П.АМНУЭЛЬ

АВРААМ, СЫН ДАВИДА

Он пришел рано, как и договаривались.

Солнце стояло низко, но песок еще не остыл после вчерашнего, и
ступать босыми ногами было трудно - будто по остывающим углям. Мальчишке
хоть бы что - стоит, переминаясь, смотрит в глаза, ждет.

- Пошли, - вздохнул Доминус. - Хотя смотреть там особенно не на что.
И опасно. Скорпионы, змеи.

- Я хочу видеть, - упрямо сказал мальчик. Он приставал к Доминусу уже
третью неделю: сведи, да сведи. Почему на Холмы? Есть замечательные места
к востоку - и ближе, и красивее, и опасности никакой. Дети бывают ужасно
упрямы, хотя этот мальчишка наверняка точно знает, чего хочет. Развит не
по годам, да и физически крепок - можно дать все двенадцать. Когда
Доминусу исполнилось девять лет, он был хилым, как и все дети. Постоянно
хотелось есть, а этот неизвестно откуда берет силы - богатырь,
залюбуешься.

- Пошли, - повторил Доминус и, отмерив на глаз расстояние до
ближайшего дерева, пустился вприпрыжку. Под солнцем сразу защипало в
спине, побежали мурашки, забухало сердце. Ничего, днем было бы хуже.
Прошлым летом Карон, сводный брат Доминуса, умер, выйдя в полдень из
селения, чтобы взять оставленную в поле с вечера корзину с плодами
лимонеллы. Солнце не любит, когда забывают о его силе.

Они миновали три дерева, и Доминус позволил себе остановиться. Ноги
гудели. Мальчишка стоял на границе тени и света, из-под ладони смотрел на
селение. Люди еще спали. Хижины издалека казались игрушечными, животные
бродили под тентами, лакали густое питательное варево из низких кормушек.
У Камня видно было какое-то движение, но Доминус не мог разглядеть - то ли
уже поднялся Первосвященник, то ли дебильный Ксант посыпает жертвенник
свежим песком.

- У старика опять спина болит, - сказал мальчик, - согнулся весь.

Доминус поразился (в который раз!) остроте его зрения.

- Не называй Дагора стариком, - наставительным пастырским голосом
сказал он. - Какой он старик, если один поднимает большого жертвенного
барана?

Мальчик промолчал, улыбка его была странной. Он не любил
Первосвященника. Неприязнь была взаимной, потому что мальчик предпочитал
молиться в одиночестве, и это, по мнению Дагора, могло привести род к
беде. Мальчик молился один, даже когда стоял рядом с отцом, и это так
бросалось в глаза, что неприязнь Первосвященника становилась вполне
понятной. Доминусу временами казалось, что мальчик и не молится вовсе, а
произносит слова, не вдумываясь в их смысл. Грех. Возможно, простительный
для ребенка.

Доминус приготовился к тяжелому броску - ближайшее к северу дерево
находилось на расстоянии не менее тысячи локтей: значит, придется бежать
изо всех сил, иначе за пять отсчетов водомерки не успеть, и тогда
захлебнешься в кашле, а солнце так исколотит, что спину придется оттирать
соком кактусовых игл - целебным, но ужасно вонючим.

- Готов? - спросил он. - Вон то дерево, с высокой кроной.

- Лоредан, - сказал мальчик.

- Что? - не понял Доминус.

- Лоредан. Я придумал названия для всех деревьев, что видны из
селения. Легче объяснять дорогу.

- Вот за это тебя и не любят многие, - пробурчал Доминус. - Деревья -
это деревья. А тебе лишь бы что-то свое...

- Интереснее, - коротко сказал мальчик.

- Вперед! - приказал Доминус.

Так они и двигались - перебежками, а солнце поднималось все выше,
воздух раскалялся, даже в тени деревьев мир казался сковородой, на которой
жарилось мясо. Их собственное.

Привал сделали только тогда, когда с неба начали опускаться легкие
белесые хлопья, оставлявшие на песке красноватые следы, будто на коже
после ожога. Следы медленно бледнели и исчезали. Первосвященник утверждал,
что хлопья - облака - выдувают Творцы, чтобы немного охладить пылающее
солнце. Небо было густо-голубым и пустым до самой тверди, облака рождались
из пустоты и, наверно, действительно понемногу охлаждали солнце - к
вечеру, перед закатом, оно становилось не таким грозным и даже темнело по
краям.

Они сидели в тени дерева, жевали вязкий и на такой жаре невкусный
сыр, Доминус постарался найти местечко поукромнее, чтобы падавшие облака
не попали ни на одежду, ни тем более на открытые части тела.

- Дались тебе эти Холмы, - вздохнул Доминус. Мальчишка поперхнулся,
закашлялся, и, отдышавшись, сказал укоризненно:

- Ты же обещал мне...

