Людей было всего двое. А третий, стоящий как раз посередине, был гением. И
именно от него исходило мертвенное белое сияние, обводя платиновым контуром
колонны храма, алтарь и ветви деревьев. А потом Вер увидел Элия. Тот висел вниз
головой, привязанный за ноги к толстой горизонтальной ветви огромного дуба. Само
это подвешивание должно было вызвать непереносимую боль в искалеченных ногах
бывшего гладиатора. Но мучителям этого показалось мало. Один из них держал в
руках розгу, от ударов на теле Элия остались алые следы, похожие на порезы.
смерти, а потом отрубят голову.
освободиться.
понял, что ошибся. Просто у гениев сходные голоса. Уже не людские. Но еще не
божественные. Это был не его гений.
изготовясь к прыжку. Он надеялся, что у Элия не осталось больше сил безмолвно
выносить пытку, и пленник непременно закричит. Крик отвлечет палачей и заглушит
шорох веток.
платинового палача. Гений завизжал и рванулся вверх, рассыпая вокруг холодные
белые искры и роняя вниз горячие капли крови. Вер тут же повернулся и ударил
палача-человека в грудь. Третий пытатель в ужасе вскрикнул и бросился к реке.
Вер изо всей сил пнул раненого палача в пах, чтобы окончательно себя
обезопасить, и только после этого перерезал веревку, которой были связаны
лодыжки пленника.
на землю.
яростью и болью голос.
запрокидывая голову и пытаясь разглядеть в темном небе загадочного летуна.
Фонарь оказался весьма кстати. Вер осветил лицо раненого.
предлагал мне десять миллионов? Бедняга, ты все потратил, если очутился здесь!
--воскликнул Вер, наклоняясь над лежащим. - Кир-фокусник?
за другим два выстрела. Первый угодил Киру в грудь - луч фонарика прекрасно
освещал жертву. Второй грянул через долю секунды. Но и этого краткого мгновения
хватило гладиатору, чтобы отпрянуть. Он перекатился по земле и, увлекая за собой
Элия, рухнул в кусты. В тот же момент с реки послышался удаляющийся стук
лодочного мотора. Вер выскользнул из зарослей и вернулся к раненому. Но задавать
какие-либо вопросы было уже некому. Вер кинулся в погоню, не разбирая дороги.
Береговые заросли трещали под его напором. Неожиданно белым огнем брызнуло в
глаза, мощный удар опрокинул гладиатора на землю. Вер очнулся, лежа в траве.
Поднес руку к лицу. На лбу вспухала здоровенная шишка. В темноте гладиатор
налетел на горизонтальную ветку. Его остановил случай. Выигранное гладиатором
клеймо требовало, чтобы он вернулся: нельзя было оставлять Элия в таком
состоянии одного. Оказывается, надо было хорошенько треснуться головой, чтобы
понять такую малость. Вер вскочил и помчался назад. Сенатор сидел там, где его
оставил Вер, привалившись спиною к стволу дерева. Зубы раненого громко клацали,
как ни пытался последователь стоиков унять предательскую дрожь.
землю. Вер осветил фонариком бок Элия. Казалось, пленника не секли, а резали
бритвой. Вся кожа была красна от крови.
разодрал свою тунику на полосы и обмотал бок раненого, чтобы хоть немного унять
кровь. Потом подобрал с земли тунику с пурпурной полосой и надел ее на сенатора.
Но Элия все равно продолжала бить дрожь. Кожа его была холодной и липкой от
пота.
Элий, клацая зубами.- Поищи, будь добр.
фонарика по траве.
его изумлению, сенатор надел амулет себе на шею. Ну что ж, пусть попробует
отыскать Летицию Кар таким образом.
произнес Вер наигранно бодрым тоном.
капители бесчисленных колонн. Комнаты и залы набиты статуями, картинами и
старинной мебелью так, что негде ступить. Мозаики изысканы, фрески совершенны.
Куда бы ни пошел, из любого угла таращится на тебя какой-нибудь Деций с острым
прямым носом и глубоко посаженными глазами, задрапированный в мраморную тогу.
