еще хуже!

- Поэтому сенаторы используют так много благовоний, - отвечал Элий.

Марий вновь остался доволен ответом и пропустил гостей в дом. Облезлые
стены во влажных потеках, почерневший потолок и просевший пол - это запустение
напомнило Веру убогость и скудость обстановки его детства во время Третьей
Северной войны.

В крошечном триклинии обнаружились три каменных ложа и такой же грубо
отесанный каменный куб, служащий столом. Одно ложе было занято. На нем,
завернувшись в коричневый, заскорузлый от грязи плащ, храпел какой-то киник. Не
обращая на него внимания, Марий наполнил глиняные кружки козьим молоком и сверху
положил по ломтю рыхлого светлого хлеба. Отказаться от столь щедрого угощения
было невозможно, хотя друзья не так давно вкусили изысканный обед у Гесида. Они
уселись на свободное ложе и принялись есть.

- Наверняка, Элий, тебе мой обед не по вкусу, - ухмыльнулся Марий, глядя,
как сенатор медленно пережевывает кусок хлеба. - Но черствый хлеб хорошо
сочетается с твердостью духа. Думаю, ты найдешь подходящую цитату из Марка
Аврелия, чтобы убедить себя, что нынешний обед не так плох?

Оказывается, Марий был не так далек от столичной жизни и знал увлечение
Элия стоицизмом. Старый киник не упустил возможности подковырнуть молодого
стоика.

- "Относительно мясных блюд и вообще подобных кушаний можно приучить себя к
такому взгляду: это вот труп рыбы, это - труп птицы или поросенка" *, - охотно
процитировал Элий.

*Марк Аврелий. "Размышления". 6, 13.

- О, мудрость! - Марий громко захлопал в ладоши.

Хлопки эти разбудили спящего киника. Он приподнял голову, глянул круглыми
ошалевшими глазами на гостей и пробормотал заплетающимся языком:

- Принес "мечту"?

- Мечта улетучилась, - отвечал Вер, не уверенный, что правильно понял
вопрос.

- Дай "мечту"... "мечту" немедленно... гнида... Киник завертелся на ложе,
выгибаясь, как угорь, и засучил ногами. И тут тряпки, в которые он был завернут,
тоже закопошились, и наружу выбралась худая девица с узким лицом и черными
густыми волосами, причем совершенно голая. На ее худой спине с торчащими
лопатками острым частоколом проступали позвонки. Девица была на редкость
уродлива - длинное плоское туловище с крошечными грудями, а ноги короткие и
толстые. Не обращая внимания на гостей, девица вытащила из-под грязной тряпицы
шприц, наполненный мутноватой белой жидкостью, и, ухватив повисшую плетью руку
несчастного киника, всадила в вену иглу.

- Вот мечта Империи и сбылась, - проговорил Марий с печальной улыбкой. -
Краткое исступленное желание и столь же краткая и простенькая реализация мечты.
Не нужны ни поединки, ни риск, ни арена, ни зрители. Лишь человек, его вена,
шприц и игла. И немного субстанции, именуемой "мечтой". Перед вами первое и
главное доказательство первичности материи.

Девица повернулась к гостям. Никакого света, кроме уличного, проникающего
сквозь узкое, забранное деревянной решеткой оконце, в комнатке не было. Но в
черных расширенных зрачках отражалось по тлеющей свече. Она протянула Веру шприц
и со странной усмешкой-сказала:

- "Мечта"... Отведай "мечты"...

- Бери, собака, не бойся, - усмехнулся Марий. - Первая "мечта", как первое
соитие...