- Да, это я так... Жарко. И можем до вечера не успеть вернуться.

- Далеко еще?

- Кажется, больше половины пробежали. В общем-то, теперь должно быть
легче. Сейчас появится коридор, я тебе рассказывал.

- Пошли, - сказал мальчишка и вскочил, дожевывая кусок. - Уже не
падает, видишь?

Выходить в жару не хотелось. Но после полудня под деревьями
становилось даже опаснее, чем под прямыми лучами солнца: кора начинала
выделять сок, не только дурно пахнущий, но способный и отравить.

- Сюда, - Доминус показал направление на старый могильный камень. -
Здесь был когда-то похоронен один из Старейшин, звали его Арье-основатель.
Великий был человек, он и селение, где жил Доминус, поставил, и имя ему
дал - Счастливая юность, но имя это Доминус не любил, никакого счастья в
юности не испытал, да и не знал, бывает ли оно вообще, или это выдумка
Творцов, чтобы поставить перед человеком цель. Иначе - зачем жить?

Когда в самую жару они, наконец, поднялись на Холмы, оба валились с
ног. Здесь через каждую сотню локтей стояли навесы из сушеной коры, да и
деревья росли не так далеко друг от друга, как в Долине.

Они проковыляли мимо огромного каменного жертвенника высотой в два
человеческих роста, миновали длинную аллею деревьев, которые, как
утверждал Верховный, были когда-то специально высажены вдоль дороги, хотя,
конечно, поверить в то, что деревья кто-то мог высадить, было трудно.

В хижину Верховного их не допустили, и Доминус, передав по цепочке
послание от старейшин селения, побрел было к знакомому служке -
устраиваться на отдых.

- А книги? - спросил мальчик.

- Ах да, - Доминус совершенно забыл, что именно книги и были причиной
путешествия. - Я не обещал, что поведу тебя в Хранилище, как только мы
придем! Я устал.

- Ты обещал.

- А, чтоб тебе... - Доминус по опыту знал, что от мальчишки не
отвяжешься, придется идти.

К счастью, Хранилище располагалось не очень далеко, Доминус трижды
прочитал Благодарение, а они уже дошли до узкого прохода между двумя
вертикально стоявшими каменными плитами. Проход, в отличие от хижины
Верховного, никем не охранялся, и они нырнули в темноту и тишину, будто в
царство мертвых.

Шли наощупь, и мальчишка несколько раз наступал Доминусу на пятки.
Они вышли в казавшуюся бесконечной комнату с низким потолком, под которым
на коротких цепях подвешены были масляные лампады, освещавшие столы с
лежавшими на них книгами.

Из темноты выступил тощий старик, единственной одеждой которого была
грубая набедренная повязка. Старик выглядел едва живым, и только взгляд
его, внимательный и острый, заставлял подумать о скрытой силе.

- Доминус из Счастливой Юности, - сказал старик. - Последний раз ты
поднимался на Холм двенадцать лет назад. А мальчика вижу впервые.

- Ты меня знаешь? - поразился Доминус.

- У меня хорошая память, - улыбнулся Хранитель. - Я запоминаю все и
всех. Собственно, это моя профессия. Я записываю свои наблюдения
специальными знаками, пополняя Хранилище. Так делал мой отец, а до него
мой дед, сейчас я учу этому внука, потому что сына у меня нет. Итак,
Доминус, как зовут этого мальчика и почему ты привел его сюда?

- Авраам, - сказал Доминус, - сын Давида. И не я его привел, а он
меня.

- Авраам - редкое имя, - пробормотал старик, - а Давида я знаю,
потому что он единственный с таким именем. Но мне никто не говорил, что у
Давида есть сын.

- Шустрый малый, - осуждающе сказал Доминус, - но плохо чтит старших
и...

- Ты сказал, - прервал его старик, - что он привел тебя сюда. Что это
значит?

Мальчик вырвался, наконец, из цепких пальцев Доминуса и, подойдя к
Хранителю, с неожиданным почтением опустился перед ним на колени.

- Ты, который помнишь все, - тихо сказал Авраам, - я хотел... я не
знаю... я думаю...

- Ну-ну, - сказал Хранитель, - не настолько я мудр, чтобы падать
передо мной ниц. Вставай-ка и перестань волноваться. Что ты хотел, чего ты
не знаешь и о чем думаешь?

- У тебя... должна быть... книга, которая сохранилась от Первых
людей...

Старик заставил мальчишку подняться с колен и, обняв за плечи, повел
к низкой скамье.

- Кто рассказал тебе о Первых людях? - спросил он, усадив Авраама
рядом с собой. О присутствии Доминуса он, казалось, забыл, и тот
приблизился, чтобы слышать разговор - в конце концов, Давид, отец Авраама,