противоположную стену, на которой была выложена из драгоценных камней карта
Римской Империи. Всякий раз, глядя на нее, Руфин со вздохом отмечал, что
император Гостилиан, задумав поместить на стене карту, совершил две ошибки.
Первую - полагая, что Империя всегда будет пребывать в своих прежних пределах.
Вторую - решив, что мир, находящийся за границами Рима, не должен интересовать
императора. Впрочем, Гостилиана можно было понять. Это было начало Второго
тысячелетия. Рим был опьянен властью, подаренной ему богами. Он помолодел и
походил на юношу, только что получившего огромное наследство. Жизнь начиналась
заново. Стоило гладиатору выиграть поединок, и тут же прекратилась чума,
грозившая унести половину населения Империи, еще одна победа на арене - и
засушливая жаркая погода, сулящая голод, сменилась обильными дождями. Надо было
только уметь желать. Надо было знать, что желать. У Империи все было впереди. Ей
было все или почти все по силам.
появились золотые накладные полосы - драгоценные шрамы, оставшиеся на Месте
отделения от Империи ее провинций. Британия, Африка, Египет... Месопотамия,
проникнутая духом зороастризма, так в принципе никогда и не была подлинной
провинцией Рима. Ее отделение было особенно болезненным. Ибо любой начинающий
политик в Риме понимал, что новое независимое царство никогда не будет лояльным
к Империи, как ни старался Римский орел удержать в лапах эту добычу.
огромный стеклянный голубой шар, светящийся изнутри слабым белым светом. От
легкого прикосновения руки шар начинал вращаться, и тогда начерченные на нем
разноцветными контурами страны и континенты проплывали перед глазами императора.
Руфина тревожили горящие желтым и оранжевым пятна, лежащие на севере и востоке.
Царство готов на границах Борисфена. Царство викингов на Северном море.
Московское княжество и Новгородская республика делили земли от северных болот и
до устья могучей реки Ра. Все последнее время с востока приходили тревожные
вести. И Руфин не мог понять, что означает этот заунывно воющий опасный ветер,
поднявшийся над степями. Где уста, что своим дыханием гонят темные тучи с
востока? И что означает полет этого таинственного урагана для Великого Рима?
далекой Империи Цзинь. Шесть лет назад она перестала существовать и превратилась
в Улус Великого Хана. Теперь там воцарился завоеватель, явившийся из неведомых
земель с севера. О нем рассказывали страшные и странные истории. И лишь одна
была достоверна - он велел перебить все римское посольство в китайской столице.
О бесчисленных воинах, мчащихся на низкорослых лошадках без устали день и ночь,
ходили легенды. Армия Чингисхана двигалась все дальше, захватывая все новую
добычу. Могучий Хорезм пал, как какое-нибудь крошечное слабосильное царство.
Людские потери исчислялись сотнями тысяч, а может, даже миллионами. Руфин
подозревал, что погибших боятся считать. Император пытался успокоить себя тем,
что странные и страшные события происходят вдалеке от Римских границ.
отворилась, и в таблин вошел человечек маленького роста, придерживая локотком
толстую папку в кожаном переплете. Войдя, академик Трион небрежно махнул рукой,
будто отгонял мух, а не приветствовал самого императора Рима, и без приглашения
засеменил к глубокому кожаному креслу. Руфин давно привык к манерам - или,
вернее, к отсутствию всяких манер у своего гостя. Перед ним был главный
физик-теоретик и президент Физической академии Гай Валерий Трион, римский
гражданин всего во втором поколении, человек, одаренный многими талантами.
серебром небольшой футляр и поставил его на стол. Хитро подмигнув императору,
Трион повернул тумблер, и комната наполнилась коротким .неприятным треском. Звук
становился все тоньше, пронзительнее и наконец исчез.
сделалось одновременно и хитрым и глуповатым - точь-в-точь ребенок радуется
своей проделке. - Ни боги, ни гении больше нас не слышат.
понизил голос.
императору не с пустыми руками.
то ощутил себя богом!
так не ошибался.
Афанасьев Роман
Грабб Джеф
Махров Алексей
Гуревич Георгий
Шилова Юлия
Шилова Юлия